Новый Михаил - Владимир Викторович Бабкин

большому счету сейчас важно не то, кто за всем этим стоит, а что они могут предпринять исходя из существующих условий. Карта с Николаем и Алексеем была для меня неожиданной, но она уже выброшена на стол. Да, ситуация осложнилась, да, информация о мятеже вышла за пределы столицы и растеклась по стране, и что? Очень велика вероятность, что и ничего. В войсках вряд ли кто-то сломя голову ринется в намечающуюся свалку, скорее всего, просто предпочтут подождать новостей из Петрограда. Разве что кто-то из прибывших с фронта генералов включится в схватку на стороне «императора Алексея» или какого-нибудь Временного правительства.

Какие еще у них могут быть тузы в рукаве? Ведь ситуация сейчас в корне отличается от классической ситуации и условий Февральской революции. В отличие от той истории, у меня в Петрограде есть или вот-вот будут как минимум три-четыре дивизии верных войск, и инициатива сейчас на моей стороне. Ну, побузят чуток по казармам, ну даже выйдут на улицы, но нет у них больше чувства безнаказанности, и в этом коренное отличие от ситуации недельной давности. Мосты, телеграф, телефонная станция, основные министерства, включая МПС, ключевые перекрестки – все это уже либо жестко контролируется, либо патрулируется казачьими разъездами. Всем участвующим в подавлении мятежа обещаны различные преференции, а расквартированным в Петрограде за участие в наведении порядка дополнительно обещаны права фронтовиков и возможность службы во Внутренней страже, а ее мне в ближайшие месяцы понадобится ох как много.

И судя по тому, что случаев отказа от открытия огня по мятежникам мне известно лишь несколько на весь город, то я вполне рассчитывал на скорейшее восстановление полного контроля над Петроградом. Причем не только военного, но и идеологического. Во всяком случае, я на это надеялся.

Пожалуй, главное, чем отличается нынешняя ситуация от классической Февральской революции, так это наличием решимости у властей восстановить порядок, не считаясь ни с потерями, ни с мнением кого бы то ни было. А вот в лагере оппонентов, честно говоря, я наблюдаю все ту же растерянность и такую же опаску взять ответственность на себя. По существу, в известной мне истории, Временный Комитет Государственной думы точно так же, как и правительство князя Голицына или генералы Хабалов с Беляевым, никак не мог решиться на какие-либо действия из боязни ответственности, и лишь стечение обстоятельств просто бросило Родзянко и Керенскому власть в руки.

Ну вот спрашивается, чем были заняты всю ночь господа в Таврическом дворце, о которых доложился Глобачев? Ждали? Как в том анекдоте: «Что делал Рабинович до революции? Сидел и ждал. А после революции? Дождался и сел!»

Петроград. Таврический дворец.

6 марта (19 марта) 1917 года.

Раннее утро

Внезапно двери распахнулись, и в зал повалила вооруженная солдатская масса, которая быстро рассредоточивалась по помещению и брала присутствующих под прицел. Поднялась суматоха, Родзянко вскочил и перевернул стул, вскинувшийся было Гучков получил чувствительный тычок прикладом, а князь Львов почему-то поднял руки. Остальные замерли в различных позах, глядя в черные дула трехлинеек и на острые трехгранные штыки, уставившиеся им прямо в лица.

Ошеломленные и замершие члены «нового демократического правительства» и участники ВКГД во внезапно наступившей тишине с ужасом слушали раскатывающийся по коридору мерный звук шагов невидимого пока, но явно уверенного в себе человека.

С некоторым облегчением присутствующие увидели, что это вовсе не Михаил (а почему-то ожидали именно его), а всего лишь генерал. Тот спокойно прошел к столу, поднял стул и уселся за стол на председательское место. Затем он снял перчатки и, бросив их на стол, спокойно заявил:

– Господа, я генерал-майор Свиты Тимановский, командир Собственного Его Императорского Величества Георгиевского полка. Имею предписание на арест всех присутствующих в Таврическом дворце и в особенности в данном помещении. Настоятельно рекомендую вам не делать глупостей, поскольку мои люди имеют приказ стрелять на поражение при малейшей попытке сопротивления или бегства.

– Но позвольте… – проблеял князь Львов.

– Не позволю. – Тимановский сделал знак, и в лицо князю уставилось не менее десятка стволов. – Вопросы вы здесь задавать не будете. Скажу больше, вопросов не буду задавать даже я. Вопросы будет вам задавать Высочайшая следственная комиссия. И думаю, вопросов у нее к вам будет очень много. А поскольку речь идет об обвинении в государственной измене, да еще и во время войны, то вам придется очень сильно постараться, для того чтобы просто остаться в живых. Так-то, господа.

Генерал встал и уже в дверях обернулся:

– Кстати, хочу вас уведомить, господа, о том, что государь император Михаил Александрович повелел передать вам свой высочайший пламенный привет.

Петроград. Главный Штаб.

6 марта (19 марта) 1917 года.

Утро

– Верите ли вы в новую Россию, господин Суворин?

Мой гость удивленно посмотрел на меня. Ну, да, вот так вот сразу в лоб, прямо на высочайшей аудиенции. Мало того что усадил за стол и потчую чаем, так еще и задаю подобные вопросы в то время, когда на улице еще слышна стрельба, а Зимний дворец все еще в руках мятежников. Причем этот самый дворец хорошо виден из окна моего временного кабинета.

Видимо, все еще не зная, как себя вести в подобной ситуации, он осторожно заговорил:

– Ваше императорское величество, я газетчик и издатель, и мне по роду своей профессии необходимо иметь хорошее воображение, но в то же самое время нужно уметь видеть факты, опираться на факты и строить свои выводы отталкиваясь от фактов. А факты сейчас таковы, что державу нашу очень серьезно лихорадит, государственная машина дает сбои, и я не решаюсь даже предположить, как далеко все может зайти, если не предпринять необходимые действия. Война обнажила многие застаревшие проблемы и противоречия нашего общества, и да простит меня ваше императорское величество, но в стрельбе, которая сейчас слышна за окном, мне слышатся грозные раскаты той бури, которая ждет Россию. Станет ли эта буря очищающим дождем, или превратится в ужасный ураган, который сметет все на своем пути? Это вопрос, на который сейчас ни у кого нет ответа. Ясно только одно – той