Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин

Степа, это не «Казанка», если марка интересует, то ее «Сарепта» кличут. При двух моторах «Вихрь» она развивает скорость до сорока шести километров в час. Иначе с моими подопечными не сладишь, – усмехнулся ловец браконьеров. – В этой мотолодке много чего накручено. Заинтересует, по дороге расскажу.

От причала Володиша умело оттолкнулся небольшим веслом. Лодку сразу схватило и понесло течение. С Денисом даже попрощаться как следует не успели. Так он и остался с поднятой рукой на фоне почерневших от времени домов с серыми шиферными крышами, затопленными лавницами вблизи хозяйских огородов, разделенных корявыми жердями. Степан с огорчением понимал, что эта, неизвестная жизнь сибирской глубинки, оказалась Денису интереснее путешествия в таежные дебри.

Володиша, Степа и Килька

От философских размышлений Степана отвлекло болезненное дробное постукивание мотора. Володиша заправски что-то подкрутил, мотор поутих, гул его стал монотонным, убаюкивающим. Серпантин поворотов лодка преодолевала плавно и легко, как конькобежец-чемпион ледяную дистанцию. Но скучать не приходилось, за каждым поворотом открывался новый, прекрасный пейзаж. Удивительно, однообразия впечатлений не было. Да и как оно могло быть здесь, где всеми оттенками серебра выстелила путникам дорогу река, а прибрежные сосны и ели выплескивали навстречу путешественникам охапки солнечных лучей, которые исполинские деревья ловили в небе своими поднебесными макушками.

Маша, щурясь от солнца, восхищенно смотрела по сторонам, а Степан вглядывался в алмазно чистую воду реки, на дне которой просматривался каждый камушек, покачивающиеся водоросли казались потусторонним, мнимым лесом со своими законами бытия. Степану вспомнилось детство: так же, когда переплывали в лодках Илим, мальчишки любили уткнуться носами в воду и, свесившись за борт, рассматривать фантастический подводный мир.

За очередным поворотом показалась то ли речка, то ли ручей.

Володиша направил лодку к берегу.

– Передохнем здесь, заодно перекусим.

Вышли на полянку, у кострища лежали кем-то заботливо приготовленные для них дрова. Святое таежное правило – позаботься о следом идущих так же, как впереди идущие позаботились о тебе. Многих от смерти спасал этот вековой завет.

– Чему удивляться, кто-то собрал для нас, да и я тут бываю в неделю раз, тоже заготавливаю дрова для костра, – безразлично отмахнулся Володиша на удивленное восклицание Степана.

За чаем Степан задал бывшему однокласснику мучивший его вопрос.

– Ты как рыбинспектором-то стал?

– Экая трудность – рыбинспектором стать. Трудно им быть, Степан. Когда ты уехал в техникум, и я из школы ушел, решил работать в колхозе. Поработал всюду, куда пошлют, потом сел на трактор. Я же старше тебя на два года, учился в одном классе с младшими из-за болезни. На тракторе год оттарабанил, в армию забрали. Попал в десантники. Дядю моего, Назара Яковлевича, ты помнишь?

– Конечно.

– Он тогда работал рыбинспектором, аккурат к концу моей службы его браконьеры, похоже, залетные, подломили, инвалидом сделали, рука до сих пор не сгибается.

– Стреляли?

– Да нет, палкой сухожилие перебили. Когда я пришел из армии, дядя с отцом на эту работу и меня устроили. Да и выбора не было. Или колхоз, или… Вот и выбрал приключения на свою голову.

– Но на рыбинспектора надо ведь учиться.

– Формально надо.

– Как это формально.

– На должность рыбинспектора принимают здорового человека, прошедшего службу в армии и имеющего среднее или высшее образование по специальности «рыбоводство». Службу я прошел, как раз по теме, пообещал, что поступлю в техникум. Да и конкурентов у меня не было. Кто пойдет на эту собачью должность?

– А что за должность у тебя, Володиша? Что ты делаешь?

– Катаюсь по реке.

– Ладно тебе, катаются по реке на свои денежки, а не на государственные.

– Хорошо, Степа, хоть ты это понимаешь. Участки за рыбинспекторами не закреплены, мы работаем там, где проживаем. У меня это Илим, все реки, которые в него впадают, и район Ангары при впадении в нее Илима. Наша обязанность следить за соблюдением водоохранных зон, чтобы технику леспромхозы не ставили по берегам. Рыбная ловля у нас разрешена круглый год, ограничения вводятся в нерестовый период, который длится месяца полтора-два. В это время разрешена только рыбалка с берега на поплавок. Да чего перечислять, обязанностей столько, что сутками работай – не управишься.

– Ты хоть женился?

– Да, в прошлом году.

– Кто она, я-то ее знаю?

– Так она наша, Валька Гешина.

– Валька Гешина! Неужели? Я ее помню малявкой.

– Малявка была, когда ты жил в деревне, а в прошлом году исполнилось восемнадцать. Вот сколько твоей красавице? – указал он на Машу, которая, глядя на костер, прислушивалась к разговору.

Степан растерянно хмыкнул, девушка пришла на помощь:

– Осенью двадцать будет, – ответила она, кокетливо подернув плечиком.

– Ну, вот видишь, моя Валюха чуть помладше.

– Хватит, все обо мне да обо мне. Ты как?

– Даже и не знаю, что рассказывать. Я уже говорил тебе, что в Хребтовой на практике, в декабре диплом защищать буду, а потом приеду сюда работать постоянно.

– В армии был?

– Да нет, Володиша, не был, работа на трассе к армейской приравнивается.

– Что – такие сложности?

– Спецов не хватает. Правда, если захотят забрать, заберут и с трассы.

– Ну ладно, Степа, потрепались и хватит. Отойдем в сторону, сказать тебе что-то хочу.

– А чего тут не говоришь?

– Ну, может быть, это такое, о чем женским ушкам не следует слышать.

– Ты, Володиша, удивляешь меня.

– Такой вот я, – обняв Степана, приятель подвел его к самой воде. – Сейчас мы на мысе сидим, а дальше Илим делает изгиб и делится на два рукава. У коренного берега, где проходит судовой ход, в него речка впадает. Речка громко сказано, так себе, больше на ручей похожа. Недаром Россохой зовут.

– Чего ты так подробно рассказываешь?

– Когда шел в Илимск, в устье ручья людей видел. Что-то они мне не понравились. Завидев мою лодку, под кустом спрятались.

– Так тебя все бояться.

– Все да не все.

– Тогда я пристал к берегу, а сетей не заметил, покричал, но никто не откликнулся. Подумал, что просто ребятня, мне с ней в догонялки играть не с руки.

– А чего сейчас о них вспомнил? Думаешь, два дня они тебя здесь поджидают?

– Ой, Степа, ничего я не думаю. В Илимске мне передали сообщение, что из исправительной колонии сбежали четверо заключенных. Один из них наш земляк Юрка Прохоров.

– Кто?

– Юрка Прохоров. Мы его в классе «Килькой» звали, помнишь?

– «Кильку» помню, а что он Прохоров из памяти как-то вылетело.

– Банда сбежала что надо: трое сроки получили за убийство, наш землячок за разбой и грабеж. Отморозки, им терять нечего.

– А тебе зачем на них нарываться?

– Не я, так кто-нибудь другой с ними встретится, только знать не будет, что за люди.

– Наверное, уже всем сообщили по радио и в газетах.

– А то ты наших людей не знаешь. Разве кто слушает радио? А газеты на самокрутки приберегает.

– Ты об этом мне хотел сказать?

– Да погоди ты, не торопись. Я пойти-то пошел, но кто этих ребят знает, тем более что у них на уме. Так вот, если они там,