Дети войны. Народная книга памяти - Коллектив авторов

Поселили нас в Сосновой Поляне, где и проживаем до сих пор. Я сразу заболела свинкой. Потом меня отдали в детский сад. Валя, старший брат, пошел на стройку с мамой, Тося, сестра, – в ФЗО на прядильную фабрику. Паша, средний брат, помогал маме, его взяли собирать металлолом, которого было достаточно в этом районе.

В Сосновой Поляне было всего шесть домов двухэтажных, коридорная система. Нам дали комнату. Остальные дома были разрушены, со временем их восстановили. Нас, ребятишек, было много, мы потихоньку умирали: и дифтерия, и туберкулез, и тонули в воронках, и рвались на минах. (Немцы, отступая, наоставляли их достаточно.) Я тоже маме помогала – ходила за гнилушками, в Лигове были поля с картофелем, и весной он лежал наверху поля. Собирали крахмал и пекли лепешки. Старшие меня не брали с собой, так как были большие овраги (они и сейчас есть, не доходя «Рубежа»). Короче, в 1946–1947 годы был страшный голод. Мама получала на нас карточки. На них получали жмых, сою, дуранду и другие продукты.

Фаина у обелиска, где похоронен отец

Так мы начали городскую жизнь. Много можно еще что написать, навспоминать, но остановлюсь.

Нашла я место, где погиб мой отец, – в Заполярье, в районе 63-го километра дороги Мурманск – Печенга. На большом обелиске выбиты и его фамилия, имя, отчество. Всех мне пришлось похоронить на Красненьком кладбище в Автово: маму, старшего брата Валентина, сестру Тоню, брата Павла. Я осталась одна. А у меня большая прекрасная семья. Мне 76 лет.

На работу выводили под конвоем

Маурер Валерия Иосифовна, 1930 г. р

Я родилась 21 мая 1930 года в г. Красноармейске Саратовской области в Автономной советской социалистической республике немцев Поволжья. Немцы поселились в этих краях по приглашению Екатерины Второй в 1764 году.

Тридцатые годы – это было голодное время, шла коллективизация, начались репрессии. Арестовали моего деда, сослали в Магадан, где он был расстрелян (по другой версии – умер). В ссылку попали два моих дяди. Должны были отправить туда и моего отца – в 1938 году. Его отпустили неожиданно, в связи со сменой руководства КГБ.

Было очень страшно.

Когда я представляла, что к нам во двор явятся фашисты, меня охватывал такой ужас, что я боялась разрыва сердца.

Когда началась война, мы жили на Северном Кавказе в городе Ессентуки. Отец был военнообязанным и сразу явился в военкомат, но его не мобилизовали. Вскоре у нас появилась масса беженцев из Украины и Белоруссии, а город начали готовить к бомбежкам. Рылись окопы, на оконные стекла наклеивались бумажные полоски, чтобы стекло не рассыпалось. Окна надо было завешивать темными тканями, чтобы не проглядывал электрический свет. Было очень страшно. Когда я представляла, что к нам во двор явятся фашисты, меня охватывал такой ужас, что я боялась разрыва сердца.

Валерия

Поступали эшелоны с ранеными. В санаториях курорта расположили госпитали. Все горожане встречали бойцов с цветами и подарками. Школьники собирали у населения фрукты, овощи, сладости, курево, предметы необходимости и посещали раненых, помогали ухаживать за ними, читали письма, писали ответы, выполняли их просьбы, проводили концерты. Балетная студия дома пионеров, в которой я училась, тоже давала концерты. Там я выступала на сцене в последний раз. До боли было тяжело смотреть на молодых ребят, прикованных к постели, ослепших, без рук, ног, на их страдания.

Родители уже знали, что немцев Поволжья выселили в Сибирь, на север, в Казахстан, что идет переселение изо всех районов страны. Нам объявили о высылке 30 сентября. На сборы дали 48 часов. С собой можно было брать только самое необходимое: посуду, постель, одежду. Оставлять свой любимый город было невыносимо тяжело, ведь в указе было сказано, что выселяют навечно, а в случае самовольного выезда с места поселения грозила ссылка на 25 лет.

Труднее всего было с туалетом – надо было подолгу терпеть. Когда поезд останавливался, все устремлялись из вагонов и садились вдоль состава, подлезали под вагоны. Все рядом: мужчины, дети, женщины.

Весной 1941 года по стране ездила отборочная комиссия Большого театра в поисках молодых талантов. Посетили и нашу студию. Выбрали меня. Осенью мы всей семьей собирались переехать в Москву, где я должна была продолжить учебу при ГАБТ. Нам давали квартиру – видимо, я подавала большие надежды.

И вот вместо этого мы отправлялись в Сибирь. Балет, без которого я не мыслила жизни, был для меня закрыт навсегда. Нет слов, чтобы передать мои страдания о нем во все последующие годы.

Второго октября наш состав отправился в путь. Ехали в товарных вагонах с чугунной печкой-буржуйкой в середине, а по бокам – нары. На верхней полке была наша семья из трех человек, семья из четырех человек и еще двое. На каждой полке было по девять человек, 36 человек в вагоне. Было так тесно, что, если кто-то поворачивался на другой бок, должны были поворачиваться все.

Внизу лежали мать и сестра отца, жившие от нас отдельно.

Труднее всего было с туалетом – надо было подолгу терпеть. Когда поезд останавливался, все устремлялись из вагонов и садились вдоль состава, подлезали под вагоны. Все рядом: мужчины, дети, женщины. Удаляться от вагона опасно, остановки были до сигнального гудка паровоза, и надо было за считаные минуты забраться в вагон, чтобы не отстать от поезда. Это давалось нелегко – ступенек не было, пол вагона высоко.

Нам надо было ехать вдоль линии фронта и пересечь ее на станции Лиски (тогда она называлась – Свобода, потом – Георгиу Деж, сейчас опять – Лиски). Поезда шли без расписания, а в соответствии с обстановкой. Ввиду того что почти все передвигались в товарняках, железнодорожные линии были загажены вдоль всего пути. Лиски были узловой станцией, точкой, на которой шел поворот на Сибирь. Она более всего приближалась к передовой и часто бомбилась. Не всем составам удавалось ее проскочить. Мы проезжали там после того, как Ростов-на-Дону был отбит нашими войсками. Перед ним на станции Батайск скопилось множество эшелонов, ожидавших свою очередь перегона в Лиски. Наша очередь дошла через двое суток. Ехали под бомбежками. Как только раздавалась тревога, мы должны были не высовывать носа из вагонов. Охранники с винтовками, сопровождавшие нас, закрывали вагон на засов. Те, кто не успели добежать до вагона, прятались во ржи, кукурузе и других растениях. Поля в этот год ломились от урожая. Урожай погибал на корню. Как жаль было смотреть на это! Всем этим мы пользовались в пути. Остановки были, даже успевали иногда сварить суп в самоваре.

Поезд, отправленный перед нами, разбомбили на станции Лиски. Нам повезло – мы проскочили. Когда поезд остановился у вокзала, мы с мамой пошли в туалет. Вокруг валялись чемоданы с рассыпанными вещами, фотографии, оторванные руки, ноги, раздробленные головы.