Талтос - Энн Райс

— Папа, — прошептала она, падая на колени. Внезапно протянув к нему длинные руки, она пальцами сжала его лицо.

Он закрыл глаза

— Роуан, — молила она, — пожалуйста, полюбите меня. Тогда, быть может, и он полюбит. Роуан плакала, обхватив пальцами его шею. Удары его сердца отдавались в ушах, оно билось так, словно вырастало все больше и больше.

— Мое имя Морриган, — сказала она.

— Она моя, мое дитя, — сказала Мона. — И твоя дочь, Майкл.

— И я думаю, пришло время позволить мне говорить, — заявила Морриган. — Это снимет бремя решения с вас обоих.

— Дорогая, не спеши так. — Медленно моргая глазами, Майкл пытался прояснить зрение.

Но что-то явно беспокоило эту длинную нимфу. Что-то заставило ее убрать пальцы с его лица и затем их понюхать. Глаза ее сверкнули при взгляде на Роуан, а потом — на него. Она поднялась с колен и бросилась к Роуан. Прежде чем та успела отшатнуться, Морриган понюхала ее щеки и затем отступила назад.

— Что означает этот запах? — спросила она. — Мне он знаком! Что это такое!

— Послушай меня, — сказала Роуан. — Давай поговорим. Это ведь ты предложила. А теперь пойдем.

Она двинулась вперед, оставив Майкла умирать от сердечного приступа, совершенно одного. Она обняла девушку за талию, и та смотрела на нее сверху вниз комично испуганными глазами.

— Вы полностью пропитаны этим запахом

— Как ты думаешь, что это такое? — спросила Мона. — Что бы это могло быть?

— Самец, — прошептала девушка. — Они были с ним, эти двое.

— Нет, он давно умер, — возразила Мона. — Ты подхватила его запах с половых досок, со стен.

— О, нет, — все так же шепотом возразила Морриган. — Это живой самец. — Неожиданно она схватила Роуан за плечи. Мона и Мэри-Джейн поспешили на помощь и мягко отвели ее руки. Майкл уже был на ногах. Боже, это создание уже сравнялось с ним ростом. У девочки лицо Моны, но это не Мона, нет-нет, вовсе не Мона.

— Этот запах сводит меня с ума, — прошептала она. — Вы держите все в тайне от меня? Почему?

— Дай им время все объяснить, — просила Мона. — Морриган, прекрати все это, послушай меня. — Она взяла руки девушки в свои и крепко их сжала. А Мэри-Джейн стояла на цыпочках.

— Теперь ты должна остыть, длинная жердина, и дать им возможность выложить нам всю историю.

— Вы не понимаете, — сказала Морриган внезапно низким голосом, и, когда она взглянула на Майкла, а затем на Роуан, из ее огромных зеленых глаз градом хлынули слезы. — Это самец, неужели вы не понимаете? Это самец для меня! Мама, ты можешь уловить этот запах. Мама, скажи мне правду! — Она уже перешла на крик. — Мама, пожалуйста, я не могу больше выносить все это! — Звук ее рыданий походил на грохот катящегося вниз по лестнице твердого предмета; лицо исказила мука, высокое угловатое тело пошатывалось и слегка согнулось. Она безропотно позволила двум спутницам обнять себя и удержать от падения.

— Давай заберем ее теперь, — сказала Мэри-Джейн.

— Только ничего не делайте с ней, вы должны поклясться, — умоляла Мона. — Мы соберемся и все обсудим, и мы будем…

— Скажите мне, — прошептала потрясенная девушка. — Скажите мне, где он?

Роуан подтолкнула Майкла к лифту и потянула на себя старинную деревянную дверь.

— Входи.

Последнее, что он увидел, прислонившись спиной к задней стенке кабины, были хорошенькие ситцевые платьица, когда женщины, все трое, помчались вверх по лестнице.

Он лежал на кровати.

— Не думай об этом теперь, не думай, — уговаривала Роуан.

Мокрая тряпка — он чувствовав себя точно как мокрая тряпка. Ему это не нравилось.

— Я не собираюсь умирать, — тихо сказал он. Но какие усилия потребовались, чтобы произнести эти слова! Было ли это снова поражение, было ли это ужасное поражение, и основы нормального мира действительно прогибались под его весом, а будущее представлялось в самых мрачных тонах? Или это было что-то такое, что они могли объять и хранить, что-то такое, с чем можно было согласиться, не рискуя разрушить разум?

— Что мы должны делать? — прошептала она.

— Это ты спрашиваешь меня? Ты? Что нам делать?

Он повернулся на бок. Боль стала немного слабее.

Он был мокрый от пота и презирал свою слабость, испытывая отвращение к самому себе и к исходящему от тела жуткому запаху. И где они — эти три красавицы?

— Я не знаю, что делать, — ответил он.

Роуан все еще сидела на краю кровати, ее плечи слегка сгорбились, волосы почти скрыли щеки, глаза уставились в даль.

— Может быть, он знает, что делать? — спросил Майкл.

Голова ее резко повернулась, словно кто-то дернул за пружину.

— Он? Ты не можешь рассказать ему. Не посмеешь ожидать, что он узнает что-то подобное и не… не станет таким же сумасшедшим, как она. Ты хочешь, чтобы это произошло? Ты хочешь, чтобы он приехал? Никто и ничто не сможет встать между ними.

— И что произойдет тогда? — спросил он, стараясь, чтобы его голос прозвучал сильно, твердо, в то время как он осознавал, что все, на что он в данный момент способен, — это задавать вопросы.

— Что произойдет! Я не знаю. Я знаю не больше, чем ты! Боже правый, есть в мире только двое, и они живы, и они не могут… Они не могут …

— Что?

— Неужели некое зло лишило их возможности соединиться, какая-то ложь, предательство питало эту отстраненность, это безумие? Они не такие от природы.

— Продолжай, — попросил он. — Давай это обсудим.

— Нет, не зло, только другой вид природы. — Она отвела взгляд в сторону, ее голос ослаб, теплая рука покоилась в его руке.

Если бы он не был таким усталым. И Мона! Мона… Сколь долго она была наедине с этим созданием, ее первенцем, с этой длинношеей цаплей — девочкой с чертами лица, в точности повторяющими материнские? И Мэри-Джейн… Две ведьмы вместе.

И все время они усердно занимались своими проблемами, спасали Юрия, уничтожали предателей, утешали Эша — это длинное создание, которое не было чьим-то врагом и никогда им не станет, ибо никогда не смогло бы быть.

— Что же нам делать? — спросила она шепотом. — Какое право мы имеем делать хоть что-нибудь?

Он повернул к Роуан голову, стараясь рассмотреть ее яснее. Сел очень медленно, почувствовав укол где-то под ребрами, теперь незначительный, не важный. Он раздумывал словно в тумане, как долго сможет протянуть с сердцем, которое начинает содрогаться так быстро с такой легкостью. Черт возьми, не так уж легко. Это он взволновал Морриган, не так ли? Его дочь, Морриган. Его дочь плачет где-то в доме вместе со своей матерью-ребенком, с Моной.

— Роуан, — сказал он, — Роуан, уж не победа ли это Лэшера? Что, если все произошло по его плану?

— Как мы сможем узнать это? — прошептала она. Ее пальцы прижались к губам — верный признак приступа головной боли. Роуан мучительно старалась избавиться от страданий. — Я не могу убивать снова! — сказала она так тихо, будто вздохнула

— Нет, нет… не это. Я имел в виду совсем другое. Я не могу заставлять тебя! Я знаю. Ты не убивала Эмалет. Это сделал я.

— Сейчас не время думать об этом. Нам нужно думать о том, сможем ли мы справиться в одиночку. Сможем ли мы? Или привлечем к этому других?

— Как если бы она была внедряющимся чужеродным организмом, — шептала Роуан с расширившимися глазами, — а другие клетки пришли, чтобы окружить ее и задержать.

— Они могли бы сделать это, не причиняя ей боли. — Он сильно устал, и его тошнило. Через минуту его бы вырвало. Но он не мог сейчас оставлять ее одну, он отказывался от своей постыдной слабости. — Роуан, семья… Семья в первую очередь, вся семья.

— Испуганные люди. Нет. Не Пирс и Райен, не Беа и Лорен…

— Но и не одни мы, Роуан. Мы не можем сделать правильный выбор одни, а девочки в полном смятении. Девочки идут темными путями магии и волшебных превращений, она принадлежит этим девочкам.

— Я знаю, — вздохнула Роуан. — Именно так он однажды принадлежал мне — дух, пришедший ко мне, полный лжи. Ох, я хотела бы каким-то жутким, трусливым способом…

— Что?

Она покачала головой.

У двери послышался какой-то звук. Она приоткрылась на несколько дюймов, затем снова закрылась. Там стояла Мона. На лице ее остались едва заметные следы слез, видимо, она тоже плакала. В глазах ее застыла беспредельная усталость.

— Вы не смеете обижать ее.

— Нет, — сказал он, — когда это случилось?

— Всего несколько дней тому назад. Послушайте, вы должны прийти. Нужно поговорить. Она никуда не убежит. Она не сможет выжить самостоятельно. Она думает, что сможет, но это не так. Я не прошу, чтобы вы сказали ей, что действительно где-то обитает такой мужчина, просто придите, примите мое дитя, выслушайте ее.

— Мы так и сделаем, — заверила Роуан. Мона кивнула.

— Ты чувствуешь себя неважно, тебе нужен отдых, — сказала Роуан.

— Так было сразу после родов, но сейчас со мной все в порядке. Она все время нуждается в молоке.

— В таком случае она действительно никуда не сбежит, — согласилась Роуан.