Зверобой, или Первая тропа войны - Джеймс Купер

Теперь пирога направилась прямо к мысу, где, как хорошо знал Зверобой, враги поджидали его; он даже начал побаиваться, что опоздает и не поспеет вовремя. Хетти, заметившая его нетерпение, хотя и не понимавшая толком, в чем тут дело, помогала ему очень усердно, и вскоре стало ясно, что они поспеют к сроку. Только тогда молодой человек начал грести медленнее, а Хетти снова начала болтать, как всегда, просто и доверчиво, но нам нет надобности воспроизводить здесь их дальнейшую беседу.

Глава 27

Ты поработала сегодня, смерть, но все же

Еще работы хватит! Адские врата

Наполнены толпой, но дважды десять тысяч

Невинных душ не ведают в своих домах,

Что лишь побагровеет запад, как они

Войдут в мир скорби…

Саути

Человек, привыкший наблюдать за небесными светилами, мог бы предсказать, что через две-три минуты солнце достигнет зенита, когда Зверобой высадился на берег, там, где гуроны теперь расположились лагерем, почти прямо против «замка».

Лагерь этот очень напоминал тот, который мы уже описали выше, только почва здесь была более ровная и деревья росли не так густо. Два эти обстоятельства делали мыс очень удобным местом для стоянки. Пространство под древесными ветвями напоминало тенистую лесную лужайку, неподалеку протекал прозрачный ручей, поэтому индейцы и охотники очень любили посещать эту часть берега. Повсюду здесь виднелись следы костров, что в девственном лесу встречается редко. На берегах здесь не было густых зарослей кустарника, и внимательный взор мог сразу охватить все, что творится под свисавшими над водой деревьями.

Для индейского воина долг чести — сдержать свое слово, если он обещал вернуться и встретить смерть в назначенный час.

Однако считается неприличным появляться до наступления срока, выказывая этим женское нетерпение. Нельзя злоупотреблять великодушием врага, но лучше всего являться точно, минута в минуту. Драматические эффекты такого рода сопровождают все наиболее важные обряды аборигенов Америки, и, без сомнения, эта склонность, присущая и более цивилизованным народам, коренится в самой природе человека. Все мы высоко ценим личную отвагу, но, если она соединяется с рыцарской самоотверженностью и строгим соблюдением чести, она кажется нам вдвойне привлекательной. Что касается Зверобоя, то хотя он и гордился своей кровью белого человека и иногда отступал от индейских обычаев, но все же гораздо чаще подчинялся этим обычаям и бессознательно для себя заимствовал понятия и вкусы краснокожих — в вопросах чести они были его единственными судьями. На этот раз ему не хотелось проявлять лихорадочной поспешности и возвращаться слишком рано, ибо в этом как бы заключалось молчаливое признание, что он потребовал себе для отпуска больше времени, чем в действительности ему было нужно. С другой стороны, он был не прочь несколько ускорить движение пироги, чтобы избежать драматического появления в самый последний момент. Однако совершенно случайно молодому человеку не удалось осуществить это намерение, и, когда он сошел на берег и твердой поступью направился к группе вождей, восседавших на стволе упавшей сосны, старший из них взглянул в просвет между деревьями и указал своим товарищам на солнце, только что достигшее зенита.

Дружное, но тихое восклицание удивления и восхищения вырвалось из всех уст, и угрюмые воины поглядели друг на друга: одни — с завистью и разочарованием, другие — поражаясь этой необычайной точности, а некоторые — с более благородным и великодушным чувством. Американский индеец выше всего ценит нравственную победу: стоны и крики жертвы во время пыток приятнее ему, чем трофеи в виде скальпа; и самый трофей значит в его глазах больше, чем жизнь врага. Убить противника, но не принести с собой доказательств победы считается делом не особенно почетным. Таким образом, даже эта грубые властители лесов, подобно своим более образованным братьям, подвизающимся при королевских дворах или в военных лагерях бледнолицых, подменивают воображаемыми и произвольными понятиями чести сознания своей правоты и доводы разума.

Когда гуроны толковали о том, возвратится ли пленник, мнения их разделились. Большинство утверждало, что бледнолицый не придет по доброй воле обратно, чтобы подвергнуться мучительным пыткам. Но некоторые, самые старые, ожидали большего от человека, уже выказавшего столько смелости, — хладнокровия и стойкости. Зверобой был отпущен не потому, что индейцы надеялись на выполнение данного им обещания, а скорее потому, что они хотели набросить тень на делаваров, воспитавших в своей деревне человека, проявившего преступную слабость. Гуроны предпочли бы, чтобы их пленником был Чингачгук и чтобы именно он доказал свое малодушие, но бледнолицый приемыш ненавистного племени мог с успехом заменить делавара. Желая как можно торжественнее отпраздновать свою победу, в случае если охотник не появится в назначенный час, в лагере созвали всех воинов и разведчиков. Все племя — мужчины, женщины и дети собралось вместе, чтобы быть свидетелем предстоящего зрелища. Гуроны предполагали, что в «замке» теперь находятся только Непоседа, делавар и три девушки. «Замок» стоял на виду, недалеко от индейской стоянки; при дневном свете за ним было легко наблюдать. Поэтому у краснокожих не было оснований опасаться, что кто-нибудь из скрывающихся в «замке» сможет незаметно ускользнуть. Гуроны приготовили большой плот с бруствером из древесных стволов, чтобы, как только решится судьба Зверобоя, немедленно напасть на ковчег или на «замок», в зависимости от обстоятельств. Старейшины полагали, что слишком рискованно откладывать отступление в Канаду позднее ближайшего вечера. Короче говоря, они хотели немедленно тронуться в путь, к далеким водам озера Онтарио, как только покончат со Зверобоем и ограбят «замок». Картина, открывшаяся перед Зверобоем, имела весьма внушительный вид. Все старые воины сидели на стволе упавшего дерева, с важностью поджидая приближения охотника. Справа стояли вооруженные молодые люди, слева — женщины и дети. Посредине расстилалась довольно широкая поляна, окруженная со всех сторон деревьями. Поляна эта была заботливо очищена от мелких кустиков и бурелома. Очевидно, здесь уже не раз останавливались индейские отряды: везде виднелись следы костров. Лесные оводы даже в полдень кидали свою мрачную тень, а яркие лучи солнца, пробиваясь сквозь листья, повсюду бросали светлые блики. Весьма возможно, что мысль о готической архитектуре впервые зародилась при взгляде на такой пейзаж. Во всяком случае, поскольку речь идет об игре света и тени, этот храм природы производил такое же впечатление, как и наиболее знаменитые творения искусства человека.