Девятый Замок - Хаген Альварсон

И Хранитель отскочил. Пригнулся. Меч прошёл над ним, а нога его описала круг по земле… подсечка. Борин едва устоял. И, обернув меч остриём вниз, вонзил его в бедро противника, распоров белые кожаные штаны.

Алая кровь на белом была прекрасна.

Пока не превратилась в тягучую ртуть.

Густая жидкость с металлическим отливом вытекала из раны. Не струей, не толчками — медленно, величаво. Борин заворожено глядел на льющийся металл. И потому пропустил удар. Кулак в кожаной перчатке с заклепками обрушился на его темя, повергая во тьму.

Борин помотал головой, приводя мир в порядок.

И пошёл снег.

Белое пламя кружилось в неистовом танце. Холод обжигал руки и лицо, и Борин похвалил себя за то, что заранее обернул рукоять толстой дублёной кожей. На таком морозе ладони приросли бы к металлу, их пришлось бы отрывать с мясом…

Хранитель шёл на него, обнажив наконец-то меч.

Борин стоял несокрушимой башней, отражая удары. Он не боялся, что меч лопнет — чёрные дверги глубин всегда работали на совесть. А вот Лоддир явно не мог положиться на крепость своего свэрда с округлым острием. Длиною мечи были равны, вдобавок, Лоддир был более чем вдвое выше Борина, но отражать удары не мог. Он прыгал, изворачивался либо принимал удары на чешуйчатый нагрудник. Чем дальше, тем заметнее он хромал. Белое полотно летящего снега скрывало от Борина маску, и он рубил теперь скользящий меж снежинок алый плащ.

Дверг начал уставать. Мэккир с длинной рукоятью, крупным железным "орехом" в хьяльте и широкой крестовиной был тяжелым. Неправильный поединок затягивался. Конечно, был колдовской способ вдвое уменьшить меч, именно так Борин и носил Вергельд в дорожной сумке, но как только Лоддир получит преимущество в длине клинка, бой будет окончен. Застрявшие в бровях и ресницах снежинки начали подло таять, застилая взор мутноватой водой. Оружие едва не валилось из рук. Старый мечеборец из Хринг Свэрдан оказался прав: Борин — скальд, не убийца, и арфа в его руках пела лучше меча.

Хранитель играл с ним. Несколько раз Борин открылся для удара, но свэрд лишь оцарапал его, хотя должен был сокрушить кости.

И тогда Борин прошептал:

— Плати за своё снисхождение!

Занес меч справа, но ударил слева, с разворота. Клинок врага впился ему в плечо, сквозь мясо в кость, рука дрогнула, но меч не остановил полёт. Багровые сполохи пробежали по лезвию, когда Вергельд с грохотом разбил панцирь, увяз во внутренностях… Борин потянул меч на себя, острая кромка разрезала плоть, покидая тело Хранителя. Тот безмолвно согнулся и упал, скорчился, точно раздавленный червь. Лоддир дёргался в луже ртути, умирая.

— Не было удачи поддаваться внуку Тора, — прохрипел Борин, вкладывая меч в ножны. Рассечённое плечо жгло, рука повисла, точно тряпка, любое движение отдавалось страшным эхом в сломанной кости. А в душе первыми подснежниками расцвела радость. Дедушка Тор довольно улыбался и кивал седой головой. Где-то там, в Золочёных Палатах…

— Вот и нет более урона чести Хёльтурунгов, — шептал Борин, и ветер срывал слёзы с его век. — Доволен ли ты, дедушка? Гордишься ли ты мной?

Снегопад прекратился. Меж косматых туч выглянуло солнце. Борин вздохнул с облегчением и направился к Хранителю, который, похоже, замер и околел в сугробе.

Внезапно Лоддир распрямился, отряхиваясь. Не было больше на нем плаща, не было меча в руке, не было огненной бороды. Личина улыбалась одними глазами.

— Хорошо, сын Торина, очень хорошо! — смех раздавался отовсюду, точно звонкие рога, точно несмолкаемые барабаны торжествующих победителей. — Ты убил меня мечом, не словом, как боец, а не скальд? Так значит, ты простил его, своего злобного старика, ты великодушно простил ему крошку Эвьон? О, ты воистину могуч! Я кланяюсь, кланяюсь…

Он поклонился. Борин сорвал маску, выдернул личину из шлема.

И увидел себя.

Отраженного в выпуклом зеркале, которым стало лицо Хранителя. Ни глаз, ни носа, ни рта, ни иных неровностей — гладкий, шлифованный металл. Борин не выдержал собственного взгляда, отвернулся, и завыл, торжествуя, ветер над перевалом Драккетар. И солнце почернело, ибо таково оно в Стране Отчаяния. И тени спустились с гор, и Борин знал, что не сможет причинить им вреда мечом, и уж тем более не сможет перенести себя через горы, как когда-то.

Ему нужны были слова.

За спиной открылась дверь; и Подземный мир принял его, чтобы мучить и наставлять.

* * *

…Он бежал по каменным переходам, без факела и надежды, а за ним гнались тени перевала. Рана на плече кровоточила и жгла. Путь освещал седой мох, но беглец почти ничего не видел, нащупывал путь руками. Сзади слышались бессвязные крики, пронзительные вопли, хохот, рыдания, чавканье. Преследователи звали его по имени, просили вернуться, но их безумные голоса гнали скальда прочь, всё глубже и глубже.

Внезапно он оказался в большом зале, где смог различить десятки накрытых чёрными скатертями столов, на которых горели крохотные свечи. Казалось, кто-то сидит за теми столами. Неподвижно, в оцепенении. Борин остановился, перевёл дух. Погоня словно бы отстала, но далёкие голоса не смолкали, хотя и отдалились. Тогда Борин решился рассмотреть собравшихся. И первое же лицо повергло его в ужас.

То была Асвейг, дочь Орми, его мать. Рядом сидел Торин Кирка, отец Борина, тяжко оскорбивший некогда самого Тора. Родители не повернули головы, когда Борин обратился к ним, не пошевелили и глазом, глядя перед собою, в никуда. Конечно, подумал Борин, они же мертвы. Мертвецы безмолвны. Сын мёртвых родителей отошёл от них, словно отрёкся в третий раз от рода своего, и зашагал дальше, сквозь зал.

За столами сидели родичи. Весь род Хёльтурунгов собрался там. Дядюшки и тётушки, братья и сёстры, Торунна Златовласка, Торунна Хвастунья, две хапуги Эльда и Велла, и ещё многие, кого Борин и в глаза-то никогда не видел.

На высоком престоле сидел Тор сын Хрофта. За ним угадывались очертания древних предков — Хрофта, Бюллейста, Бельварда и прочих, до самого Хёльтура Высокий Дом. Они смотрели на Борина, сквозь Борина, и одинокий беглец чувствовал щемящую грусть. Нету для него места за теми столами, и потому предки безмолвны. А погоня приближалась. Хотелось упасть на колени перед троном, и плакать, и молить о прощении. Но Борин не упал. Железо серых глаз, где иногда вспыхивала синяя сталь, великое наследство Тора, удержало внука зодчего на ногах.

За престолом была еще одна дверь. А возле той двери его встретила Фрейя Тьорвдоттир, мудрая женщина из рода Бёльторда, бабушка. Она была такой, какой он застал её в Доме Ожидания: бледное морщинистое лицо, тёмные впадины глаз, чёрная шаль. Ни нежности во взоре, ни ласки рук. Только холод и мудрость.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});