Гагаи том 2 - Александр Кузьмич Чепижный

уже не помнит, чем мотивировал свою просьбу проходить интернатуру в больнице Алеевского коксохимического завода, но за всем за этим, конечно, же таилась надежда видеться с Аленой. И вот после того, как жизнь размела его прежние представления, по тем цепко схваченным памятью милым подробностям ее манеры держаться, говорить, смеяться, по трепетному чувству ожидания, по тому, как обрадовался, увидев Алену, как безумно захотел коснуться губами ее золотистой щеки, понял, что произошло с ним... Потрясенный этим открытием, Всеволод окончательно растерялся и тут же ощутил подступающий страх, рожденный, вероятно, неуверенностью и неведением того, что может произойти между ними, если вдруг скажет девушке о своем чувстве. И уж вовсе некстати вспомнился парень, танцевавший в тот вечер с Аленой. В доме Пыжовых он был своим, этот неугомонный Иван, несомненно пользующийся благосклонностью и самой Алены, и ее родителей...

Всеволода охватило отчаяние.

— Стойте, Алена, остановитесь, — пролепетал первое, что пришло в голову. Но встречный ветер отбросил, унес эти, едва слышные слова. И он закричал: — Остановитесь! Остановитесь!

Алена резко затормозила, подумав, что с пассажиром неладно — так неожиданно и тревожно прозвучал его возглас. Обеспокоенно обернувшись, увидела Всеволода уже стоящим на дороге.

— В чем дело, Сева?

— Езжайте, Алена. — Он отвел взгляд. — Я останусь.

— Вот это номер! — недоумевающе воскликнула она. Но я не привыкла в дороге бросать друзей.

— Так надо, — потупился Всеволод.

— Не дури, пожалуйста, уже сердито возразила Алена. — Сейчас же садись.

Всеволод упрямо качнул головой:

— Мне надо побыть одному...

— Ну тогда будь здоров. — Алена щелкнула педалью переключения скорости, крутнула на себя рукоятку газа, добавляя обороты. — Только не обижайся! крикнула на прощанье и умчалась.

Первое мгновение близорукость еще позволяла Всеволоду видеть Алену, но тут же ее очертания смазались, а вскоре и вовсе размылись, исчезли. Всеволод вздохнул, переложил портфель в другую руку, побрел по обочине в сторону города. Мимо проносились легковые автомашины, автобусы, грузовики. Он и не пытался остановить попутный транспорт, просить, чтобы подвезли. Шел, размышляя над тем, что с ним стряслось. Мысли его были горькими, безысходными. И чувствовал себя Всеволод самым несчастным человеком на всем белом свете. Он не знал, что за любовь, как и за все в жизни, надо бороться.

* * *

Уже отъехав, Алена начала догадываться об истинной причине столь необычного поведения Всеволода. Чисто женская интуиция довольно доказательно расшифровала и его радость при встрече, и храбрость, сопровождавшуюся испуганно-спрашивающим взглядом, и более чем красноречивое бегство...

Это открытие не принесло Алене ни радости, ни печали. Разве только вызвало чувство досады. Она вообще иронически-насмешливо относилась к девчонкам, которые чуть ли не гордятся повышенным вниманием к своей особе со стороны мало или вовсе незнакомых парней. Ей претили подобные сближения. Когда ее обсматривали и затрагивали, пытаясь завести знакомство, она демонстративно пресекала всякие поползновения на свою самостоятельность, всем существом отвергая старые взгляды на женщину, удел которой-де ожидать, пока ее соблаговолит избрать мужчина.

Занявшись своими делами, Алена сразу же забыла и думать о том, что произошло на дороге. Аэроклуб жил своей жизнью. Стартовали, уходили в небо и возвращались учебные машины — воздушные спортсмены отрабатывали элементы взлета, пилотирования и посадки. В стороне от взлетно-посадочных полос инструктор показывал новичкам-парашютистам, как правильно укладывать парашюты. В учебных классах шли теоретические занятия.

Здесь собирались рабочие парни и девчонки, студенты, учащиеся техникумов, промышленно-технических училищ — все, кому не сиделось на земле, кто однажды взмыл в поднебесье и навсегда потерял покой, кого манил в свои просторы пятый океан.

Алена тут была в своей стихии. Все ей знакомо, все — свое. Вот так же, как этих новичков, и ее когда-то учили укладывать парашют. Над этим летним ромашковым полем она совершила свой первый прыжок. Тогда по сигналу пилота, не без страха, выбралась на крыло и скатилась с него в бездну. И когда закачалась на стропах под шелковым куполом, сама не зная почему, вдруг закричала — торжествующе, победно. С высоты она и раньше видела весь город: жилые кварталы, микрорайоны, улицы, бульвары, площади, терриконы шахт, дымы над заводами, подступающие к самим окраинам поля... Ведь перед тем, как заняться прыжками, всех их предварительно обкатывали, и Алене не было в диковинку это захватывающее зрелище. Плавно опускаясь по вертикали, она лишь обратила внимание, как по мере приближения к земле город словно растекался во все стороны и вскоре его окраины скрылись за горизонтом. А потом еще крупнее стали земные ориентиры и ограниченней обозреваемое пространство. Над собой она увидела аэроклубовские постройки, черно-белый полосатый конус, указывающий направление ветра, дежурную машину скорой помощи, товарищей, машущих ей руками. В момент приземления Алена подтянулась на стропах, спружинила ногами и сразу же побежала, гася купол парашюта. Очередной парашютист, коснувшись земли, упал, и его поволокло по полю... Группа отпрыгала более или менее удачно, а один парень вообще не вышел на крыло — струсил. «Значит, не собрался, — объяснил инструктор, пресекая насмешки тех храбрецов, для кого первый прыжок уже был позади. — Ничего, Виктор еще покажет вам, как надо прыгать». Тогда был очень подробный разбор каждого прыжка. И только ей, Алене, инструктор не сделал ни единого замечания, ограничившись скупым: «У тебя, Алена, получилось...»

То были незабываемые дни. У нее сразу же все пошло хорошо..Ей начали усложнять программу занятий. Потом была победа на областных соревнованиях, республиканских, включение в сборную команду Украины, учебно-тренировочные сборы, успешное выступление во Всесоюзных состязаниях, снова упорные тренировки уже в составе сборной страны и, наконец, первенство мира, золотые медали!..

А Виктор — машинист угольного комбайна с «Октябрьской» — так и не смог преодолеть страх, хотя работа в шахте тоже не для слабонервных. Совсем нескладно получилось — пришлось ему оставить аэроклуб, подтвердив этим самым еще раз, что каждый человек — непостижимая загадка.

* * *

Простившись с секретарем обкома, Пантелей Пташка заторопился домой. Чтобы не добираться до автовокзала, не терять напрасно.времени, он подъехал троллейбусом до выезда из города, намереваясь потом пересесть на свой, алеевский, автобус, который тоже здесь проходит. Только сошел на остановке, осмотрелся, глядь, Алена катит. Замахал ей рукой, и она подвернула к нему.

— Вот кстати, дочка! обрадовался Пантелей. — Ко двору?

— Так точно!

— Може, возьмешь на свой драндулет?

— Ой, дядя Паня, вас такого нарядного, такого орденоносного разве на драндулете возить?! На открытой «Чайке»! С эскортом!

То от нас не уйдет, — улыбнулся Пантелей Харитонович, — А сейчас и сбоку-припеку согласен.

— Садитесь, — кивнула Алена. — Только сразу же предупреждаю — потихоньку на езжу. Вестибулярный аппарат в порядке?

— Валяй,