В лесах Пашутовки - Цви Прейгерзон

— Что тут за вопли? — гневно вопрошает она. — Немедленно прекратить! Здесь вам не кабак!

Комендантша не терпит скандалов. Если бы не уважение, которое она питает к доктору Травкину, Софья Владимировна уже давно вызвала бы милицию. Надя умолкает. Встреча с милицией не входит в ее планы. Она садится к столу и прячет лицо в ладони; время от времени слышно, как Надя всхлипывает — глухо, отчаянно. Ее рыдания поднимаются от самого сердца. Неужели это конец всему? Неужели придется отказаться от мечты, от этого предателя, от этого любимого человека? Алеша сидит рядом. Он знает, что в такой ситуации лучше помалкивать, потому что любое сказанное слово лишь вызовет новый взрыв истерических обвинений.

Мало-помалу Надины рыдания стихают. Она напряженно обдумывает ситуацию. Почему, собственно, она должна отказываться от своей мечты? Ведь предательство Алеши не освобождает его от торжественной клятвы, написанной карандашом на клочке бумаги. Проступок совершен, проступок будет наказан, но в общем и целом ничего не изменилось. Надя вытаскивает из внутреннего кармашка смятый листок — она не расстается с ним никогда. «Клянусь своей жизнью… гражданка Ракитова… буду ей верен и никогда не прикоснусь к другой женщине. И если я нарушу эту клятву, то пусть настигнет меня смерть в ту же минуту. Клянусь своей жизнью…»

Надя читает клятву несколько раз — сначала про себя, потом вслух. Затем поднимает голову и смотрит на Алешу.

— Ну, Алексей, что будем делать?

— Надюша, — торопливо произносит он. — Ты ведь знаешь, что я люблю тебя. Пескова — не более чем эпизод. Она не значит для меня ничего. А ты… ты навеки!

— Прекрати эту болтовню! — командует она. — На этот раз не выйдет! Не выйдет!

Кажется, что Надин гнев вот-вот снова прорвется наружу, но она вовремя вспоминает о комендантше и берет себя в руки. Надо подойти к делу серьезно, решить, как быть дальше. Ведь что получается? Мы, женщины, влюбляемся без памяти, всем своим существом отдаемся любимому человеку. Все лучшее, что только есть в нас, всю душу, всю красоту, все будущее кладем к его ногам. И вдруг обнаруживаем, что в ответ получаем не любовь и благодарность, а самое что ни на есть черное предательство! Предательство, которое низвергает нас с седьмого неба в глубину выгребных ям! Она, Надя, много чего повидала в своей жизни. Не раз приходилось ей отвечать ударом на удар, и падать, и вставать, и показывать зубы в ответ на чей-то угрожающий оскал. Но подобного крушения надежд не испытала она еще ни разу.

Кто он, этот Алеша? Слабак, которого тоже потаскала-побила судьба — побила, да так и не научила ничему. Нельзя не учитывать, что за годы лагеря накопилось в нем немало мужского желания. Поэтому он так тянется за любой юбкой. А уж возможностей вокруг хоть отбавляй: проклятая война оставила после себя множество одиноких женщин, жаждущих ласки и любви. Сегодня он запал на эту молоденькую медсестру, завтра попадет в сети какой-нибудь другой хищницы. А коли так, то нужно избавить Алешеньку от этой угрозы, спрятать его подальше, туда, где нет зовущих, манящих, соблазняющих глаз. Иными словами — вернуть его в лагерь.

У нее, Нади, есть полное право на это. Разве не купила она Алешу целиком со всеми потрохами, со всем его прошлым, настоящим и будущим, разве не получила она все это в обмен на его спасенную жизнь? Теперь он — ее собственность. Ей и решать. Да, вернув Алешу в лагерь, она накажет не только его, но и себя. Придется на время отложить исполнение мечты о счастливой совместной жизни. Зато там, в лагере, он будет в полной безопасности, вдали от женщин. Пусть посидит, подумает, авось поумнеет. Ведь он добрый, хороший парень — но, к несчастью, его портит излишняя легкомысленность. Несколько лет на лагерных нарах выбьют из души этот недостаток, научат искать в жизни не столько внешнюю позолоту, сколько внутреннее содержание. А она пока будет работать, как черт. Она добьется успеха — настоящего, всенародного, станет знаменитой певицей, дарящей себя людям и получающей в ответ сторицей.

Мертвая тишина стоит в комнате, как во время судебного заседания перед объявлением приговора. Тихо так, что, кажется, слышен стук двух сердец — судьи и подсудимого. Наконец Надя делает глубокий вдох и смотрит на Алешу.

— Сделаем так, Гаврилов, — говорит она жестким, не терпящим возражений тоном. — Ты останешься моим мужем, но должен понести наказание. Оно будет суровым. Завтра ты отправишься в милицию и сдашься властям. Скажешь, что бежал из лагеря, но совесть не позволяет тебе находиться на свободе.

Алеша едва не падает со стула:

— Ты что, с ума сошла?! Что ты несешь?

— Что слышишь. Если ты не сдашься сам, в милицию пойду я. В этом случае получишь «вышку», арестуют и нас с Митей. А если сдашься по своей воле, добавят от трех до пяти, ничего страшного.

— Не делай глупости, Надя!

— Это не глупости, Алеша, — тихо возражает она. — Это приговор. Я отправляю тебя в лагерь на несколько лет. Там не будет для тебя девушек. Я могу делать с тобой все, что захочу, помнишь? Я купила тебя тогда в Сибири. Ты мой, только мой. Мой, мой, мой! — Надя подавляет рыдание и продолжает: — А я останусь здесь и буду ждать тебя. Думаю, настанет день, когда ты не станешь стыдиться такой жены. Мы с тобой повязаны навеки, Гаврилов. Навеки, слышишь?

Алеша молча смотрит на Надю и не верит своим ушам. До него постепенно доходит вся серьезность ситуации. Что делать? Как выбраться из этой ужасной западни? Может, получится улестить женщину испытанным способом — лаской? Он подходит к Наде, пытается обнять ее, но та резким движением отбрасывает его руку. Звук полновесной пощечины слышится в комнате.

— Не прикасайся ко мне! — с отвращением кричит Надя.

Нет, похоже, ласка тут не поможет… Тогда что? Алешин мозг лихорадочно перебирает варианты, ищет спасения, ищет и не находит. Он опускается на стул, прячет лицо в ладонях. При этом вид у Алеши такой несчастный, что Надино сердце смягчается.

— Пиши мне из лагеря, я отвечу, — говорит она. — И приеду