Странница - Тамара Воронина

— Как же? — ошарашено спросил самого себя толстенький расфранченный молодой мужчина. — Что ж это — убивать только за то, что другие?

— И так убивать… Светлая, ну неужто люди способны на такое?

В этом не было сомнения в ее словах. Люди не ей не верили — самому факту. Как радостно, когда люди не хотят верить в такие истории…

Милит отвел назад волосы, и люди заахали и заперешептывались, увидев грубоватый рубец вместо левого уха.

— Как же ты уцелел, брат? — спросил самый старший из эльфов.

— Она забрала меня с эшафота, — просто ответил Милит. Вот об этом можно было бы и помолчать. Лена ведь не стала говорить о том, что эльфы ушли из Трехмирья и что вообще даже в такой ситуации может быть нечто вроде хеппи-энда. Но об этом и Милит не сказал ни слова. Понял замысел? Лена искренне жалела, что талантом рассказчицы не обладает, а ведь так хотелось выдать этакую басню в прозе на тему «К чему приводит ксенофобия».

— Светлая? Забрала с эшафота? — ахнул одетый в шелка, бархат и атлас представительный такой… барин, которому в подобной гостинице и даже в подобном городке-то делать было нечего. Нет, простецкая мода Сайбии нравилась ей больше. От сияющего наряда барина рябило в глазах. Даже самый франтоватый вельможа Сайбии в жизни бы не надел этакий камзол.

— Светлые тоже разные, — сообщил Маркус.

— Они все великие женщины! — воинственно вступился за клан Странниц какой-то юнец, и Маркус раскланялся с несколько преувеличенной почтительностью:

— Бесспорно.

Потом началось массовое обсуждение Трехмирья, сопровождавшееся уничтожением винных запасов хозяина, а Гарвин, понаблюдав за местными эльфами, действительно злоупотреблявшими, не выдержал, подошел к ним и сказал несколько слов. Впервые Лена увидела смущенных эльфов. Они торопливо отставили свои стаканы и больше не пили. И то польза.

Ночью спутники хвалили Лену, а она пропускала их реплики, потому что была недовольна и собой, и ими. Дискуссия в зале в конце концов сошла к почтительному перемыванию косточек Странницам, а Лене все-таки хотелось, чтобы аборигены запомнили историю о Трехмирье. В один голос все четверо убеждали Лену, что так оно и есть, все запомнили, теперь эту историю начнут рассказывать по всему миру и даже выводы сделают правильные, но она разозлилась и велела им замолчать. Странно, но послушались все. Даже Гарвин.

* * *

Они шли по размокшим или подмерзшим дорогам, теперь не вслед за летом, а вслед за зимой, иногда догоняли, чаще отставали. Лена научилась считать холод чем-то естественным, даже ночевки в палатках уже не пугали ее, как поначалу, хотя, конечно, приятного было мало. Эльфийские походные одеяла были не особенно толстыми, но, надо признать, очень теплыми, предохраняли даже от промороженной земли, но все равно спать было холодновато. Они с шутом ложились на два одеяла и укрывались двумя плащами — так было заметно теплее. Если была возможность, мужчины натаскивали веток, и категорически настаивали, чтобы она спала на ветках, хотя на боках оставались мелкие синячки. Однажды Лена проснулась ночью от стука собственных зубов. Тут же проснулся и шут, высунул нос из палатки и отпрянул.

— Похолодало! — ахнул он. — И как! Не помню, чтобы за несколько часов стало так холодно!

Он полез в мешки с вещами и заставил Лену надеть его летнюю куртку поверх одежды (раздевались они, только если спали на постоялых дворах), нырнул под плащи и прижался к спине Лены, чтобы согреть. Безрезультатно. Они дрожали вдвоем. Снаружи заскулил Гару, и шут впустил его в палатку: пусть лучше пахнет псиной, но будет теплее. Кое-как они дождались утра.

Было не просто холодно. Был нормальный лютый мороз градусов за сорок, когда не то что нос мерзнет, а дыхание перехватывает. Эльфы разожгли три костра кругом, а Маркус бегом, делая много лишних движений, собирал ветки. Шут схватил топорик и принялся рубить ветки и мелкие деревца. О том, чтобы идти, не было и речи. Они поставили большую палатку между костров и забились в нее все, но даже это не спасало. В конце концов это надоело Гарвину и он, бросив что-то по-эльфийски (Лена предположила, что аналог русского «да подь оно все»), сделал пару пассов — и сразу стало тепло. Милит осуждающе покачал головой, Гарвин раздраженно огрызнулся, и некоторое время они перепирались на своем языке, и даже ругань звучала, словно песня, а потом шут тихо сказал:

— Мне наплевать, пусть это и некромантия. Я не хочу, чтобы Лена замерзла в пути. Я понимаю, что вы не используете магию в быту, но положение не из лучших, так что, Милит, окажи мне любезность, заткнись.

Оба эльфа долго молчали, вытаращив на него свои и без того немаленькие глаза. Шут кивнул.

— Ну, понимаю. Могли бы и предположить, ведь знали, что я достаточно образован. Да еще и несколько лет прожил среди эльфов.

— Маркус тоже прожил, — проворчал Гарвин, — да и Аиллена. И насколько хорошо ты понимаешь?

— Достаточно, — усмехнулся шут. — Это так важно? Разве ты не остановишь звуки, если вдруг захочешь посекретничать с Милитом?

Гарвин был резок. Маркус даже подобрался.

— Я не об этом. Ты жил среди нас и даже…

— А Владыка знал, что я понимаю, — безмятежно перебил его шут, — так что свой гнев излей на него, пожалуйста. Наверное, он доверял мне больше, чем ты.

— И вообще, собирайте вещи, — сказала Лена. — Я хочу в теплые края. Если эти морозы на неделю или на месяц? Так и будем сидеть здесь и согреваться некромантией?

— Шут плохо понимает эльфийский, — ухмыльнулся Милит. — Мы согреваемся обычной магией. Я тоже так могу. Просто мы действительно не пользуемся магией в быту. Мы греемся огнем, стираем белье мылом и варим кашу на костре.

— Философские вопросы использования магии мы обсудим, когда будет теплее. Не знаю, как вы, а я промерзла изнутри. Мне даже дрожать уже больно.

— Я не очень уверен, что ты сможешь нас отсюда увести, — заметил Маркус. — Твоя магия и правда действует, когда ты здорова и хорошо себя чувствуешь.

— Думаешь, я не могу согреть ее на несколько минут? — хмыкнул Гарвин. — Я тоже не вижу смысла оставаться. Палатки не рассчитаны на такой мороз. Я вообще только однажды… Давно-давно, в горах застрял, и ударило… Руки и ноги обморозил так, что целители потом возились две недели. Вы сидите. Мы с Милитом соберем все, а потом я согрею Аиллену, если она не сможет сделать Шаг.

Она смогла. Наверное, всем назло. Или так замерзла, что ни о чем другом не мечтала, кроме как о теплом помещении. Этот Шаг привел их к дому, стоявшему в странном месте: на краю высоченного обрыва, на дне которого, очень далеко внизу росли сосноподобные деревья. Мороз здесь был существенно меньше — по ощущениям, жалкие тридцать градусов. Они устремились к дому, причем пара шутников обменивалась предположениями о том, кто же может жить в таком подозрительном доме: людоед, или просто разбойник, или оборотень…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});