Гимн неудачников - Eugene

— Идем, Эжен.

— Мастер, выслушайте меня! Вы же ничего не знаете об умертвиях, об их планах — я расскажу!

— Действительно, учитель, а этот предатель прав… — с оттенком удивления признал белый маг, с трудом удерживаясь от того, чтобы дать мне ручку, бумагу, и заставить накорябать чистосердечное признание. Зато я наконец смог привлечь внимание опекуна — и с тошнотворным ощущением понял, что он знает. И гораздо больше.

— Ты, тварь, что заняла тело моего сына, слушай меня внимательно. Ты слишком похож на Найджела, чтобы я мог тебя ненавидеть… и ты знал об этом, когда принимал этот облик, — сухо произнес магистр, неотрывно глядя на меня. — Ты жесток, оборотень. Оставайся здесь… просто оставайся здесь.

Я застыл столбом, ошарашенно хлопая глазами. Не-е-ет, демоны, не проведете. Я все еще сижу в камере и все, что произошло — голодный бред…

— Учитель, вы это о чем? — осторожно спросил Эжен. Так осторожно, будто прикидывал, а не поменялся ли за его отсутствие руководящий курс, и не в правилах ли сейчас бегать с факелами и тащить на костер оборотней, одержимых, духов, нулевиков и всякую прочую нелюдь.

— Посмотри на него.

Маг окинул меня внимательным взглядом; создавалось впечатление, что сейчас он попросит факел и дровищек.

— Глаза, — подсказал Юстин. Я потрогал лицо, жалея, что под рукой нет зеркала, и с надеждой вцепился в мага:

— Эжен, ты же видишь, что я человек? Ха-ха, это же просто ерунда какая-то…

— Отойди! — слова раскаленным молотом ударили по ушам, и я рухнул на колени, обхватив голову и отполз в сторону, содрогаясь от боли и страха. Чужой приказ просто растоптал волю в мелкое крошево, не оставив ни помысла на сопротивление; а магистр смотрел так, будто я сейчас накинусь на его ученика и сожру живьем.

— Учитель, что происходит? — требовательно вопросил маг.

— Друиды, — тяжело ответил тот. — Они опять не смогли сделать все по-хорошему. Или не захотели? Перед уничтожением Древа Дух Леса успел найти себе нового носителя. Со стороны братств очень предупредительно было включить в ритуал человека, не способного защищаться от внушения, и чью волю подавить — проще простого.

Даже в том сумеречном состоянии, в котором плавали пришибленные заклятьем мозги, я с оторопью признал, что в его словах, имелась доля логики…

— Ожоги — не проклятие. Лес горел, Дух чувствовал это, и потому страдало тело. Лес оставил на сосуде свою печать. Для вселения требовалось добровольное согласие, но я не думаю, что у друидов возникли проблемы. Найджел, увы, всегда был слишком доверчив…

— Я — Найджел!

С радостью стал бы кем-то еще, но вот не судьба. Печать есть, согласие есть, и даже потусторонние голоса тоже есть, но почему я чувствую себя размазанным по стенке пауком, а не повелителем грибов и мхов? Где моя сила, я спрашиваю? Если это такая маскировка, то воистину совершенная — маскируется даже от меня!

Мой опекун встал рядом, устремив сверху обреченный давящий взгляд:

— Радуйся: ты отнял у меня все.

И под этим взглядом я чувствовал себя настолько жалким и бесконечно виноватым, что не мог произнести ни слова в свое оправдание.

— Доказательств недостаточно, — выпал из транса Эжен.

— Я провел последнее испытание. Двойная доза снотворного для нулевого уровня смертельна, но он выжил.

Лучше бы я не проснулся.

— То есть вы дали яд человеку, не зная, виновен он или нет? — ученик координатора выглядел так, будто перед ним только что разверзлась земля и мимо промаршировали демонические легионы.

Магистр Юстин покачал головой:

— Я знал. Разве ты не помнишь, что случилось в прошлый раз?

— Человеку, которого вам поручено опекать и защищать, — медленно повторил белый маг.

— Я не смог его защитить, — горько усмехнулся координатор.

— Откройте границу.

— Нет.

— Учитель, — Эжен махнул рукой в сторону лабораторий. — Там — нежить, которая собирается поднять армию мертвецов. Нужно скорее ехать в Илькке! Там можно провести исследования, и если Найджел в самом деле оборотень, то сдадим его в лабораторию на опыты…

Ну хоть кто-то не потерял способности здраво мыслить… На опыты?! Снизойди до меня дух мухомора, зачем я вообще из-под земли вылез?

— С меня достаточно, — устало сказал мой опекун. — Пусть все идет, как идет. Если Лес желает получить человеческие земли, то пусть попробует — со всеми, кто их населяет.

Вот тут Эжена наконец проняло.

— Столкнуть нежить и Лес? И колдунов и нежить? В кого мы превратимся, если будем так поступать?! Откройте границу!

— Идем, ученик.

Маг вздрогнул, подался вперед и сразу отшатнулся, упрямо стиснув кулаки. Две воли сшиблись лоб-в-лоб, пытаясь подавить, растоптать друг друга: магистр, спокойный, словно скала, и его ученик, едва держащийся на ногах, но упрямый, как стадо баранов. Безмолвный поединок продлился несколько бесконечных мгновений, а потом противники одновременно отступили.

— Вы не правы, — с усилием выдавил трясущийся бледный маг. — Это преступление, и вам придется за него заплатить.

Его учитель прикрыл глаза и ровно произнес:

— Я буду ждать тебя до заката, и если ты не появишься, то можешь больше не считать себя моим учеником.

Эжен отвернулся и гордо вскинул голову:

— Прощайте, мастер.

* * *

Бетонный пирс приятно грел спину, солнце стояло в зените, блестя и играя на белом песке. Теплый ветерок шелестел метелками трав, качал листочками ниморской лозы, укрывающей живописные развалины. Впервые за все время существования в Холла Томаи воцарились тишина и покой. Конечно, для этого Главные Лаборатории пришлось разрушить, но на что ни пойдешь ради красоты?

Черное озеро, скованное тонким льдом, еще больше походило на драгоценный камень в серебряной оправе. На том берегу мела метель; длинные белые ленты на корявых ветвях дуба-великана полоскались на ветру, а позади в мутной пелене едва проступали очертания убогих скелетиков ниморских яблонь. Подумать только, совсем недавно я стоял там, счастливый и свободный… чуть не околевший от холода… и всего-то два человека мечтали меня убить, и еще один — превратить в дерево… эх, старые добрые времена. Заклинание, намертво отгородившее Холлу от окружающего мира, внешне никак себя не проявляло. Разве что иногда возникало ощущение, что смотришь через толстое стекло, в котором мир за белой границей выглядел еще более холодным и унылым, а штаб-квартира Шоваллы, по контрасту — еще более яркой и волшебной. Как прекрасный сад на пепелище. Как оазис в пустыне. Как цветочки на могилке… короче, милое местечко, если бы мы, благодаря моему опекуну, не застряли здесь надолго.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});