Молот Вулкана. (Сборник) - Филип Дик

Чьен не в состоянии был поверить, что оно разговаривало с ним. Что оно выбрало его. Это было слишком ужасно.

— Я выбрал всех и каждого, — сказало оно. — Нет малых, нет великих, каждый упадет и умрет, и я буду рядом, наблюдая. Автоматически. Так устроен мир. Мне делать ничего не нужно, только смотреть.

И вдруг связь прервалась. Но Чьен видел его. Как громадную сферу, повисшую в комнате. С миллионом, с миллиардом глаз — для каждого живого организма. И когда живой организм падал, оно наступало на него и давило. Для этого оно и сотворило живых существ, — понял он. В арабском стихотворении говорилось не о смерти, а о боге. Или, вернее, бог и был смерть. Монстр-каннибал иногда промахивался, но, имея в запасе вечность, ему некуда было спешить. Второе стихотворение тоже понял он вдруг. То, что написал поэт Драйден. Жалкий хоровод — это мы, наш мир. И оно поглощает его. Деформирует по своему плану.

Но, по крайней мере, — подумал он, — у меня осталось мое собственное достоинство. Он поставил бокал, повернулся и пошел к дверям. Прошел по ковровой дорожке длинного коридора. Лакей в фиолетовой ливрее услужливо распахнул перед ним дверь. Он оказался в темноте на пустой веранде, один.

Нет, не один.

Оно последовало за ним. Или было на веранде заранее. Да, оно поджидало его. Оно еще с ним не покончило.

— Раз и два! — сказал Чьен и головой вперед бросился через перила. Шестью этажами ниже блестела река — смерть, настоящая смерть, совсем не такая, как в арабском стихотворении.

Когда Чьен завис над перилами, оно выпустило щупальца-удлинители и придержало его за плечо.

— Зачем? — спросил он, тем не менее, не стал вырываться.

Он ничего не понимал. И ему было даже немного интересно.

— Не делай этого из-за меня, — сказало оно.

Чьен видеть его не мог — оно передвинулось за его спину. Но часть его, на плече Чьена, теперь выглядела как человеческая рука.

Потом оно рассмеялось.

— Что тут смешного? — спросил Чьен, балансируя над перилами, придерживаемый псевдорукой.

— Ты делаешь мою работу за меня. Нетерпелив. Разве у тебя нет времени подождать? Я еще выберу тебя, не стоит упреждать события.

— А если я сам? — спросил он. — Из-за отвращения?

Оно засмеялось. И ничего не ответило.

— Даже не отвечаешь, — отметил он.

И опять не было ответа. Он соскользнул опять на веранду. И «рука» сразу же отпустила его плечо.

— Ты основатель партии? — спросил он.

— Я основатель всего. Я основал партию, и антипартию, и тех, кто за нее, и тех, кто против, тех, кого вы зовете империалистами-янки, тех, что окопались в лагере реакции, и так до бесконечности. Я основал все это. Словно поле травы.

— И теперь ты наслаждаешься своим творением?

— Я хочу, чтобы ты увидел меня таким, каким увидел, и чтобы ты после этого мне поверил.

— Что? — Чьен вздрогнул. — Поверил в чем?

— Ты в меня веришь? — спросило оно.

— Да. Я тебя вижу.

— Тогда возвращайся к своей работе в министерстве. Тане Ли скажи, что видел старика, толстого, усталого, который любит выпить и ущипнуть смазливую девицу за зад.

— Боже, — прошептал Чьен.

— И пока ты будешь жить, не в силах остановиться, я буду тебя мучить. Я отберу у тебя одно за другим, все, что у тебя есть и чем ты дорожишь. А потом, когда ты будешь окончательно раздавлен и придет твой смертный час, я открою тебе тайну.

— Какую тайну?

— Воскреснут мертвые окрест. Я убиваю живое, я спасаю мертвое. Пока я скажу тебе только вот что: ЕСТЬ ВЕЩИ ГОРАЗДО ХУДШИЕ, ЧЕМ Я. Но ты их не увидишь, потому что я тебя уничтожу. А теперь иди и приготовься к обеду. И не задавай дурацких вопросов. Я делал так задолго до появления Тунг Чьена, и буду так делать еще очень долго после него.

Тогда Чьен ударил его, ударил в это, как мог сильно.

И ощутил страшную боль в голове. Он почувствовал, что падает. И наступила темнота.

В последний момент он подумал: я доберусь до тебя. Ты умрешь. Ты умрешь в мучениях. Будешь мучиться, как мы мучаемся, именно так, как мы. Я тебя распну. Клянусь, я тебя распну на чем-нибудь таком высоком. И тебе будет очень больно. Как мне сейчас.

Он зажмурился.

Кто-то дернул его за плечо — грубо, резко. Он услышал голос Кимо Окубары:

— Напился, как свинья. А ну, поднимайся! Шевелись!

Не открывая глаз, Чьен попросил:

— Вызовите такси.

— Такси уже ждет. Отправляйся домой! Какой позор! Устроить сцену на обеде у вождя!

Встав на подгибавшиеся ноги, он открыл глаза, осмотрел себя. Наш вождь — единственный истинный бог. И враг, с которым мы сражаемся, — тоже бог. Он действительно все, что есть сущего. А я не понимал, что это значит. Глядя на офицера протокола, он подумал: в тебе тоже есть частица бога. Так что выхода нет, даже прыгать бесполезно. Это инстинкт сработал, — подумал он, весь дрожа.

— Смешивать алкоголь и наркотики, — уничтожающе процедил Окубара, — значит навсегда испортить карьеру. Мне это не раз приходилось видеть. А теперь — пошел вон.

Пошатываясь, Чьен побрел к громадным центральным дверям виллы у Янцзы. Два лакея в костюмах средневековых рыцарей торжественно распахнули створки, качнув плюмажами на шлемах. Один из них сказал:

— Всего доброго, сэр.

— Иди ты на… — огрызнулся Чьен и вышел в ночь.

Было без четверти три ночи. Чьен, не в силах сомкнуть глаз, сидел у себя в гостиной, куря сигары одну за другой. В дверь постучали.

Открыв дверь, он увидел Таню Ли — в плаще с поясом и с синим от холода лицом. Она с немым вопросом смотрела на него.

— Не смотри на меня так, — грубо сказал он. Сигара погасла, и он раскурил ее заново. — На меня и так смотрели больше, чем надо.

— Вы видели, — поняла она.

Он кивнул.

Она села на подлокотник кресла и, помолчав, попросила:

— Расскажите, как это было.

— Уезжай отсюда как можно дальше. Очень, очень далеко, — посоветовал он. Но тут же вспомнил: нет такого «далеко», чтобы спрятаться, скрыться. Кажется, что-то об этом было в стихотворении. — Забудьте, что я сказал.

Он с трудом дошел до кухни, начал готовить кофе.

— Так… так плохо? — спросила Таня, тоже зайдя на кухню.

— Мы все обречены. Я в это дело не ввязываюсь. Просто хочу работать в министерстве и забыть все, что произошло. Забыть всю эту чертовщину.

— Это инопланетное существо?

— Да, — кивнул он.

— Оно настроено враждебно к нам?

— Да. И нет. И то, и другое одновременно. Преимущественно — враждебно.

— Тогда мы должны…

— Иди домой, — посоветовал Чьен, — и ложись спать. — Он внимательно посмотрел на нее. — Ты замужем?

— Нет. Сейчас — нет. Раньше была.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});