Занавес опускается: Детективные романы (Форель и Фемида • Пение под покровом ночи • Занавес опускается) - Найо Марш

— Если, конечно, его не убил просто со злости кто-нибудь из второстепенных наследников, посчитавший, что старик его надул.

— Или Фенелла и Поль, которым он вообще ничего не оставил. Да. Вот именно.

— Фенелла и Поль на такое не способны, — твердо сказала Агата.

— Ну а если убийца — Дездемона, или Томас, или Дженетта…

— Дженетта и Томас исключаются.

— …то версия об авторе шуток никуда не вписывается, потому что, когда начались первые проделки, ни одного из них в Анкретоне еще не было.

— В итоге остаются Соня Оринкорт, Седрик, Миллеман и Полина.

— Насколько я понимаю, ты в основном подозреваешь мисс Оринкорт и Седрика.

— В первую очередь Соню, — призналась Агата.

— Хорошо, тогда расскажи, моя радость, что эта дама собой представляет. Хватило бы у нее ума придумать такой план? Могла ли книга о бальзамировании подсказать ей, что, если в трупе обнаружат мышьяк, этот факт ничего не докажет?

— Она в той книге не поняла бы ни бельмеса, — уверенно сказала Агата. — Старый, стилизованный шрифт, буквы бледные, вместо «с» почти всюду «ф». Соня не из тех, кто станет с интересом изучать библиографические редкости, если, конечно, они не представляют интереса в более понятном ей денежном выражении.

— Теперь тебе полегчало?

— Да, спасибо. Я уже и сама кое-что сообразила. Мышьяк ведь действует очень быстро, правильно? И у него отвратительный вкус. Сэр Генри не мог проглотить его за ужином, потому что когда он уходил из театра, то, хотя и клокотал от ярости, чувствовал себя вполне нормально. А если… а если Соня подсыпала мышьяк ему в овлатин[48] — или не знаю, что там ему наливали на ночь в термос, — то разве мог он по глоточку выпить смертельную дозу и не заметить странного вкуса?

— Вряд ли.

Оба снова замолчали. «Телепатия дело сомнительное, — подумал Родерик. — Но попробую. Думай о другом! Интересно, она расслышала?»

Зазвонил телефон, и Родерик с радостью снял трубку. Звонил инспектор Фокс. С работы.

— Где же вас носило, старый вы черт? — В голосе Родерика была та особая сердечность, с какой мы приветствуем явившегося на помощь.

— Добрый вечер, мистер Аллен. Не хотелось бы причинять неудобства вам и миссис Аллен, но если вы не против…

— Приходите, приходите, — перебил Родерик. — Какие могут быть неудобства? Агата будет очень рада; правда, дорогая? Это Фокс.

— Конечно, — громко сказала Агата. — Пусть обязательно приходит.

— Вы очень любезны, — продолжал Фокс в своей размеренной манере. — Полагаю, я все-таки обязан сначала объяснить. Тут возник один вопрос по нашей части. Я бы сказал, совершенно необычные обстоятельства. Просто, я бы сказал, contretemps[49].

— Браво, Фокс, произношение у вас стало лучше.

— Мне бы побольше практики, сэр. Но, возвращаясь к нашему разговору… Полагаю, вам захочется, фигурально говоря, проконсультироваться с миссис Аллен. Насколько я могу судить, она сейчас рядом с вами.

— Что такое? — быстро спросила Агата. — Я слышала. В чем дело?

— Да, Фокс, — помолчав, сказал Родерик. — Но в чем дело?

— Это касается покойного сэра Генри Анкреда. Когда приеду, объясню, сэр. Пришло анонимное письмо.

4

— Совпадения случаются часто, — надевая очки, сказал Фокс и разгладил на колене листок бумаги. — Думаю, вы согласитесь, сэр, что в нашей работе к ним привыкаешь. Вспомните, например, дело Гатериджа, когда наш сотрудник случайно попал в ту самую машину. Или дело Томпсона и Байуотерса…

— Я вас умоляю! — не выдержал Родерик. — Признаем, что совпадения случаются, и обойдемся без примеров. Тем более что пример налицо. Да, то, что моя жена гостила у Анкредов в их дурацком замке, самое что ни на есть неожиданное совпадение, и поставим на этом точку, черт побери! — Он посмотрел на Фокса: тот, как всегда, был почтительно-невозмутим и слушал с внимательным, серьезным видом. — Простите, Фокс. Я веду себя глупо, но у меня сложное отношение к собственной работе. Я стараюсь четко отграничить ее от моей личной жизни. Как, вероятно, заявили бы русские, очень нереалистический подход, и тем не менее наша жизнь с Агатой для меня — одно, а расследование преступлений — совершенно другое. Так надо же было, чтобы судьба дала мне под дых и, как на блюдечке, преподнесла Агате эту историю! Если там что-нибудь нечисто, Агате придется выступать свидетелем.

— Но, сэр, возможно, там ничего такого нет.

— Очень разумно. Именно это я только что вдалбливал Агате битый час.

Глаза у Фокса округлились.

— Да-да, она успела прийти к выводу, что юбилей в Анкретоне попахивал чем-то подозрительным.

— Вот как? — медленно произнес Фокс. — Неужели?

— Да, представьте себе. Она специально вышла, чтобы нам не мешать. Я могу хоть сейчас все вам рассказать, или, если хотите, расскажет она сама. Но вначале я лучше послушаю вас. Что это за бумага?

Фокс протянул письмо Родерику.

— В Ярд оно поступило вчера, прошло через обычные инстанции, потом наконец попало на стол к шефу, и сегодня вечером он меня вызвал. Вы к этому времени уже ушли, но шеф просил, чтобы я с вами переговорил. Письмо было в белом конверте, адрес написан печатными буквами: Лондон, Скотленд-Ярд, Уголовно-следственный отдел. Штемпель почтового отделения у вокзала «Виктория».

Родерик взял листок. Бумага была разлинована бледными линиями не совсем обычного светло-желтого цвета, сбоку были проведены поля. В письме лаконично и категорически заявлялось:

ЕСТЬ ОСНОВАНИЯ ПОЛАГАТЬ, ЧТО В СМЕРТИ СЭРА ГЕНРИ ПОВИНЕН ТОТ, КОМУ ОНА ПРИНЕСЛА НАИБОЛЬШУЮ ВЫГОДУ.

— Водяные знаки — торговая марка писчебумажной фирмы «Кресент скрипт», — сказал Фокс. — Такие анонимки вещь обычная. За этим может ничего не стоять, сами знаете. Но, как всегда, придется проверить. Полагаю, надо поговорить с начальником тамошней полиции. И с врачом, который лечил старого Анкреда. Может быть, он сумеет внести какую-то ясность. Вот и все.

— Врач, конечно, постарается, — мрачно заметил Родерик. — Даже не сомневайтесь.

— Пока что шеф рекомендовал, чтобы я вам доложил и заодно поболтал с миссис Аллен. Он вспомнил, что перед вашим приездом она гостила в Анкретоне.

— Чтобы вы мне доложили? Другими словами, если что-то всплывет, он хочет, чтобы делом занялся я?

— Да, сэр, мне так показалось. Он еще пошутил, что в нашей практике пока не было случаев, чтобы первые показания следователь получал от собственной жены.

— Остряк выискался! Старый он осел! — непозволительно вспылил Родерик.

Фокс тактично потупил глаза.

— Ну ладно, давайте отыщем Агату, сядем и вместе обмозгуем эту галиматью. Агата у себя в мастерской. Пойдемте.

Агата встретила Фокса очень бодро.

— Я уже в курсе, мистер Фокс, — сказала она, пожимая ему руку.

— Вы меня извините, — начал Фокс, — мне, право, очень неловко…

— И совершенно зря, — перебила Агата. — Что вы извиняетесь? Вам нужно со мной поговорить? Пожалуйста. Ничего страшного.

— Сейчас мы присядем, и я по порядку изложу все, что ты рассказывала, — сказал Родерик. — Если в чем ошибусь, поправишь, а если вдруг вспомнится что-то еще, дополнишь. Ничего больше нам пока не надо. Пойми, дорогая, письмо может оказаться полной ерундой. Анонимщики пишут в Скотленд-Ярд так же часто, как пенсионеры — в «Таймс». Итак, Фокс, внимайте. Сага об Анкредах — расскажу, как смогу.

Методично излагая слышанное от Агаты, он на ходу соотносил между собой различные события, то вычленял, то вновь вплетал в ткань повествования отдельные самостоятельные линии и под конец свел их все воедино.

— Ну как? — закончив, спросил он Агату и с удивлением увидел в ее глазах восторг, будто он показал ловкий фокус.

— Исчерпывающе полно и точно, — сказала она. — Я потрясена.

— Итак, Фокс? Какие выводы?

Фокс потер подбородок.

— Знаете, сэр, я нередко задаю себе вопрос: почему, едва мы начинаем искать связь между обстоятельствами почти любой внезапной смерти, они кажутся нам подозрительными? Что я хочу сказать: крысиный яд держат дома многие и пропадает он тоже у многих. В больших домах вещи теряются часто.

— Очень разумно, Фоксик.

— Что же касается старинной книги о бальзамировании, сэр, то я задаю себе вопрос: разве не мог кто-нибудь полистать ее после похорон, а затем постепенно настроить свои мысли на тот же лад, что и миссис Аллен? Вы говорите, Анкреды не жалуют мисс Оринкорт и, вероятно, обиделись на покойного сэра Генри за его завещание. Кроме того, как я понял, они люди чрезмерно эмоциональные, легковозбудимые…

— По-моему, я не страдаю чрезмерной эмоциональностью, мистер Фокс, и к легковозбудимым меня тоже не отнесешь, — сказала Агата, — однако мне пришла точно та же мысль.