Знак Дракона (сборник) - Сергей Казменко

Человек этот ждал меня, и мне это очень не нравилось.

— Добрый день, — сказал я, наверное, не слишком любезно, подходя к столику.

— Добрый день, инспектор, — ответил он, вставая и протягивая руку.

Я тут же узнал его. Из всех встреч, которые могла ещё приготовить мне судьба, на сегодняшний день пришлась, пожалуй, самая нежелательная. Он был, как и прежде, рыжим, и, конечно же, бородатым. Но только теперь он не был уже лаборантом у Ваента. Теперь — я знал это, хотя и не следил за новостями подобного рода — он был уже академиком. И то, что член Совета Академии Кей Рубаи отыскал меня в здешней глуши, не сулило ничего хорошего.

— Не называйте меня инспектором. Я уже давно не работаю у вас в Академии, — сказал я.

— Никто не лишал вас этого звания. Но как вам будет угодно, — он пожал плечами и добавил: — Давайте сядем. Мне нужно с вами поговорить. Если вы, конечно, не возражаете.

Мы сели и некоторое время молчали. Я не знал, о чём он хотел поговорить со мной. И не хотел бы знать. Если бы он вдруг встал и ушёл, я, наверное, сумел бы выкинуть этот визит из головы и никогда больше не вспоминать о нём. Мне казалось тогда, что я научился забывать. Прошлое осталось в прошлом, и бесполезно ворошить его, если мы всё равно не в силах ничего изменить.

— Если позволите, я покажу вам некоторые материалы, — заговорил, наконец, Рубаи.

— Вы уже показывали мне когда-то материалы, — не мог удержаться от колкости я. — И не сказали тогда главного.

— Я стараюсь не повторять прежних ошибок, — вполголоса ответил он, не приняв моего агрессивного тона.

Он расстегнул куртку, достал из внутреннего кармана портативный проектор и положил его на стол передо мной. Я давно не видел таких проекторов. Система «Сэнтал», бог знает, какая древность. Такой же точно, помнится, был у Зигмунда. Рубаи, видимо, так и остался пижоном, помешанным на старинных вещах, подумал я. Впрочем, рано или поздно многие становятся такими, потому что с годами всё больше хочется задержать бег времени, зацепиться в своём прошлом за что-то такое, что было бы прочно и неизменно, и рождённые в прошлом вещи дают нам иллюзию такой неизменности. Потому-то и доктор Кастер носит под мышкой свои старинные шахматы. Потому-то и Зигмунд так любил свой необъятный письменный стол. Только мне вот, к сожалению, этого не дано. Потому что я хотел бы навеки забыть своё прошлое.

— Этот проектор, — сказал Рубаи, — принадлежал Зигмунду Бренко, вашему бывшему шефу.

— Принадлежал?

— Да. Он умер четыре года назад.

— Жаль.

Мне действительно было очень жаль старика. Он, в сущности, ни в чём не был виноват передо мной. И то, что после Кабенга я не пожелал его больше видеть, объясняется, конечно, не внезапной личной к нему неприязнью. Просто мне невыносимо было встречаться хоть с кем-то, связанным в памяти с тем временем. И с Кеем Рубаи в том числе.

— Да, жаль. Он работал до самых последних дней, — в голосе Рубаи послышалась укоризна. Он помолчал, потом сказал: — В памяти этого проектора содержатся уникальные материалы. Вам следует с ними ознакомиться.

— Я не занимаюсь историей Нашествия, — буркнул я.

Я вёл себя глупо и прекрасно понимал это. Не мог же я, в самом деле, надеяться, что Академик Рубаи, прилетев ко мне в эдакую даль, обидится, встанет и уйдёт. Обидеть его, конечно, я мог. Но вот имел ли на то моральное право? Вряд ли — даже если и не хотел касаться ничего, что напоминало бы мне о прошлом.

— И всё-таки взгляните, — Рубаи не обратил внимания на мой демарш. — История иногда удивительным образом прорастает в современность. А те материалы, которые записаны в этом проекторе — это не только история.

Я нехотя пододвинул проектор к себе, просмотрел каталог.

Зигмунд всегда отличался чрезвычайной аккуратностью. И точностью в формулировках. Даже без просмотра самих материалов было ясно, о чём идёт речь. Против моего ожидания, материалы эти практически не касались вопросов, которыми в своё время занимался наш отдел. Казалось, Зигмунд намеренно выкинул из памяти всё, что было хоть как-то связано с Нашествием, с тем Нашествием, которому мы пытались противостоять, и причины которого были, наконец, раскрыты и устранены. И я не сразу понял, что мне не казалось это, что это было действительно так. Зигмунд устранил из памяти проектора всё, что могло бы быть объяснено с новых позиций в понимании Нашествия, всё, что хоть в малой степени могло иметь к нему отношение. И удивительным образом выявились при этом явления, которые до сих пор оставались необъяснимыми. Оказывается, с самого момента катастрофы на Кабенге, с того времени, когда были обнародованы все материалы о Нашествии и приняты решения, позволявшие, казалось, забыть об этой угрозе, Зигмунд почти три десятилетия в одиночку, поскольку единомышленников у него не осталось, собирал и систематизировал материалы обо всех явлениях, по-прежнему не находивших объяснения и таивших поэтому потенциальную угрозу для человечества. Забыв обо всём на свете, я просматривал собранные им материалы, и постепенно в душу мою прокрадывался такой знакомый прежде и такой, казалось, прочно, навсегда позабытый холод, за которым, я знал это, шёл по пятам страх. Я чувствовал, как этот страх, страх перед неведомой угрозой, что исковеркал мою жизнь, постепенно зреет в душе, и понимал, что не будет мне больше покоя, как бы ни хотелось мне всё позабыть и оставаться в стороне. Потому что за всеми этими материалами, каких бы смутных вопросов они не касались, где-то там, в далёком и ещё неопределённом будущем снова увидел я тень зловещего предела Зигмунда.

— Насколько достоверны эти данные? — спросил я, закончив их предварительный просмотр. Я знал, что они достоверны. Зигмунд никогда не занимался подтасовкой информации. И не терпел этого в других. Да и Рубаи не прилетел бы ко мне, если бы информация эта не была проверена и перепроверена неоднократно. Но я на что-то ещё надеялся, и потому задал этот вопрос.

— Мы проверили всё. Над этим два года работала специальная группа инфоров. Все приведённые здесь данные достоверны на сто процентов. У нас имеется также множество других материалов, которые не попали в поле зрения Зигмунда.

— И что же это значит? — я задавал ненужные вопросы. Но мне страшно было самому сформулировать ответы на них.

— Это значит, что угроза не миновала.

К столику подкатил поднос с двумя чашками кофе. Видимо, Рубаи сделал заказ, пока я занимался проектором. Он переставил чашки на стол, пододвинул одну ко мне. Потом сказал, улыбнувшись одними губами:

— К сожалению, не могу угостить вас сухариком, как тогда. Забыл захватить из дома.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});