Введение в общую культурно-историческую психологию - Александр Александрович Шевцов

представлений, а в остальном довольствовалась логическим описанием процесса. На этой достаточно скудной основе стали конструироваться тесты измерения интеллекта.

Выделение психологии из философии привело к тому, что она утратила исходный культурный смысловой образ понятий “интеллект”, “мышление”, который складывался в философской традиции. И психология была еще достаточно далека от того, чтобы построить свой собственный смысловой образ этих понятий. Нельзя сказать, что такие попытки не предпринимались. Они предпринимаются и до настоящего времени.

Понятие “интеллект”, как и многие другие понятия современной науки, имело длительную историю. Оно является культурно-историческим и несет на себе многочисленные наслоения и напластования, предшествовавшие его современному употреблению. В этом сложность его определения, которая зафиксирована в психологической науке. Таких определений слишком много (свыше семидесяти), для того чтобы какое-либо выбранное из них оказалось верным.

Эволюция понятия “интеллект” интересна и поучительна тем, что при сохранности его смыслового образа многократно видоизменялось его значение. Смысловой образ интеллекта задан, видимо, Платоном. Согласно Платону, интеллект (нус) – это то, что отличает человеческую душу от животной. Нус – надындивидуальное по природе творческое начало, приобщающее человека к божественному миру. Аристотель, наряду с таким интеллектом, допускает существование пассивного, преходящего, смертного интеллекта. В дальнейшем ранг интеллекта как бы все время понижается. Он начинает рассматриваться как способность человека к познанию (врожденная или благоприобретенная)» (Зинченко, с.11–12).

Причины, по которым сам Зинченко предпочитает переводить нус не как это было принято в философии – русским словом ум, а с иностранного на иностранный, очевидны. Он сам создает язык собственного сообщества и мучается с ним. Такова судьба всех тайных языков.

В отношении же Аделунга и Гердера, на мой взгляд, совершенно очевидно, что термином «смышленость» они пытаются перевести платоническое понятие «нус». Соответственно, именно оно оказывается определяющим и понятие культуры.

«Культуру, по Аделунгу, характеризуют следующие пять признаков: 1) уменьшение роли физической силы; 2) постепенное сокращение господствующей роли чувственного познания и неосознанных понятий; 3) увеличение роли сознания и разума; 4) смягчение нравов; 5) воспитание вкуса. Со времени, “когда разумное познание получит полный перевес над чувственным, они оба обретут истинную пропорцию по отношению друг к другу, которая пока отсутствует в культуре нового времени и которая одна только способна сделать людей счастливыми”.

Культура означает переход от животного состояния к общественной жизни. Начиная с первой пары людей, народонаселение растет в геометрической прогрессии. Когда им становится тесно, возникает культура.“То, что толкает человека к культуре, не может быть ни чем иным, как скоплением людей на ограниченном пространстве. Культура необходима в тесной общественной жизни, именно это вызывает ее к жизни, все зависит от отношения народонаселения к пространству”.

Прогресс непрерывен, но не однолинеен. В целом современная культура выше древней, но в отдельных сферах, например в области изящного искусства, может ей уступать.<…>

Охота, скотоводство, земледелие – таковы последовательные этапы занятий человека, ведущие к смягчению нравов и росту разума. Лучше ухаживать за животными, чем убивать их» (Гулыга, 1977, с.626–627).

Это требует рассуждения. Что такое «смягчение нравов» с психологической точки зрения? И вообще, как может появиться такой образ? Человек глядит в прошлое и видит, как от эпохи к эпохе нравы «становятся мягче». В прошлое он глядеть не может. Он «глядит» в имеющийся у него образ прошлого, где хранится память о различных исторических эпохах. Память эта неполна и избирательна. Она не только не может хранить все, но и отказывается это делать. Она каким-то образом подбирает только то, что нужно. Кому? Как кажется, человеку. Но почему так часто мы удивляемся тому, что, независимо от нас, хранит наша память, и так часто злимся то ли на себя, то ли на «свою слабую память», которая не только не помнит что-то очень важное, но даже и не хочет это запоминать. И нам приходится просто мучить себя, чтобы зазубрить что-то. «Зазубрить»! Что это? Поставить зазубрины на чем-то, что в состоянии хранить следы и отпечатки?

Итак, нечто в нас, о чем мы сможем поговорить лишь в прикладном разделе, подбирает запоминания так, что у нас складывается избирательная картина прошлого. Глядя в это «прошлое», то есть в эту картину, мы вдруг делаем суждение, что «нравы смягчаются». Это значит, что мы имеем образы различных нравов и нечто, с помощью чего можем их оценивать. И это «нечто» лежит в нашем мышлении вне картины прошлого. Ведь если подойти к этой картине как должно ученому, то надо просто дать ее описание. И тогда мы увидим, что на протяжении истории нравы меняются! Ведь сам же Аделунг показывает, что «прогресс непрерывен, но не однолинеен». Но это в отношении культуры. Здесь его знаний истории хватило, чтобы сравнить свое время с другими и увидеть, что, на его взгляд, древние во многом превосходили современность. А вот в отношении мышления сделать такое сравнение он оказался не в состоянии. Смягчение нравов и рост разума – это улучшение нравов и ума, вот как видят историю мышления мыслители XVIII столетия. И это явное проявление скрытой парадигмы, движущей ими в их исследованиях.

Собственно говоря, и мнение о том, что культура древних в чем-то превосходила современную – то же самое. Превосходила – значит, лучше, значит, нечто в нас оценивает, а не описывает, не создает описание предмета или мира. И если это «нечто» не становится само предметом описания и исследования, значит, оно скрыто от мыслителя, как и то, что подбирает воспоминания. А это значит, что он или скрывает то, ради чего живет, или является «человеческой машиной», воплощающей какие-то подсознательные цели помимо хозяина, но вовсе не думающей, то есть не Мыслящей в высоком смысле.

Это наблюдение позволяет нам вычленить одну из важнейших составляющих обычного мышления – Кант назовет ее «категорическим императивом». По сути же это – право на покой и защиту от чужих, выражающееся в знании добра и зла, то есть в знании того, что считается хорошо и что плохо, что правильно и что неправильно в нашем сообществе. А это значит, что любая оценка нравов возможна только для того, кто сам полностью раб договора о правилах поведения, принятых в определенном сообществе или культуре. Раб – значит, человек, принимающий эти правила не разумно и добровольно, а как само собой разумеющееся, бездумно. Именно бездумная уверенность в том, что «современные» нравы лучше, а разума у нас больше, чем у предков, и привела к постановке вопроса о неверных основаниях естественнонаучной парадигмы.

Однако отсутствие окончательных решений не означает, что вопросы были поставлены неверно. Аделунг и Гердер дали великолепнейшие для своего времени и уровня исторических знаний