Берег динозавров - Кейт Лаумер

Консул чопорно выпрямился и смерил меня ледяным взглядом:

— Собираетесь предать конгресс Агасса, оказавший вам высокое доверие?..

— У вас, бюрократов, своеобразное понятие о верности и моральных обязательствах. Меня можно сдать со всеми потрохами ради удобной дипломатической лжи; я обязан принять судьбу с воодушевлением?

Дипломат еще некоторое время трепыхался, но больше для приличия; крючок засел слишком глубоко. Пообещав сделать все возможное, он ушел, вытирая пот со лба.

Меня запихнули в лифт и отправили глубоко в тюремные подвалы. Там пришлось долго добираться по низенькому, в четыре фута, туннелю до тускло освещенной камеры, где пахло странно и не слишком приятно. Пока я пытался сообразить, почему от этого запаха мурашки идут по коже, в темном углу кто-то зашевелился. Бронированная фигура в четыре фута высотой твердо встала на толстые ноги, и два огромных глаза уставились на меня прямо из грудной клетки.

2

Первые пять секунд я стоял столбом, переживая шок, потом рефлекторно бросился вперед, пытаясь проскочить мимо. Проскочить не вышло; я рухнул на противника и попытался ухватить за глотку, которой не было. Выгнувшись, гном застучал ногами, освободился и хотел было сбежать через туннель, булькая, как вода в раковине. Я остановил его пинком; гном откатился в угол, не сопротивляясь. Тяжело дыша, я раздумывал, куда бы пнуть побольнее.

— Мир! — Казалось странным, что этот броненосец-переросток может говорить. — Сдаюсь, хозяин! Бедный Срэт молит о милосердии!

Гном захныкал, точь-в-точь как австралийский лемур — или обиженный младенец.

— Так-то лучше. — Голос у меня дрожал, а волосы на голове шевелились от одной близости к созданию. — Подожду убивать тебя пока. Давай рассказывай!

— Да, хозяин! Бедный Срэт расскажет хозяину все! Расскажет все, что знает!

— Однажды прилетел звездолет. Большой звездолет цвета старой меди — он принял наш сигнал бедствия. В нем были гномы вроде тебя. Меня попытались пристрелить, но неудачно. Плохо знали человеческую анатомию, надо полагать. А потом — потом они забрали леди Рейр. Где она теперь? Что с ней?

— Дай бедному Срэту подумать, хозяин!

Гном заныл, жалобно булькая; до меня только теперь дошло, что ему доставалось по доброму пинку при каждом вопросе.

— Думать не надо — просто не забывай отвечать!..

Гнев понемногу скис, и началась реакция: задрожали руки. Я глубоко вздохнул.

— Хозяин, про леди бедный Срэт ничего не понимает… — Гном опасливо охнул, увидев, как я делаю шаг вперед.

— Корабль, да, — залопотал он. — Давно, очень давно бедный Срэт видел такой корабль, прекрасный и могучий, подобный королеве пчел. Но то было давно — очень, очень давно!

— Три года, — сказал я. — На планете далеко отсюда — в Рукаве.

— Нет, Хозяин! Сорок лет! Сорок лет прошло с тех пор, как бедному Срэту показалась великая королева. Далеко, далеко в Приграничье…

Срэт замялся, будто сказав лишнего, и я подбодрил его пинком.

— Бедный Срэт остался изгнанником, — заныл он. — Далеко, так далеко от материнского лона — от черных, колышущихся глубин Х'иак…

— Х'иак? Ее увезли туда?

— Плачь о великой Х'иак, хозяин! — возопил гном. — Плачь о памяти бедного Срэта! Плачь о том, что было когда-то и чему не бывать вовеки…

Прислушиваясь к нытью, плачу и жалобам, я понемногу начал понимать. Одинокий мир на расстоянии сотен световых лет от сердца Галактики, где она сияет в ночном небе звездным шатром; солнце, обреченное вспыхнуть новой; побег в пространство; годы — десятилетия — века неприкаянных странствий. Посадка на одной из планет иерархии Риш, мелкая юридическая неувязка — и сорок лет рабства. К концу истории я сидел на скамье у стены выжатый как лимон. Мне было холодно; впервые за три года я ничего не чувствовал — совсем ничего. Сколько ни пинай несчастного беспризорника, леди Рейр не вернуть. Я искал ответов, и вот, сижу с пустыми руками.

— Хозяин? — В голосе гнома послышался вопрос. — Хозяин тоже вызвал ужасный гнев других?

— Да… Можно и так сказать. Используют в качестве морской свинки… — Я прикусил язык. Время трепаться на эту тему с первым встречным еще не пришло.

— Хозяин — бедный Срэт расскажет хозяину про этих ришианцев! Расскажет много полезного! Хозяину будет с ними легче говорить.

— Боюсь, ты немного опоздал. Я уже успел высказаться, но Хьюмекою не показалось…

— Нет, хозяин! — Гном подобрался ближе. — Послушай бедного Срэта, хозяин: жалости ришианцы не знают. Деловая этика — совсем другое…

3

Когда за мной пришли, я спал. Четыре охранника со знакомыми символами на раковинах провели меня в круглое помещение, где за столом под яркой лампой сидел единственный ришианец. Может, Хьюмекой, может, кто-нибудь еще. Другой присел у стены за моей спиной. Агассийского консула нигде не было видно.

— Что вы можете предложить в обмен на собственную свободу? — спросил в лоб главный ришианец.

Я лихорадочно припоминал слова бедного Срэта; что он там говорил об этой породе?..

— Ничего, — ответил я.

— Ничего? За вашу жизнь?

— Жизнь принадлежит мне. Отнять ее — простое ограбление.

— Мы не отнимем жизнь. Только свободу.

— Грабеж есть грабеж. Жизнь моя, не ваша.

Уши опять зачесались; оппонентам, судя по всему, пришлось обсудить мою позицию. На столе блеснули два стерженька, белый и красный. Хьюмекой протянул мне белый:

— Возьмите этот символ великодушия нашего народа. Возьмите и покиньте Риш немедленно.

Чувствуя, как на лбу выступает пот, я покачал головой.

— Жизнь и свободу я забираю — они мои. Принимаю их по праву, а в дарах не нуждаюсь.

— Вы отвергаете милосердие иерархии? — Синтетический голос Хьюмекоя взлетел до максимума.

— Я желаю только вернуть свое.

Беззвучно переговорив с коллегой, Хьюмекой вернул стерженек на стол.

— Хорошо. Идите, капитан Дейнджер. Вы свободны.

— А моя команда?

— Они виновны и заплатят, что должно.

— Мои люди вам без надобности. Вы их уже допросили и все знаете. Почему бы не отпустить?

— Вот как? Желаете получить дар, в конце концов?

— Нет. Я заплачу.

— Заплатите? И чем же?

Бедняга Срэт успел рассказать о том, как нужно платить. Я не сомневался, но во рту пересохло, а в животе залег снежный ком.

Мы торговались десять минут, прежде чем определили цену: мой правый глаз.

4

Хирургами они оказались искусными. Обезболивающего не полагалось, кроме стаканчика едкой жидкости, по вкусу напоминавшей антифриз. Хьюмекой стоял рядом, выказывая все признаки глубокого интереса. Искусство переносить боль не так уж сложно: есть предел чувствительности. Положите руку на горячую плиту — и вы его достигнете. Все остальное ничем не хуже. Я покричал, конечно, подергался на столе, но операция скоро закончилась. Пустая глазница, в которую запихнули что-то холодное и мокрое, онемела через несколько секунд. Через полчаса я уже мог передвигаться самостоятельно, хотя голова кружилась, а оставшийся глаз смотрел на мир сквозь легкую вуаль.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});