Повести - Юрий Сергеев

Приближается контрольный срок выхода отряда на базу геологоразведочной партии Торго. Усталые и мокрые люди по вечерам заползают в хрустящею палатку, отогреваются, сушат одежду, занимаются и ночью работой: чинят, шьют, лечат больного и тревожно забываются прерывистым сном.

Подвалило ещё снега. Остаётся один-два дня пути до попутной реки. Виктор боится, что она станет, нельзя будет сплавиться на лодке. Придётся тогда тащиться пешком до базы по бесконечным кривунам и марям поймы.

Мороз прижимает. Трудно стало писать дневник. Немеют и мёрзнут руки.

Степан изнемог, еле шевелится. Пришлось бросить часть снаряжения и усадить его на оленя. Да и на нём держится с большим трудом. Ночами мечется в жару, беспрерывно пьёт холодный чай, глотает подряд таблетки из походной аптечки. Не помогает.

На последней ночёвке, перед выходом к реке Виктор не спал всю ночь. Израсходовал НЗ спирта, делал компрессы, растирал худое, ребячье тело проводника. Степан совсем молчал, вздыхая, лежал с закрытыми глазами.

Козьмин не мог простить себе, что, в спешнке, не взял запасных батарей к рации, те, что стояли, подмокли и потекли. Выход один — быстрее к Торго!

К реке вышли на следующий день к вечеру. Остановились на кромке крутого, скалистого обрыва.

Далеко к горизонту полками, с ощетинившимися копьями леса уходили сопки, воюя с хребтами гор. Туман и облака хороводились вокруг могучих вершин, а ниже был виден каждый распадок, каждая складочка в сиреневом хаосе скал.

Необъятный и суровый простор дикого края!

Но уже где-то там, у подножья гольцов, пульсирует и робко бьётся горячий маленький плацдарм. Урчат буровые станки, ревут взрывы, вгрызаются в камень разведочных штолен.

Лихо и трудно приходится первопроходцам, связанным с далёким миром лишь ниточкой авиации. Но, несмотря ни на что, вокруг первого колышка растёт и раскручивается спиралью, ускоряя свой бег, разведка!

После многих метров пустой породы вдруг сыпанёт под ноги помбура из колонковой трубы тяжёлый и блестящий керн потаённой руды. В этот миг нет деловых мыслей о том, что когда-то сварят из неё сталь. Есть одна жгучая, как слеза, победа!

Сбегаются геологи, буровики, трактористы и даже повара увидеть и потрогать руками ТО, что досталось такой ценой!

…Виктор смотрит на гаснущий закат, ищет глазами у подножья дымных и темнеющих гор слабые огоньки далёкой базы. Река клокочет и ревёт на перекатах. Кругом — тайга, горы и небо. И не сдвинуть ног, не оторвать глаз от живой и фантастической панорамы.

На другом берегу беспечно бродит лосиха с подросшим за лето телёнком, обкусывает густую поросль тальника.

Лопоухие и непуганые лоси похожи на домашних коров, отбившихся от стада. Пошли вдоль обрыва и вскоре спустились на широкую каменистую косу. Уже в темноте установили палатку, развьючили оленей.

Ночью поднялась пурга, порывистый северный ветер залетал в трубу, и тогда из поддувала вырывались клубы дыма. Ночь прошла сумбурно никто толком не отдохнул.

Утром ветер усилился, рябил тяжелую, забитую шугай воду, тонко голосил, выл в камнях скалистого обрыва, трепал длинную шерсть на оленьих шеях.

Собаки улеглись в затишке сугроба, а, когда их заносило позёмкой, устало поднимались, отряхивали шубы и, покружившись на месте, утоптав площадку, снова ложились с усталой отрешённостью ко всему происходящему.

Плыть в такую непогодь бессмысленно. Ветер встречный, и резиновую лодку будет парусить, прижимать к берегу.

Николай собрался уходить. Необходимо предупредить о болезни Степана на базе, вызвать санитарный вертолёт, отогнать оленей. Больной уже не мог сидеть верхом, падал.

Виктор решил, вместе с ним, отправиться в резиновой лодке. Написав письмо начальнику партии и скопировав маршрут, он передал всё это Николаю и пожал руку.

— Танкетку пусть для контроля пришлют вдоль берега. Вдруг где перехватит льдом и не сможем плыть. Если всё нормально, доберёмся до Торго вперёд тебя. Давай трогай! Не вздумай охотиться по пути, примы тебя долго не будет, набью морду, раз слов не понимаешь.

— Не шути так, помрачнел эвенк, медведь не раз хотел меня ударить, никогда не успел. Пьяному не скажи, застрелю. Я не олень, не дам за спину сесть.

Отворачиваясь от ветра, торопливо пошла связка за проводником. Пурга, убежав вперёд, вернулась к Перекату.

Покачивая хвостами, они обнюхали друг другу морды. Николай крикну издали, и белый ком растаял за перевалившими кручу оленями, собака уже привыкла охотиться с заполошным эвенком, Перекат, провожая взглядом уходящих, тоскливо поскуливал, перебирал лапами.

Виктор натаскал сухого топляка из залома, заготовил дрова на ночь. Пролез в заметённую снегом палатку, укутал Стёпку, растопил пожарче печку, плотно застегнул вход. Уснул на спальном мешке не раздеваясь.

Проснулся поздно ночью, нашарил спички зажег свечу. Степан не спал. Глаза его лихорадочно блестели в тусклом свете, губы обметала простуда. Не прогорела, со всех щелей полз холод.

Нащепав лучины, Виктор поджёг её и положил на тёплую золу, осторожно придавил сверху тонкими палочками. Сухие дрова взялись разом, пыхнули дымным смольём.

Высунув руку за полог, Виктор загреб котелком снег и поставил его на печку. Снег зашипел, оседая, заклубился паром, просыпанный на горячую жесть.

— Утром тронемся, держись… Буду грести против ветра.

— Пропаду я, Виктор Иванович. Совсем плохо. Печёт. Голова кружится. Не доплыву.

— Ты это брось! Чтобы больше не слышал. Я не в такие переделки попадал. А вот живой! На ноге двух пальцев нет, отрезали, обморозил в наледи.

Сплавлялся пять лет назад с таким же, как у тебя, воспалением лёгких почти две недели… Думал, хана! Тонули два раза. А на мне спасательный жилет был верёвкой к лодке привязан.

Выуживали, откачивали, сушили и опять плыли. Оклемался. А у тебя ерунда! Два укола, и здоров.

— Скорее бы домой. Помирать легче…

— Опять ты за своё. Ну, а как я перед твоим отцом явлюсь, если что случится? Что я ему скажу? Я перед ним и так в долгу неоплатном за те два сезона, когда он у нас был оленеводом.

— Знаете, почему он сестру бережёт? Хочет за вас её выдать. Она ведь, последний год с вами там была, потом сказала: "Вырасту и за Козьмина замуж пойду, без бабы он пропадёт в тайге, детей ему нарожаю больших и сильных, как сохатый".

— Так она же, совсем девчонка! В какой класс ходит?

— В десятый пошла. Наши девки быстро спеют…

— Ну, ты, брат, даёшь! А ведь, она правда хорошая, подумаю, пусть институт кончает, подожду.

— Ничего, старик терпеливый, сосватает. А она на наших парней не смотрит, всё с фоткой носится, где вы втроём на скалах.