Дуэль Пушкина. Реконструкция трагедии - Руслан Григорьевич Скрынников

лестнице в дом. Пушкин спросил его: «Грустно тебе нести меня?».

Жуковский записал в кратком конспекте: «Жена встретилась в передней – дурнота – ne entrez pas [не входите] его положили на диван»1605. Когда раненого стали раздевать, Натали хотела войти, но муж громким голосом закричал: «Не входите». Когда его переодели, он допустил к себе жену. По словам Тургенева, ей было сказано, что муж ранен в ногу. В своём письме в Москву (27 января – начало февраля) Вяземская подтверждает этот факт1606. Вяземская не отходила от Натали, и её сведения были точными. По её утверждению, поэт причастился втайне от Натальи.

С какими словами обратился Пушкин к жене? Наиболее раннюю запись находим в том же письме В.Ф. Вяземской. По её свидетельству, поэт произнёс: «Как я счастлив, я жив и нахожусь с тобой»1607. Фраза Пушкина была вполне уместна в устах мужа, старавшегося успокоить жену.

А.И. Тургенев описал то, что происходило на его глазах между 10 и 12 часами. Иногда, но редко раненый подзывал к себе жену. Наконец он сказал: «будь спокойна, ты невинна в этом» (версия письма); «будь спокойна, ты ни в чём не виновата» (дневниковая версия)1608. Это было сказано, когда поэт удостоверился, что положение его безнадёжно. Лишь после этого, а не на пороге, умирающий объявил жене, что вина за случившееся ложится целиком на него одного.

На второй день поэт значительно чаще выражал желание видеть жену. Утром 28 января Наталья первая простилась с ним. В 11 час. утра Тургенев записал: Пушкин «часто призывает к себе на минуту жену, которая всё твердила: „Он не умрёт, я чувствую, он не умрёт“. Теперь она, кажется, видит уже близкую смерть»1609. Пушкин сказал жене правду лишь после того, как скрывать её стало невозможно. Ранее 11.30, согласно записи Тургенева, умирающий сказал: «Арендт меня приговорил; я ранен смертельно». Жена упала ничком на пол перед образами в нервном припадке. Она не смогла прийти к мужу, когда он пожелал её вновь увидеть1610. Друзья с большой деликатностью описывали страдания Пушкиной. Тургенев сообщил брату 31 января: «Жена, за которую дрались, в ужасном положении. Она невинна, разве одно кокетство омрачило её душу и теперь страшит её воспоминаниями»1611.

При сватовстве поэт размышлял о возможности рокового исхода, когда Натали останется блестящей вдовой. В последние дни жизни умирающий более всего заботился о том, чтобы репутация вдовы осталась незапятнанной. Любая женщина в её положении ударилась бы в слёзы. Но к удивлению друзей, Наталья вовсе не плакала. Это обстоятельство тревожило умирающего. Тургенев записал его слова по поводу жены: «Он (Пушкин. – Р.С.)… говорит, что люди заедят её, думая, что она была в эти минуты равнодушною. Это решило его сказать ей об опасности»1612. Аналогичное свидетельство принадлежит Вяземской: «Она чиста… и всё-таки свет её съест, – говорил умирающий Пушкин. – Скажите ей всё: она у меня не притворщица. Её осуждать будут в холодности, если моё положение не будет известно ей»1613. Заподозрить Пушкину в равнодушии немыслимо. Правда, что окружающие твердили ей, что рана мужа не опасна, и тем внушали ложную надежду. Особенность характера Натали была та, что в минуты крайней тревоги и волнения она погружалась в оцепенение, которое походило на спокойствие и отрешённость. Именно так она реагировала на предательство Дантеса в ноябре 1836 г., удивляя всех своим спокойствием. А.И. Тургенев отметил, что после ранения мужа Натали погрузилась в «тихую безмолвную горесть», иногда «в исступлённую горесть»1614.

Под утро 28 января крики раненого сбросили Вяземскую с дивана и разбудили Александрину. Натали в это время не раскрыла глаз, хотя за минуту до того говорила с Вяземской. При последнем крике Пушкина поднялась, и с ней случился новый припадок1615.

Упомянув о прощании Натальи с мужем 28 утром, Жуковский написал: «Этой прощальной минуты я тебе не стану описывать!»1616 В.Ф. Вяземская уточняет, что при прощании поэт и его жена были немногословны: «Единственные слова, которые они произнесли, были слова прощания»1617. Пушкин не нашёл для Натальи особенных слов.

Александрина не оставляла сестру. После поединка Гончарова, согласно её воспоминаниям, «видела Пушкина только раз, когда она привела ему детей, которых он хотел благословить перед смертью»1618. Каждому из детей отец клал на голову руку, а потом давал знак увести.

За несколько часов до смерти Пушкин попросил, чтобы Натали покормила его мочёной морошкой, потом погладил её по голове и произнёс: «Ну, ну, ничего, слава Богу, всё хорошо»1619. Пушкина как будто не замечала близившейся агонии. Даже её защитник Тургенев не мог скрыть своего раздражения по этому поводу. Он писал в дневнике: «У него предсмертная икота, а жена его находит, что ему лучше, чем вчера!»1620 Аналогичное свидетельство оставил доктор Иван Спасский. Выходя от мужа за несколько мгновений до его кончины, Пушкина сказала: «…вот увидите, что он будет жить, он не умрёт»1621. Наталью пустили в кабинет уже после кончины мужа. «Она рыдает, рвётся, но и плачет. …Жена всё не верит, что он умер: всё не верит»1622. Перед нами едва ли не первое упоминание о слезах Натальи Николаевны. Подле дивана, на котором лежал умерший, жена кричала: «Бедный Пушкин! Бедный Пушкин! Это жестоко! Это ужасно! Нет, нет! Это не может быть правдой!» Она просила прощения, трясла бездыханное тело, чтобы получить от него ответ. Присутствующие боялись за её рассудок1623. Свидетельства Данзаса и Вяземской совпадают между собой. Допущенная к покойному, Наталья Николаевна, рыдая, толкала тело и кричала: «Пушкин, Пушкин, ты жив?»1624 Долли Фикельмон очень точно заметила, что глубоко несчастная жена «не хотела ни поверить своему горю, ни понять его»1625.

Перед кончиной, писала сестра Пушкина, поэт «сказал Наталье Николаевне, что она во всём этом деле ни при чём. Право, это было больше, чем благородство, – это было величие души, это было лучше, чем простить»1626.

Слова Пушкина по поводу жены вовсе не были ложью во имя спасения. Раненому поэту не надо было лукавить перед лицом смерти. Он сказал то, что думал, и то, что точно соответствовало истине. Вызов Пушкина не был продиктован ревностью. После свадьбы Екатерины ни кавалергард, ни Наталья не давали повода для ревности. Наталья была по-прежнему предельно откровенна с мужем, и тот был совершенно уверен, что увлечение жены позади. Плутни Дантеса могут обмануть разве что легковерных.

В глазах друзей Натали была добродетельной женщиной, не преступившей супружеского долга. Но в их отзывах не было великодушия, звучавшего в словах Пушкина. Ольге Долгоруковой, дочери