Горбун, Или Маленький Парижанин - Поль Феваль

Родом из Бри и всегда был добрым христианином». — «Упокой, Господи, его душу! — сказали они тогда. — Мы его хорошо рассмотрели». — «А как он был одет, друзья мои?» — «На лице черная маска, а сам в белом атласном полукафтане».

По кучке слушателей пробежал шепоток, они стали обмениваться знаками. Гонзаго одобрительно кивнул. И только на лице у мэтра Плюмажа-младшего играла скептическая улыбка. Он думал про себя: «Вот хитрющий нормандец, раны Христовы! Но погоди, мое сокровище, мой черед еще не пришел, битый туз!»

— Ну, стало быть, так, — продолжал Галунье, ободренный успехом своей побасенки. — Может, я изъясняюсь не как литератор, но ведь моя работа — держать шпагу, да и присутствие вашей светлости меня смущает, при моем чистосердечии этого не скроешь. Но в конце концов правда есть правда. Исполняй свои долг, и плевать на то, что о тебе будут говорить! Я прошел вдоль Лувра, потом между рекой и Тюильри до самой заставы Конферанс. Затем двинулся по Бур-ла-Рен, потом трактом на Бийи и бечевником на Пасси, миновал Пуэн-дю-Жур и Севр. У меня была одна мысль, сейчас увидите. Наконец, я добрался до моста Сен-Клу.

— Сети! — прошептал Ориоль.

— Вот именно, сети, — подмигнув, согласился Галунье, — вы попали в самую точку.

«Неплохо, весьма неплохо, — подумал мэтр Плюмаж. — Этак я и впрямь сделаю из этого плута Галунье что-нибудь путное».

— И что же ты обнаружил в сетях? — недоверчиво нахмурившись, осведомился Гонзаго.

Брат Галунье расстегнул свой полукафтан. Плюмаж вытаращил глаза. Этого он никак не ожидал. Предмет, который Галунье достал из-за пазухи, был найден им вовсе не в сетях у моста Сен-Клу. Этих сетей он в глаза не видел. В те времена, так же как и сегодня, сети у моста Сен-Клу были скорее всего широко распространенным мифом. То, что брат Галунье извлек из-за пазухи, он нашел в покоях Лагардера этим утром, во время первого их посещения. Он взял это без каких-либо определенных целей, просто потому, что не любил, чтобы что-нибудь валялось без дела. А Плюмаж тогда ничего не заметил. Это был ни много ни мало белый атласный полукафтан, в котором Лагардер явился на бал к регенту. Галунье предусмотрительно окунул его в трактире «Венеция» в ведро с водой. Он протянул полукафтан Гонзаго, и тот в ужасе отпрянул. Все вокруг испытали то же чувство: это был вне всякого сомнения наряд погибшего Лагардера.

— Ваша светлость, — скромно проговорил Галунье, — труп слишком тяжел, и я сумел принести только это.

«Ризы Господни! — подумал Плюмаж. — Мне придется Держать ухо востро, этот плут — малый не промах!»

— А ты видел труп? — осведомился Пероль.

— Позвольте, — приосанившись, заметил брат Галунье. — Разве мы с вами вместе пасли гусей? Я вам не тыкаю. Оставьте свои непристойные фамильярности, его светлость ничего такого вам не позволял.

— Отвечай на вопрос, — потребовал Гонзаго.

— Вода там глубокая и мутная, — ответил Галунье. — Сохрани меня Бог что-нибудь утверждать, когда я не уверен.

— Вот так-то! — вскричал Плюмаж. — Именно этого я от него и ждал! Раны Христовы! Да если б мой кузен соврал, я перестал бы с ним знаться!

Подойдя к нормандцу, он отсалютовал ему шпагой и добавил:

— Но ты не соврал, золотце мое, Господь тому свидетель! Да и как мог труп оказаться в сетях в Сен-Клу, если я видел его в нескольких добрых милях оттуда, в сырой земле!

Галунье опустил глаза. Все взгляды обратились на Плюмажа.

— Миленький мой, — снова заговорил тот, обращаясь к приятелю, — с позволения его светлости, я готов дать блистательное подтверждение твоей искренности. Ты — редкий человек, и я горжусь, что ты — мой брат по оружию.

— Оставьте, — перебил его Гонзаго, — я хочу задать этому молодцу один вопрос.

И он указал на Галунье, который стоял перед ним с самым невинным и чистосердечным видом.

— А как насчет тех двух удальцов, что охраняли молодую женщину в розовом домино? — проговорил принц. — О них вы можете что-нибудь сообщить?

— Должен признаться, ваше высочество, — отвечал Галунье, — что я занимался только другим делом.

— Битый туз! — вмешался Плюмаж, чуть заметно пожимая плечами. — Не надо предъявлять к мальчонке чрезмерных требований. Мой друг Галунье сделал, что смог. Слышишь, Галунье, я считаю, что ты достоин всяческих похвал. Я доволен тобой, сокровище мое, но все же тебе со мною не тягаться. Куда там, тебе до меня далеко.

— Значит, вы добились большего? — с оттенком недоверия поинтересовался Гонзаго.

— Oun per рос132, ваше высочество, как говорят во Флоренции. Раны Христовы! Уж коли Плюмаж берется искать, он находит не тряпки в воде, а кое-что посущественней.

— Посмотрим, что вам удалось сделать.

— Прежде всего, принц, я поговорил с двумя мошенниками — ну, точно так же, как сейчас имею честь беседовать с вами. Secundo, то бишь, во-вторых, я видел тело…

— Ты в этом уверен? — вырвалось у Гонзаго.

— В самом деле? Говорите же! Рассказывайте! — посыпалось вокруг.

Плюмаж подбоченился и начал:

— Ну что ж, начнем по порядку. Я себя уважаю, а тот, кто полагает, что первый встречный может меня перещеголять — безмозглый тупица. Есть, конечно, люди не без способностей, как вот, к примеру, мой кузен Галунье, но им до меня далеко. Для этого всего нужны и природные данные, и умение, и особые познания, не говоря уж про интуицию, прах меня побери, верный глаз, нюх, острый слух, твердые руки и ноги, крепкое сердце. И у нас все это есть, клянусь головой! Расставшись со своим другом на рынке Вифлеемских младенцев, я сказал себе: «Ну, голубчик Плюмаж, пораскинь-ка мозгами: где могут быть эти забияки?» И пошел я эдак от двери к двери, заглядывая во все углы. Знаете «Черную голову» на улице Сен-Тома? Всяких рубак там пруд пруди. И вот около двух два этих мошенника выходят из «Черной головы». «Привет, земляки!» — говорю я им. «А, Плюмаж, привет!» — А я знаю их обоих как облупленных. — «Ну-ка, пойдемте со мной, голубки». И веду их на другой берег, напротив Сен-Жермен-л'Осер-Руа, в ров подле бывшего аббатства. Ну, мы и поговорили un per рос в терцию и кварту. Спаси, Господи, их души, они уже никогда не будут никого охранять, ни днем, ни ночью.

— Так вы вывели их из игры? — уточнил Гонзаго, который не совсем понял.

Плюмаж нагнулся и сделал вид, что снимает с кого-то сапоги, причем дважды. Затем, снова приняв серьезный и гордый вид, нагло заявил:

— Да что там, их же было только двое, а я и не таких уделывал!

5. ПРИГЛАШЕНИЕ

Галунье смотрел на своего благородного друга с восхищением и нежностью. Едва Плюмаж приступил к своему вранью, Галунье уже искренне признал себя побежденным. Его мягкая и добрая натура, равно как скромная, незлобивая душа были сами по себе достойны уважения не меньше, чем Плюмаж-младший со всеми его блистательными достоинствами.