Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994–2004 гг. - Полина Жеребцова

П.

09.07.

Вчера была в родной газете. Царица озверела в ненависти ко мне. Мои работы, написанные по ее же заказу, “теряются”. Исчезают! Все, кто хотят долго и плодотворно работать, поддерживают данную забаву. Мои дни сочтены.

Одна Цветочек данную игру внешне не поддерживает и даже ссорится с коллегами по цеху, ища мои работы под столами и за шкафами. Работы написаны от руки – у меня нет ни компьютера, ни печатной машинки! Но в самом поиске и восклицаниях: “Ах, они безвозвратно потеряны!” – чувствуется такая издевка, что невольно гримаса отвращения появляется у меня к происходящему, и хочется уйти и больше не возвращаться. Но, поскольку происходящее именно под это подстроено, я никогда не доставлю им такой радости. Поэтому я пишу свои работы уже в двух-трех экземплярах и, как только мне с улыбкой сообщают, что они “потеряны”, выдаю копию!

Сколько сил! Сколько энергии! Чтобы не сойти с ума или, чего доброго, не умереть от разрыва сердца – я опять занялась медитациями.

Мои отфутболенные работы я отношу в газету “Трудяга”, которая по статусу самая почетная в республике, там их печатают! Мои статьи идут еще в семи газетах, где я работаю вне штата.

– Как вы это объясните? – спросила я начальницу. – Почему в моей газете они – “слабые”, а в ведущих газетах их берут и не вносят исправления?

Царица, глядя мне в глаза на это, ответила:

– Ты самый страшный человек в моей жизни! Тебя ничем нельзя уничтожить! Ты – наваждение! Я приложу все усилия к твоей ликвидации.

Я посмотрела с тоской на шефа и, вспомнив персонажа Булгакова, Шарикова, ответила:

– А шиш вам!

P. S. Нух просится в “Молодость” на работу. Для этого специально подружился с Царицей и Морганой. Прощай, мой друг!

П.

13.07.

Сегодня, потрясая газетой “Народ”, Царица в бешенстве моталась по редакции и кричала на меня:

– Убирайся! Вон!!!

От ненависти ей было плохо: у шефа случился нервный припадок. Она не могла пережить, что Гапур в своей газете опубликовал мою статью “Кто будет пятым президентом Чечни?”. Также было указано, что я являюсь завотдела социальной политики.

– Завотдела? Политики? Ты?! – визжала шеф. – Увольняйся из “Молодости”!

Но волновалась она почем зря. У Гапура я опубликовалась совершенно бесплатно – дабы поддержать его детище. Как выяснилось, Царицу Гапур не позвал к себе в штат.

Досталось и другому корреспонденту – Эльзе.

– Тебя тоже уволю! – кричала ей, сверкая глазами, Царица. – Ты тоже числишься в новой газете!

Эльза грустно молчала, а я сказала:

– Ничего не выйдет! Не визжи!

Пошла к Гапуру, и мы сидели и говорили о несправедливости. Он сообщил, что папа Алана, несмотря на двадцатилетнюю дружбу, строит ему козни, чему я совершенно не удивилась: людей портит зависть!

Думала занять у Белочки из газеты “Плюс” денег до зарплаты, но она пожаловалась, что финансы поют романсы. Она хорошая женщина и втайне продолжает со мной общаться, несмотря на запрет руководства.

Еще я заходила к Байсари. Ее не было. А редактор ее журнала разрешил мне посидеть за компьютером!!! Я никогда не работала за компьютером, и он учил меня, как открывать страницу Word и сохранять файл. Печатала я очень медленно – не могла разобраться, где какая буква на клавиатуре. Он терпеливо объяснял мне, что делать. Спасибо!

По дороге домой я встретила Милану и ее мужа. Турпулхановы подарили мне черно-белый плакат, сделанный на принтере – афишу своего концерта, и подвезли меня домой. Правда, старенькая машина заглохла ровно за остановку. Но все равно спасибо! Дай Аллах, чтобы у этих людей было все хорошо! Они заслуживают этого!

15.07.

Сегодня в родной газете выдали зарплату за два дня 150 р. и гонорар 700 р. Судя по всему, предполагается, что этим я смогу прокормить себя и мать целый месяц? Это – наш единственный доход.

17.07.

Два дня в неделю, в понедельник и среду, я обязана сидеть в родной редакции и ничего не делать. Ни писать, ни ходить по заданиям. Просто сидеть на стуле. Ранее такая практика у них провалилась, потому что таким образом корреспондент, не имея сотового телефона и компьютера, никакой информации получить не мог. Корреспондента кормят ноги и нюх. Ноги в разбитой обуви ведут его куда нужно, а нюх подсказывает, где случился очередной беспредел или теракт.

Теперь в отношении меня данная процедура возобновилась: при этом другие корреспонденты никогда ей не подвергались. Среди пишущей братии принято найти хороший материал, написать – принести в газету. Хоть пять раз за день. Но не сидеть, ничего не делая, не узнавая новостей.

Однако есть во всей этой затее и благо: я буду сидеть в редакции и отдыхать от мамаши. Опять ее нервное состояние обострилось. Мама плачет, говорит о смерти. Она заставляет меня сидеть на балконе часами и держать ее за руку. Боясь за ее здоровье, я иду ей навстречу. Конечно, я лукавлю – за свое здоровье я тоже беспокоюсь, мама кидается и дерется, если ее ослушаться.

Подчиняясь этим нервным капризам, я выгадываю себе кусок звездного неба и слежу за падающими звездами.

Не могу оставить маму. Что будет с ней? Мама открывает окна – она задыхается. Я из-за этого болею ангиной. Ни почитать книгу, ни поделать зарядку – сижу с ней. Людям не могу говорить об этом – стыдно. Не поймут, лишь осудят. Я никому не верю.

Думала о душе и теле: ученые с древности пытались доказать, что душа первична и ее ценность неоспорима. Если тело смертельно ранено, душе некуда возвращаться. А если человек сходит с ума? Ведь это болезнь души! Выходит, что душа может болеть.

Молюсь тому, кто создал все вселенные. Его имя звучит по-разному. Каждый объясняет Его по-своему. Он создал Свет и Тьму. Я прошу Его об эволюции своей души, чтобы, узнав многое на Земле, в следующий раз она отправилась на планету высшего уровня. Я прошу о том, чтобы Он не оставил меня ни в одном из своих миров.

П.

18.07.

Я познакомилась с чеченским карикатуристом. Его имя Хожа. Он собирается снимать кино о художнике Петре Захарове. Петр Захаров был чеченцем. Его настоящее имя неизвестно. Трехлетним мальчиком Петра нашли в с. Дади-Юрт, в момент карательных походов царского генерала Ермолова. Сам генерал, известный своим жестким нравом, содействовал спасению жизни мальчика и отдал его на воспитание в семью казака Захарова. Позднее Петр Захаров получил прекрасное образование. Работы художника знамениты. Чеченцы гордятся им!

Хожа обещал, в случае положительного решения о съемках, позвать меня в кино.

P. S. Гостили у Зайчика. Привезли сладости деткам – у одного ребенка сегодня день рождения. Я подарила мальчишкам часы. Дети были в восторге! Кричали:

– Теперь мы – как папа! С часами!

Их папа, Командир, страдает. Чинил крышу, и в глаз попала железная стружка. Он плохо видит. Может понадобиться операция.

19.07.

Здравствуй, родная газета! Здравствуй, дежурство! Пришла в 9.00. Никого нет, кроме компьютерной группы, доставшейся “Молодости” еще со времен царствования Профессора и Алана. Зам шефа Совгат, секретарь юная Фрида и Магомед.

Магомед при моем появлении захлопал в ладоши, хотя обычно не подавал виду, что нужно здороваться, и радостно заухмылялся, всем своим видом показывая: “Ага. Вот так тебе! Пришла и сиди!” Кабинет Цветочка, моего персонального начальника, был закрыт на замок. Выяснилось, что по понедельникам Цветочек на работу не ходит. Об этом все знали и нарочно подстроили: ведь я часто отдавала материалы в редакцию, не ища, где именно находится Цветочек! На мой вопрос: “Где другие корреспонденты?” – зам шефа Совгат ответила:

– Не твое дело!

9.40. Никакого задания не дали. Совгат, проходя мимо, обронила фразу:

– Будешь просто сидеть до 17.00! Поймешь, кто тут хозяин!

Сижу, пишу стихи.

11.00. Подоспели Моргана и бухгалтер, весело хихикая. Я пошла в кабинет к бухгалтеру.

– Сколько, – спрашиваю, – корреспондентов в штате газеты?

Бухгалтер, покраснев, вертелась и крутилась, как юла, но так и не обнаружив, где именно в вопросе подвох, выдала:

– Восемь!

Пошла к Совгат:

– Почему я должна сидеть в редакции два раза в неделю, если тут восемь человек?! Пять рабочих дней!

В ответ:

– Не твое дело!

И показала издали бухгалтеру кулак. Моргана не удержалась:

– Наша Царица всем разрешает говорить по телефону в редакции, а тебе – нет!

Появилась, легка на помине, сама властительница.

– Правда, – говорю, – что только мне не разрешаете телефоном пользоваться?

Гордое молчание. Хлопок дверью. Народ пьет чай, веселится. Заданий нет.

12.30. Пришел Нух. Изображает поклонника Морганы, которая ему в мамы годится. Просится в штат.