Ферзи - Татьяна Чернявская

День шестой

В своём углу, покрытые патиной из липковатой седой паутины и успевшей слегка зарыжеть пыли, висели большие деревянные часы. Простенький, отдалённо смахивающий на собачью будку, домик был выполнен в той непередаваемой технике, что ушлые продавцы с гордостью именуют минимализмом, а мастера отдают для наработки навыков своим многочисленным подмастерьям. Покатая, слегка кривобокая крыша, радушно приютившая в дальнем углу целое семейство крупных толстолапых пауков, низко нависала над зияющим провалом в форме полукруга. Когда-то, давным-давно, ещё, наверное, до смерти Крива, эту чёрную дыру закрывали почти изящные воротца из покрытой эмалью цветастой проволоки, но время безжалостно пустило их на игрушечные серёжки малолетним постоялицам, а керамическую жительницу домика отправило в длительный запой. Во всяком случае, последние лет пять её никто не видел и лишь изредка, откуда-то из деревянного нутра доносилось хриплое у-гу-канье. Несмотря на депрессивное состояние несчастной птички, часы работали исправно и даже без перетягивания гирек умудрялись показывать верное время раз этак десять в сутки. Небольшие технические погрешности и откровенную облицовочную липу с лихвой покрывали шумовые эффекты: стучали старые, ни разу не смазываемые шестерёнки; поскрипывали от сквозняков слегка рассохшиеся доски, да с натужным щелканьем смещались ржавенькие пружинки.

Часы висели на своём месте так давно, что, казалось, сроднились с этим сыроватым углом и пропитались жилым духом по самые шляпки декоративных гвоздей. Часы очень старались служить верой и правдой своей великой миссии: стучали гирьками, двигали слегка поржавевшие стрелки и закрывали прогрызенный злыдней край обшивочной панели. Они по праву считали себя центром и главным украшением этого скудного интерьера, хозяевами следя за передвижениями таких разных и таких одинаковых людишек, что мигрировали между большой расписной печью с вытянутыми вдоль ближайшей стены широкими полатями, стилизованными под ратишанский подиум и круглым, укрытым вышиванкой столом. Обычно двуногие сновали по полу, занятые своими мирскими делами, и совершенно не обращали внимания на усердия почтенного сторожила, засматриваясь на что угодно кроме величественных в своей простоте часов. Однако в этот раз всё изменилось и холодный своей проницательностью взгляд тёмно-зелёных глаз упёрся в выцветший циферблат, заставляя даже запропавшую кукушку приглушить свои вечные вздохи наполовину вынырнув из своего убежища. Казалось, если бы часы могли, они непременно поёжились от такого интереса.

Обладательница страшных глаз уже с момента пробуждения вела себя странно и подозрительно: проверяла углы, шарилась по двери и подоконнику, перетряхивала вещи и даже шерудила в дымоходе, вызвав очередной обвал золы. При этом вздыхала и хмурилась девушка так выразительно, что местный злыдень, притащенный из деревни ещё во время активного противостояния, испуганно переполз на второй этаж от греха подальше. Что обнаружила или не обнаружила странная девица, осталось не оглашённым, только настрой её заметно ухудшился, едва не заставляя колыхаться тёмное марево вокруг бледной фигурки. Пребывая во всё том же выразительном состоянии духа, она принялась готовить завтрак. Неслышно, словно фантом, начистила оставленную в оговорённом месте картошку, запихнув вместе с кусками вчерашней вырезки подальше в печь, активизировала артефакт под винтажным толстобоким самоваром и разложила на платке слегка черствоватые булки. На радостное приветствие свалившейся с полатей во время длительного и основательного потягивания второй девицы она лишь кивнула, а проснувшегося от аромата малинового настоя и славной мясной каши парня вообще проигнорировала. Разложив еду по тарелкам, она чинно проследовала за стол и уставилась на хозяйские часы, будто в жизни не встречала ничего более занимательного для взгляда.

Алеандр, пребывавшая спросонья в состоянии недавно образовавшегося умертвия и посему не слишком реагировавшая на окружающую обстановку, сперва внимания на поведение подруги не обратила. Адекватно воспринимать окружающую действительность без полноценного купания и кружечки бодрящего настоя она по утрам могла с превеликим трудом, но пять минут активного фырканья над рукомойником быстро внесли просветление в её взлохмаченную голову. Тогда-то взгляд травницы из неосмысленного стал подозрительным, и девушка с некой опаской и отстранённостью перебирала косички, очевидно всерьёз опасаясь недосчитаться половины. Если Виля и насторожила холодность духовника, виду молодой человек не подавал, больше беспокоясь о состоянии собственной ещё более посиневшей физиономии, после ночных бдений, чем о психологическом комфорте группы. Хотелось, конечно, порадовать блондинку тем, что с восьмой попытки вспомнить текст приемлемой колыбельной всё-таки удалось, но момент для сентиментальных откровений был неподходящим.

За стол садились в торжественном молчании, немного отдающем поминками, но лишённом той непередаваемой слезливости и здорового аппетита после переполненного треволнениями и хождениями дня. Вор ел с некоторой опаской, медленно пережёвывал каждый кусок, периодически хватаясь за ноющую челюсть, и с неким неуловимым изяществом прокручивал между пальцами вилку, размельчая даже разварившуюся картошку. Разговаривать его совершенно не тянуло по вполне естественным причинам. Сидящая возле окна Чаронит к еде отнеслась очень тщательно, не жуя, а вкушая, стараясь каждый свой жест преисполнить благородством, утончённостью и чувством собственного достоинства. Недостаток денег, близкая родня в купеческом сословии и питание в общей студенческой столовой, безусловно, сказались на качестве её манер, и выросшая в поместье на жёстком материнском контроле Валент владела столовыми приборами куда виртуознее. Вот только один вид потомственной ратишанки внушал лёгкий трепет и заставлял сомневаться в собственных познаниях. Выносить эдакую подчёркнуто-вежливую отстранённость блондинки, неприятно напоминающую первые года обучения в Замке, когда в рядах юных учеников разворачивалась настоящая травля всех и вся, натерпевшаяся в компании с Танкой Эл долго не могла. Демонстративно и нарочито громко бросив на стол вилку, травница требовательно вперилась взглядом в подругу, для пущей уверенности уперев в бока маленькие кулачки:

— Так, мне это надоело!

Алеандр нервно дёрнула головой, сбрасывая с глаз густую чёлку и заставляя косички медными змеями расползтись по столешнице. Снежев двумя пальцами с подчёркнутой деликатностью извлёк из своей тарелки случайную интервентку и вкрадчиво поинтересовался у её хозяйки:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});