Тайны Римского двора - Э. Брифо

который предупреждает желающих участвовать в этом новом деле, что если они не будут действовать ввиду серьёзной цели серьёзными же путями, то они не могут надеяться ни на продолжительность, ни на крепость своего дела. Было бы желательно, чтобы собрание передовых людей этого движения было вскоре созвано для установления догматов во избежание беспорядочных и неверных увлечений и безумных идей.

Это уже было обещано, и тем более было нерасчётливо отдалять исполнение раз данного обещания; Рим со своими хитростями как будто уже проник в сокровенные тайны германского движения.

Разве не его интригам надо приписать беспорядки, возникшие среди новой партии, и разве не вследствие каких-нибудь подпольных интриг явилось это отрицание божественности Христа, столь благоприятное для ненависти, которую папство желало бы возбудить против своих врагов.

Вся римская тактика и состоит в том, чтобы устрашать коронованных особ религиозными спорами, развитие коих ведёт к политической независимости, столь страшной для их корон; а также и в том, чтобы возбуждать народ против правительства, как, например, в настоящее время в Пруссии, выставляя его как бы желающим протянуть скипетр и над религиозными верованиями своих подданных для соединения всех в одном вероисповедании, чтобы тем легче подчинить их своей двойной власти.

Рим, по собственному опыту, давно знает, как ненавистно всем народам соединение в одних руках власти духовной и светской, и с непонятной смелостью пугает мир своим же обоюдоострым орудием, которым сам так давно пользуется для своих несправедливостей.

Германский новокатолицизм тем более нуждается в умеренности и разумности своих догматов, что с некоторых пор ему, кажется, уже не так сильно покровительствуют, как прежде.

Религиозное движение в Германии шло своим путём, без всякого вмешательства в его развитие со стороны светской власти.

В нём выказывалась прежде всего, мы никогда не устанем повторять это, свобода мысли, связанная политикой и пробивающаяся сквозь идеи религиозной реформы.

Правительства, сначала довольные поворотом либеральных идей в сторону религии, спокойно перенесли эту нравственную агитацию и смотрели сквозь пальцы на первые демонстрации религиозной партии. Только вследствие такой терпимости и могли протестантские отщепенцы и католические реформаторы высказаться в полном свете, собирать массы народа, открыто проповедовать и, наконец, священнодействовать в храмах, посвящённых православному культу, который они заставили признать. Всякое народное волнение, имеющее в себе двигателем религиозную ревность, скоро впадает в излишества.

Столкновения и борьба часто порождались богословскими спорами. Уже установившиеся вероисповедания не могут без тревоги видеть спокойствия светской власти ввиду таких фактов. Последняя же, пугающаяся всякого движения, заметила, что общественное спокойствие очень может пострадать от таких толчков.

Ронж, один из ревностнейших поборников нового учения, видел, как с каждым днём увеличивалось число его учеников; сам он был странствующим проповедником и священником, всюду занимаясь толкованием исповедуемого им культа. Там, где возникала новая община, он являлся и направлял её согласно со своими убеждениями. Его постоянные разъезды обратили на себя внимание правительств и показали действенность его проповедей и успехи его пропаганды. Тогда высшая власть запретила ему служение новому вероисповеданию где бы то ни было, исключая его приход и ближайшие к нему местности. Таким образом, решило протестантское правительство, оно не запрещало совершенно распространения нового учения, но лишь ограничивало его известным пространством.

Но удары, которые боялись наносить открыто, передавались тайным образом.

Прусское правительство официально запретило собрания вновь возникшей протестантской секты, носящей название Общества друзей света. У офицеров в полках брались подписки, что они не будут участвовать в новых религиозных собраниях. Ставили даже вопрос о запрещении духовным особам путешествовать. Ронж и многие выборные прирейнских провинций, пробравшиеся в штутгартский синод, были виновниками этих мер, принятых королём Пруссии под влиянием мнений политики уже после прирейнских свиданий.

Ещё очень недавно познанский архиепископ Прщилуцкий устроил манифестацию, заставившую прусское правительство стать в более определённое положение относительно новокатоликов. В письме, адресованном королю Пруссии, он протестует против развития доктрин новокатолицизма, особенно против учения бывшего священника его епархии Кщерзкого. Архиепископ удивляется, видя, что этот сектатор и его партизаны принимают в процензурованных, следовательно, контролируемых правительством брошюрах название католиков; он полагает, что эта узурпация одинаково противоречит как законам королевства, так и каноническим правилам Церкви, и кончает тем, что просит его величество помешать секте Кщерзского украшать себя титулом католицизма и воспретить употребление этого названия во всех книгах и брошюрах, печатаемых в великом герцогстве Познани.

Понятно, какой осторожности от нового учения требует такое положение дел.

Тем легче держаться такого рода поведения, что оно не уменьшает нисколько средств к действиям: восторженный народ сбегается толпами к новым миссионерам. Надо пользоваться таким расположением массы к прогрессу религиозной свободы, но не следует покидать разумной откровенности, которая должна стоять выше всякого постороннего влияния.

Симпатии всех германцев особенно сильно проявили себя в день прибытия Ронжа во Франкфурт, этот древний город, являющийся верным образцом жизни всего немецкого государства.

Как только узнали, что проповедник нового учения, которого прусское правительство преследует с особенным упорством, прибыл во Франкфурт, все толпами бросились к нему навстречу.

Ронж въехал в город в коляске, усыпанной цветами, за ним следовало около двадцати экипажей из Ганау и Оффенбаха; несколько тысяч жителей встретили его громкими приветствиями. Бросались под ноги лошадям, лишь бы пожать руку важнейшего апостола новокатолицизма.

Чтобы отблагодарить за такой приём, Ронж вышел из экипажа и поместился у окна второго этажа одного дома, откуда и говорил с толпой.

Он уехал из Франкфурта в Штутгарт с обещанием скоро вернуться.

Из приведённого эпизода можно заметить, что в этом видна одна из сторон борьбы принципа свободы против неограниченной власти.

Для папства к этим отдалённым толчкам Европы присоединяются сомнения и страдания от римской Церкви, которые даже сама победа как будто усиливает. Но общества ещё не побеждены; прижатые на некоторое время, они чувствуют в себе жар не совсем ещё потухшего костра.

Рим благодаря своей апостольской любви к ближнему и своему милосердию, вселяющему в церкви отвращение к пролитию крови, не удовольствовался тем, что избил и уничтожил своих побеждённых врагов, пустив для этого в ход своё наёмное войско, он ещё потребовал у соседних стран выдачи спасшихся от его преследований.

Римский двор, посылая одну за другой свои ноты, требовал у Тосканского великого герцога выдачи спасшихся членов обществ.

Требования Рима простирались, впрочем, ещё далее. Кардинал Ламбрусхини, статс-секретарское честолюбие которого направлено было в пользу неслыханных жестокостей папского двора, настаивал, чтобы парижская Gazzetta italianа[11], благосклонно относящаяся к обществам и читаемая с симпатией повсеместно в Италии, была запрещена в великом герцогстве; при этой просьбе был представлен список подданных великого герцогства, замешанных в предприятиях