Фауст. Сети сатаны - Пётч Оливер

Но теперь вместо Греты на алтаре лежал Фауст.

Карл стиснул кулаки. Неужели доктор уже мертв? Кровь капала с его правой руки, замотанной в тряпку. Голова безжизненно завалилась набок, лицо тоже было закутано: кто-то обмотал ему грязными тряпками лоб и глаза. Господь всемогущий, что же эти безумцы сотворили с Фаустом?

Вот жрец поднял изогнутый кинжал, которым отсек доктору мизинец, и голоса смолкли.

– Свершились первая и вторая жертва! – возвестил человек в капюшоне. – Зверь пробуждается ото сна; я слышу, как дрожат недра Земли. Homo Deus est!

– Homo Deus est! Deus Homo est! – повторили, как во хмелю, люди в масках.

Жрец поднял кинжал, как проповедник возносит чашу в обряде причащения. Казалось, он хотел освятить клинок.

– О, спиритус Мефистофелес, Мдесхеа, Диабола, Ларуа… о, триединство адовых заклятий… Sanguis tuus, cor tuum…

Карл уже не пытался уловить какой-либо смысл в мешанине слов. Но последние две фразы были ему известны, и понять их оказалось нетрудно.

Sanguis tuus, cor tuum… Кровь твоя, сердце твое…

Он понял, что произойдет дальше. Этот монах вонзит кинжал в тело Фауста, выпотрошит, как рыбу, и вырежет его сердце. Жуткие заклятия еще лились из уст жреца, но кинжал мог в любую секунду пронзить грудь Фауста. Нужно было что-то предпринять! Только вот что? Вагнер лихорадочно огляделся. Может, удастся как-нибудь остановить ритуал или хотя бы прервать на время?

Взгляд его упал на латерну магику, затем на масляную лампу у него в руках. Пламя едва мерцало. У Карла дрожали пальцы. Он уже не раз устанавливал аппарат, и проделывал это довольно быстро. Но хватит ли у него времени?

Дьявол!

Карл сорвал крышку с короба и поднес к угасающему фитилю пропитанную маслом тряпку. С помощью нее он зажег лампу в латерне магике. Затем направил трубу таким образом, чтобы круг света упал на стену за алтарем.

Люди на скамьях вскричали от изумления. Жрец прервал свои литании и раздраженно обернулся. Круг на стене колыхался и дрожал, словно неземное создание.

Монах исторг из себя какой-то нечеловеческий звук, похожий скорее на рык разъяренного волка.

Вагнер схватил первое попавшееся стеклышко и вставил в аппарат.

* * *

Когда Иоганн пришел в себя, вокруг царил мрак.

Где он? Что произошло? Стали возвращаться обрывки воспоминаний, медленно складываясь в одно целое. Тонио… подземный зал… черное зелье… купель с кровью… его дочь на алтаре…

Грета!

Иоганн резко поднялся, и к горлу подступила тошнота. Его вырвало. Вокруг по-прежнему было темно. Может, он ослеп? Или уже мертв и оказался в аду?

Фауст постарался сосредоточиться на своих ощущениях. Снизу тянуло холодом. Должно быть, он лежал на каменном полу. Иоганн осторожно пошевелил сначала ногами, потом руками, почувствовал сырую солому. Правую руку пронзила боль, и он вскрикнул. Что-то произошло с его рукой, но Фауст не мог вспомнить. В сознании возникла неясная картина.

Изогнутый кинжал, отточенное лезвие сверкает в свете факелов…

Иоганн снова вскрикнул. Собственный голос казался ему чужим, приглушенным, словно пробивался сквозь толщу земли. Ко всему прочему, у него раскалывалась голова, дышать было тяжело, как будто в носу что-то набилось. И почему он ничего не видел?

Левой рукой, чуть обожженной углями, Иоганн коснулся лица и понял, что оно почти целиком замотано. Он рванул повязку – и голову точно пронзило кинжалом. Его снова вырвало, и едкая желчь огнем обожгла ему рот.

– Я бы не трогал повязку, – раздался где-то рядом хриплый голос. – Тряпка хоть и грязная, но они пропитали ее маслом зверобоя, чтобы не было воспаления. Даже отсюда чувствуется запах.

Иоганн замер, ибо узнал голос.

– Ва… Валентин? – прохрипел он. – Ты… ты жив?

– Скорее уж мертв, чем жив. Этот упырь что-то надломил во мне. Я… не могу шевельнуться. Но да, я жив.

– Что произошло? – спросил Фауст тихим голосом.

– Ты и в самом деле хочешь знать?

Иоганн промолчал, и Валентин продолжал срывающимся голосом:

– После того как ты выпил зелье, они отсекли тебе мизинец. Тонио сказал, что это первая жертва…

Иоганн вздрогнул. Рана на руке тупо пульсировала. Он еще чувствовал на том месте палец, но понимал, что его там нет. В памяти возникла новая картина: Тонио поднял его палец – мизинец с правой руки, которым Иоганн когда-то перехватывал карты и монеты, – и швырнул в купель.

Но на этом наставник не остановился…

– А вторая жертва? – спросил Иоганн. – Что было второй жертвой?

Последовало молчание, еще более гнетущее, чем окружающая его темнота.

– Говори, черт возьми! – прохрипел Фауст. – Что было второй жертвой?

– Они… вырезали тебе левый глаз.

– О господи… – простонал Иоганн.

Его снова замутило, но исторгать из себя было уже нечего. Фауст с трудом поборол желание сорвать с лица повязку. Он понимал, что любое прикосновение вызовет боль и приведет к заражению. Его уже начало лихорадить.

– Ампутацию произвели со знанием дела, – продолжал дрожащим голосом Валентин. – Пользовались инструментами, как и полагается. Скорее всего, городской хирург тоже в их рядах. Думаю, ты нужен им живым.

– Для третьей жертвы, – проговорил Иоганн.

– Да, но до этого дело не дошло. Что-то случилось. В какой-то момент я потерял сознание, но потом услышал жуткую ругань и проклятия. А после нас притащили в эту камеру. Думаю, это какой-то забытый подвал под церковью Святого Себальда. Что было потом, я не знаю.

Несколько минут прошли в молчании. В пустой глазнице пульсировала боль, но Иоганн пока справлялся с ней – очевидно, еще не прошло действие зелья. В нем, вероятно, содержалась белена или дурман – а может, все вместе. Этим объяснялись и галлюцинации. Иоганн вспомнил, что видел кого-то на дрожащей поверхности в купели. Сначала это был Тонио, еще совсем молодой. Затем он уступил место рыцарю. Иоганн принял его за Жиля де Ре, человека, чье имя долгие годы преследовало его в кошмарах. Неудивительно, что он явился ему в наркотическом бреду.

– Я вот еще что хотел спросить, Иоганн, – прервал его размышления Валентин. – То зелье, которым они тебя напоили… Я думал, это яд и ты никогда уже не придешь в сознание. Но вот ты очнулся и снова можешь говорить…

– Зола, – устало ответил Иоганн.

– В смысле?

– Зола. Я проглотил горсть золы. Когда меня вели к алтарю, я угодил рукой в жаровню. Сделал вид, что упал, а сам набрал в рот холодной золы и проглотил.

Иоганн провел языком по небу и зубам. Во рту до сих пор ощущалась неприятная пыль.

– Еще древние греки знали, что зола очищает от ядов. Наверное, она сдержала действие дурмана. Хоть и не помогла сохранить глаз, – добавил он с горечью.

Затем дрожащей рукой коснулся повязки и сдвинул ее так, чтобы можно было открыть здоровый глаз. В первый миг Фауст ничего не увидел и решил уже, что полностью ослеп. Но потом во мраке стали вырисовываться смутные очертания. Он лежал на полу в темном подвале, у противоположной стены была видна запертая дверь. Рядом дрожащим клубком лежал Валентин. Бедняга выглядел еще более жалким, чем Иоганн. Тело его было странно вывернуто, как у марионетки с обрезанными нитями.

– Иоганн, я… так сожалею… – произнес Валентин. – Поверь, я лишь хотел спасти Грету. Они принудили меня привести тебя именно в эту ночь. Это каким-то образом связано со звездами, с кометой…

– Думаю, теперь мы квиты, – перебил его Иоганн. – Ты…

Тут послышался какой-то шум. В замке со скрежетом провернулся ключ.

Фауст глубоко вдохнул.

Должно быть, это пришли за ним. Тело его непроизвольно напряглось, сердце учащенно забилось. Иоганн не хотел выказывать страха, хоть и сознавал, что у него не получится. По крайней мере, оставалась надежда, пожертвовав собой, спасти Грету.

Ради нее он был готов на любую жертву.

– Господь великий и всемогущий, – сорвалось с его растрескавшихся губ, – дай мне силы…