Солженицын. Прощание с мифом - Александр Островский

Да и издательские дела перестали радовать: если французы сразу же перевели «Август» и «Октябрь», если на немецком языке появился «Октябрь» (38), то англичане не спешили ни с первым романом, ни со вторым. «Все же ждали мы, ждали виллетского „Августа“. — пишет А. И. Солженицын, — Не дождались и в конце 1986 выпустили два тома „Марта“ по-русски» (39).

В июне-июле 1987 г. он снова оторвался от своей эпопеи и продолжил работу над литературными воспоминаниями, написав за два месяца третью часть «Зернышка» (40). Касаясь в нем своей работы над «Вторым действием» «Красного колеса», он записал: «Вот кончу „Апрель“ — и хватит с меня, пока — предел. А в будущем, останется время — можно попробовать построить… скелетный Конспективный том на все ненаписанные узлы» (41).

Тогда же 29 июня 1987 г. он дал интервью, в котором его решение было сформулировано более определнно: «…Надо сказать, что я когда-то задумал двадцать Узлов, от 1914 года до 1922. И долгое годы я с этим носился… Но в ходе работы я увидел, что… каждый Узел разрастается… Стало ясно, что надо мне сократить… Сперва, с большой жертвой, я решил остановиться на лете 1918 года… А сейчас я склоняюсь к тому, что придется четвертым Узлом и закончить — апрелем 1917 и первыми днями мая…» (42).

В 1987 г. вышел третий том «Марта» (43), в 1988 г. — последний, четвертый (44). В третьем Узле эпопеи на богатом фактическом материале было показано как штурм власти, предпринятый либеральной оппозицией, привел к падению монархии, которое стало началом не возрождения страны, а катастрофы.

«Первоначально, — рассказывает писатель, — я исходил из концепции, которую сегодня разделяют большинство людей на Западе и на Востоке, а именно: главным решающим событием была так называемая Октябрьская революция и ее последствия. Но постепенно мне становилось ясно, что главным и решающим событием была вовсе не Октябрьская революция и что это вообще не было революцией… Подлинной революцией была Февральская, Октябрьская же даже не заслуживает названия революции. Это был государственный переворот, и до 1920-х годов включительно сами большевики называли ее „октябрьским переворотом“» (45). И далее: «…собственно говоря, революция в России была одна, не пятого года и не Октябрьская, а Февральская, она и есть решающая революция, которая и повернула ход нашей истории, да и всей земли» (46).

Сопоставляя «Август», «Октябрь» и «Март» нельзя не обратить внимание на следующую важную вещь. Если в первой редакции «Августа» главными действующими героями были вымышленные лица и через их судьбу автор пытался показать драматизм исторических событий, то уже во второй редакции их начинают оттеснять на второй план исторические персонажи, еще более заметно это в «Октябре», в «Марте» вымышленные герои оказываются затерянными среди исторических лиц. Касаясь этой проблемы А. И. Солженицын в своем интервью 1983 г. парижской газете «Либерасьон» сказал так: «…в „Марте Семнадцатого“, в Февральской революции, я бы грубо определелил, что сочиненные персонажи сведены до минимума, до 10 %, по числу страниц…» (47).

Характеризуя новый Узел, его автор пишет: «Это, собственно говоря, запись Февральской революции, как она произошла, день за днем и час за часом, участвуют сотни исторических лиц и десятки вымышленных для того, чтобы подхватить этот материал» (48). Отмечая эту особенность своего произведения, Александр Исаевич преподносит ее как достоинство, между тем, это его недостаток.

В своем интервью парижской газете «Либерасьон» А. И. Солженицын сам обратил внимание на следующий факт: «От темпа исторических событий зависит, например, длина глав. В „Августе“ у меня довольно длинные главы, и даже есть очень длинные, как о царе Николае Втором. В „Октябре“ они еще тоже длинные, потому что медленные события. В „Марте“ начинается такая динамика, я стараюсь успеть за событиями» и «мне приходится главы стягивать до крошечного объема, но делать их много. Главы следуют с бешенной быстротой друг за другом» (49). Следует добавить, с такой быстротой, что трудно уследить за мельканием событий и лиц. В результате этого вместо того, чтобы фокусировать внимание читателя на главном, происходит его рассеивание. Следствие этого предсказать нетрудно — возникает желание закрыть книгу.

Неудивительно, что «Март» не бросились переводить на иностранные языки. А русский его вариант был встречен, мягко говоря, сдержанно.

Так А. И. Солженицын подошел к своему 70-летию.

Когда ему исполнилось пятьдесят, в Рязань не только из советских городов, но и из-за границы на его имя пришли сотни поздравительных писем и телеграммы. Когда ему исполнилось шестьдесят, на его юбилей откликнулись многие зарубежные газеты и журналы.

11 декабря 1988 г. все было по-иному.

«Эта дата, — писал тогда же один из корреспондентов, — прошла очень незаметно на Западе. Не было громогласных приветствий, поздравлений в адрес юбиляра, пышных торжеств, ярких речей. Лишь в скромном зале Хантерколледжа в Нью-Йорке состоялось собрание, на котором присутствовало около 100 человек. Выступило шестеро. Пять запланированных ораторов демонстративно не явились. А когда было предложено подписать („кто этого захочет“) приветственное в семь строк письмо Солженицыну, только 38 выразили желание»[46] (50).

Если бы события развивались таким же образом и далее, можно не сомневаться, что А. И. Солженицын доживал бы свои дни в эмиграции почти в полном забвении. Однако начавшиеся в Советском Союзе перемены снова оживили интерес нему, и солнце его славы еще раз на миг поднялось над горизонтом.

Глава 3

Триумф или трагедия?

Наследник Катона

На протяжении нескольких десятилетий Рим вел изнурительную войну с Карфагеном. В римском сенате то брали верх сторонники войны, то противники. Лишь один сенатор по имени Катон не уставал повторять: «Карфаген должен быть разрушен». В такой роли на протяжении всего своего пребывания за границей выступал А. И. Солженицын, неустававший повторять: коммунизм должен быть уничтожен, советская империя как империя зла должна быть разрушена.

Весной 1985 г. в Советском Союзе подули ветры «перестройка» и Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев, призвал к себе на помощь ту самую «тараканью рать», войну которой еще совсем недавно объявил Александр Исаевич. На удивление, ведомые «прорабами» из ЦК КПСС и КГБ «плюралисты» не только забыли нанесенные ими обиды, но и изъявили желание видеть беспощадного критика в своих рядах.

Однако он, так долго добивавшийся перемен на родине, теперь вдруг замолчал (1). Он молчал в 1985 г., когда начались первые разговоры о переменах. Он молчал в 1986 г., когда был реабилитирован А. Д. Сахаров. Он молчал на протяжении первой половины 1987 г., когда началась чистка партийно-государственного аппарата, была объявлена политическая амнистия и взят курс на создание многоукладной экономики.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});