Письма на воде (СИ) - Гринина Наталья "NataBusinka"

Сесть на коня Кванджону помогли слуги: сил по-прежнему не хватало, но стоило ему оказаться в седле, как он выпрямился и, пришпорив гнедого рысака, направился вслед за Чжи Моном.

Они неспешным шагом миновали просыпающийся Сонгак, проехали по влажной от тумана долине и приблизились к поросшему лесом подъёму на плоскогорье. Чжи Мон, ехавший впереди в нарушение всех правил, оглянулся: Кванджон следовал за ним, не спрашивая, куда и зачем они едут. Свежий ночной ветер, напоённый ароматом хвои, растрепал его волосы и вдохнул жизнь в потухшие глаза. И астроном удовлетворённо кивнул сам себе: решение было верным.

Осталось немного.

Через каких-то полчаса пути по горной тропе Чжи Мон остановился и спешился, жестом предлагая императору сделать то же самое. Кванджон уже увереннее спрыгнул с коня и, не выпуская из рук поводья, вопросительно посмотрел на астронома. Даже в предрассветных сумерках было заметно, как зарумянилось землистого цвета лицо императора, осунувшееся за время болезни, как стало глубже и мощнее дыхание и развернулись поникшие плечи.

Чжи Мон улыбнулся: надежда его крепчала.

– Сюда, Ваше Величество! – кивнул он на небольшой скалистый выступ у дороги.

– Зачем мы здесь? – дрогнувшим голосом спросил император, когда, обогнув выступ в десяток шагов, они вышли на край обрыва.

Перед ними как на ладони раскинулся Сонгак.

На лице Кванджона мелькнуло смятение, сменившее безжизненную маску последних дней: он узнал то самое место, где почти десять лет назад, возвращаясь из Шинчжу, встретил затмение, в котором почувствовал Хэ Су. Он смотрел не на город в ладонях долины, а выше – на кромку горизонта. Там ало растекался близкий рассвет.

– Посмотрите, Ваше Величество. Посмотрите вокруг. Что вы видите?

– А что я должен видеть? – вопросом на вопрос ответил император, не отводя взгляд от цепочки далёких гор, разделявших спящую древнюю землю и юное золотистое небо.

В его широко открытых глазах отражались багровые всполохи давнего затмения, наполнившего его жизнь новым смыслом.

Смыслом, которого больше не было.

– Это зависит от вас, – промолвил звездочёт. – Что до меня, я вижу там, впереди, новый рассвет над Сонгаком, озаряющий земли Корё, несущий им свет и надежду. А там, – он махнул рукой на скалы за спиной, – я вижу лишь мрак, непроглядную тьму, застилающую прошлое. Сейчас вы стоите на грани между ними, – он кивнул на каменистые зазубрины, под которыми зияла пропасть.

– И что? – взглянул на него Кванджон. – К чему ты клонишь?

– Я говорил вам, что выбора нет. Есть только воля Небес, что зачастую таится и от меня. Однако есть и Судьба – путь, по которому вы должны идти, следуя этой воле. И сердце подсказывает вам, где свернуть, где сделать шаг назад, а где идти вперёд несмотря ни на что. Ваше прозорливое сердце. Что оно говорит вам сейчас, Ваше Величество?

– А что, если оно говорит мне… – взгляд императора переместился к краю обрыва.

– Тогда послушайте его и шагайте вниз, – спокойно откликнулся астроном. – Если вы готовы сделать это. Если вы не желаете возвращаться назад, во тьму, и не можете встретить новый рассвет вместе с вашим народом и вашим государством, ради которого вы преодолели трудный путь по равнинам и горным перевалам судьбы, как сейчас, несмотря на все испытания, слабость и боль. Шагайте, Ваше Величество! И всё, что терзает вас, исчезнет, развеется на ветру.

Глаза императора вмиг стали больными: он понял, о чём ему толковал Чжи Мон. Но, говоря всё это, звездочёт не боялся: терять ему было нечего, даже наоборот, он был уверен, что это именно тот случай, когда клин вышибают клином.

Кванджон долго, невыносимо долго смотрел на астронома, а потом у него подломились колени и он упал на землю.

Его трясло от рыданий, но он не отворачивался, не прятал лицо и плакал так безутешно и горько, что у Чжи Мона разрывалось сердце, однако он ничего больше не сказал, а вместо этого отступил назад, к лошадям, которые беспокойно пряли ушами и переступали с ноги на ногу, пугаясь обрыва, влажного сумрака и тяжёлых, надрывных всхлипываний скорчившегося у края пропасти человека. Но даже лошади чувствовали, что так нужно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Нужно выплакать боль, чтобы она не сожрала тебя изнутри. Нужно отпустить её вместе с тем, что вернуть уже не удастся.

И Чжи Мон терпеливо ждал. Пусть Кванджон не сможет избавиться от этой боли полностью, но хотя бы настолько, чтобы суметь жить дальше. Именно жить, а не существовать день за днём в полумёртвом бездействии.

Когда кружевная вуаль рассвета растянулась над всем Сонгаком и накрыла скалы, вмиг превратив их из серых в розовые, император затих. Он сидел на земле, свесив голову, только вздрагивали плечи и понемногу выравнивалось дыхание. Наконец он поднялся на ноги, шагнул к обрыву и медленно обвёл взглядом Сонгак, приветственно зашумевший навстречу новому дню и яркому солнцу, взошедшему над долиной. Потом он молча прошёл мимо Чжи Мона, одним движением взлетел в седло и пустил коня вскачь, как и подобает императору – впереди, с прямой спиной и гордым разворотом плеч.

А Чжи Мон следовал за ним и улыбался.

Войдя в тронный зал, Кванджон развернулся так неожиданно и резко, что шедший за ним звездочёт не успел среагировать и со всего маха налетел тому лбом на плечо.

– Прошу прощения, Ваше Величество, – поклонился он, пряча за закрытыми веками радужные круги: худое плечо императора оказалось настолько твёрдым и острым, что голова загудела, как ритуальный колокол.

Чжи Мон морщился от боли и изо всех сил боролся с желанием потереть лоб. У него там под ханбоком что, одни кости? Неудивительно, с учетом того, сколько он не ел. Надо его откармливать. Эх, дама Хэ… Подобное под силу только вам!

– Насчёт Хэ Су… – пророкотал у него над головой властный голос, в котором наконец-то проявились хоть какие-то оттенки эмоций.

Звездочёт выпрямился, выпучив глаза и панически соображая, не обратился ли он к придворной даме вслух. С него станется, тем более после подобной контузии!

Но император развеял его опасения:

– Я хочу, чтобы мне докладывали о ней каждый день. Как она одета, чем занимается, здорова ли и главное – как близко от неё находится Чжон. Это понятно?

– Да, Ваше Величество, – даже не удивился астроном.

– И ещё. Отошли гонцов к наместникам провинций. Я жду их во дворце вместе с министрами, – сказав это, Кванджон направился к трону своей прежней упругой походкой.

Если бы он обернулся, то увидел бы, как широко улыбается его советник, потирая рукой ушибленный лоб.

***

Плотный серебристый конверт тревожно холодил пальцы Ван Со, пока он с раздражением вскрывал его, проклиная старательность своего соглядатая: надо же было настолько крепко запечатать донесение, будто это государственная тайна! Хотя в каком-то смысле так оно и было.

В то время как он разбирал мелкие убористые закорючки, рядом почтительно топтался Чжи Мон. Ван Со видел, что астроном отчего-то жутко волнуется, но ему не было до этого дела, хотя его и не покидало ощущение, что Чжи Мон уже знает содержание письма: уж больно подозрительный был у него вид, когда он принёс этот конверт в тронный зал. Да и теперь звездочёт поглядывал на бумагу с таким опасением, точно ждал, что она вот-вот вспыхнет.

Однако вместо этого вспыхнул сам император.

Его руки затряслись, когда он ещё не дочитал письмо до конца, а дочитав, грохнул по столу кулаком так, что звездочёт ойкнул и съёжился, втянув голову в плечи.

– Бэк А говорил, что их брак – всего лишь формальность! А ты взгляни на это! – Ван Со с хриплым воплем ткнул в астронома письмом, безжалостно комкая бумагу дрожащими от ярости пальцами. – «Супруга четырнадцатого принца долгое время наблюдала, как он тренировался с мечом. Они держались за руки и проявляли заботу друг о друге!»

Его срывающийся голос взвился под потолок тронного зала и наверняка раскатился режущим эхом по всему дворцу, но Ван Со было плевать. Плевать!

Вот, значит, как!