Жизнь после Пушкина. Наталья Николаевна и ее потомки [только текст] - Татьяна Рожнова

Находясь вдали от большого света, обитатели Михайловского не знали, что в этот день в Пятигорске комиссия военного суда огласила «сентенцию», в которой приговорила Н. С. Мартынова, М. П. Глебова и А. И. Васильчикова «за дуэль с поручиком Тенгинского пехотного полка Лермонтовым (на оной ныне убитым)» к «лишению чинов и прав состояния».

Но, как и в случае с Пушкиным, в дело вмешался Николай I. Царь не пожелал наказать убийцу, как требовал того закон. Через три месяца это дело было закрыто. Военный суд длился всего четыре дня и свелся к пустым формальностям[132].

Военный министр князь А. И. Чернышев — «Господину Командиру Отдельного Кавказского Корпуса».

«…Государь Император, по всеподданнейшему докладу Его Величеству краткого извлечения из того дела, в 3-й день сего Генваря Высочайше повелеть соизволил: Майора Мартынова посадить в крепость (Киевскую. — Авт.) на гоубтвахту на три месяца и предать церковному покаянию, а Титулярного Советника Князя Васильчикова и Корнета Глебова простить, первого во внимание к заслугам отца, а второго по уважению полученной им в сражении тяжелой раны.

Как подсудимые, с окончанием производства суда, по данному им дозволению из Пятигорска уже выехали: Майор Мартынов в Одессу, а Глебов и Князь Васильчиков в С. Петербург; то сделав надлежащее распоряжение о приведении вышеизложенной Высочайшей Конфирмации в исполнение, имею честь уведомить о том Ваше Высокопревосходительство, для сведения»{685}.

Безусловно, трагическая смерть молодого Лермонтова невольно напоминала гибель Пушкина. Тем более там, в Михайловском, где все дышало Пушкиным и где покоился его прах.

Князь П. А. Вяземский гостил в Михайловском недолго, «с неделю». За это время он успел обойти все окрестности, посетил хозяйку Тригорского, познакомился с ее семейством, приходил поклониться могиле Поэта, на которую обильно падала огненно-рыжая листва: на дворе стояла золотая осень… Осень, которую так любил Александр Сергеевич!..

Петр Андреевич знал Пушкина еще мальчишкой, знал его родителей, его любимую бабушку Марию Алексеевну Ганнибал… Теперь трое из них лежали рядом на фамильном кладбище.

Горькие думы одолевали Вяземского…

В письме А. И. Тургеневу он признавался: «Жить не хочу, а умирать не желаю». К этому времени Вяземский сам пережил много горя: четверо его сыновей умерли малолетними, 11 марта 1835 г. в Риме умерла от чахотки его 18-летняя дочь Прасковья, в минувшем 1840 г. в Баден-Бадене в том же возрасте скончалась дочь Надежда, и эта рана была еще слишком свежа. «Рим потряс меня, Баден сокрушил», — признавался угнетенный князь.

«Я пережил и многое и многих…» — эти слова, будучи первой строкой его стихотворения, легли в основу известного романса.

1 октября 1841 года

Наталья Николаевна — Д. Н. Гончарову.

«Дорогой Дмитрий. Получу ли я ответ хотя бы на это письмо. Я совершенно не знаю, что делать, ты меня оставляешь в жестокой неизвестности. Я нахожусь здесь в обветшалом доме, далеко от всякой помощи, с многочисленным семейством и буквально без гроша, чтобы существовать. Дошло до того, что сегодня у нас не было ни чаю, ни свечей, и нам не на что было их купить. Чтобы скрыть мою бедность перед князем Вяземским, который приехал погостить к нам на несколько дней, я была вынуждена идти просить милостыню у дверей моей соседки, г-жи Осиповой. Ей спасибо, она по крайней мере не отказала чайку и несколько свечей. Время идет, уже наступил октябрь, а я не вижу еще момента, когда смогу покинуть нашу лачугу. Что делать, если ты затянешь присылку мне денег дольше этого месяца? У меня только экипажи на колесах, нет ни шуб, ничего теплого, чтобы защитить нас от холода. Поистине можно с ума сойти, ума не приложу как из этого положения выйти. Менее двух тысячь я не могу двинуться ибо мне нужно здесь долги заплотить, чтобы жить, я занимала со всех сторон и никому из людей с мая месяца жалованья ни гроша не плотила. Если это письмо будет иметь более счастливую судьбу, чем предыдущие, и ты пожелаешь на него ответить, или, что было бы очень хорошо с твоей стороны, сжалиться над моей нуждой, то есть пришлешь мне денежную помощь, о которой я умоляла столько времени, то адресуй, то или другое Булгакову Александру Яковлевичу — московскому почт-директору, он мне перешлет, так как иначе я останусь неопределенное время без твоего ответа.

Сашинька также тебя умоляет снабдить ее письмом к Носову в отношении трех месяцев, за которые ты ей должен — август, сентябрь, октябрь, но чтобы, ради бога, оно было действительным. Князь нам сказал, что он получил сумму, которую мы просили его получить в уплату долга Саши. Отнесись внимательно к нашим двум просьбам, обещаю тебе, что бог тебя вознаградит.

Прощай, дорогой брат, целую тебя, а также жену и всех ваших детей. Моя детвора делает то же. Таша заставила меня серьезно поволноваться, она вдруг заболела, но сейчас ей лучше. Сестра вас также всех целует. Извини меня за каракули и зачеркивания, я торопилась, так как должна занимать князя, который завтра покидает нас. Это он отправит письмо петербургской почтой, я надеюсь, что таким образом ты получишь его скорее»{686}.

В этот же день в Петербурге заседал Опекунский совет, на котором рассматривалось прошение вдовы Пушкина от 10 сентября. В журнале заседания Совета сохранилась запись:

«1 октября 1841.

Слушали письмо вдовы Натальи Николаевны Пушкиной от 10-го минувшего сентября, которым она изъясняет, что для приготовления детей ее к помещению в казенные учебные заведения требуется нанять учителей и необходимую прислугу, а также на наем и содержание квартиры ныне требуется денежных сумм более, нежели сколько прежде оных употреблялось и что на все это всемилостивейше пожалованных на воспитание детей ее 6000 р. ассигнациями в год она находит недостаточным, а потому и просит Опекунство оказать ей в сем случае законное пособие. Вследствие сего опекуны граф Григорий Александрович Строганов и граф Михайло Юрьевич Виельгорский, за отсутствием прочих г.г. опекунов, рассуждая о просьбе вдовы Пушкиной и находя оную вполне заслуживающую уважения, Положили: На наем учителей, квартиры и прислуги для детей покойного А. С. Пушкина выдавать сверьх всемилостивейше пожалованных 6000 руб. ассигн., по 4000 рублей… в год…»{687}.

2 октября 1841 года

Петр Андреевич Вяземский уехал из Михайловского.

В то время, когда он находился близ могилы Поэта, недоброжелатель Пушкина — Идалия Полетика, как и в минувшем 1840-м году, путешествуя за границей, встречалась там с четой Дантес.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});