Человек меняет кожу - Бруно Ясенский

Доблестный князь Фархат, безнадёжно влюбленный в княжну, узнав о её заявлении, согнал всех своих подданных мужского пола и стал днём и ночью рыть новое русло. Рыл он его долго, проделывая приблизительно ту же работу, какую проделали мы. А так как он не имел в своём распоряжении ни экскаваторов, ни компрессоров, ни взрывчатых веществ, так как единственным транспортом, которым он располагал, был транспорт человеческий и верблюжий, и так как он не строил социалистического общества, а лишь добивался руки своей возлюбленной, – тем самым не мог рассчитывать на ударничество и соревнование своих рабочих, – рыл он русло долгие годы.

На работу Фархата часто приезжал смотреть его злейший соперник, богатый купец Урзабай. Урзабай не был мечтательным романтиком, как Фархат. Он был трезв и толст. Он был купец, и любовное увлечение не лишало его способности арифметической калькуляции. Посмотрев на работу Фархата, он подсчитал в уме: на прорытие русла Фархату потребуется столько лет, что, когда он наконец повернёт реку и добьётся руки Замин, прекрасная, как роза, княжна будет уже увядшей старухой. Урзабай был стар. Он не мог тягаться на выдержку с молодым Фархатом. Ему нужна была Замин, пока она молода и прекрасна. И он решил добиться своего хитростью.

Три дня и три ночи рабы разгружали верблюдов Урзабая, притащивших огромные тюки из далёкого города Бухары. Тюки сбрасывали на дороге от реки до дворца княжны, вдали от каменного русла, которое рыл в скале упрямый Фархат. На четвёртую ночь Урзабай явился во дворец к Замин, окружённый мудрейшими муллами и ишанами, и подкупленная им тётка княжны побежала доложить племяннице. «О прекрасная Замин! – сказала она. – Ты обещала отдать свою руку мужчине, который обуздает нашу вероломную реку и поведёт её обратно в твои владения. Богатый и мудрый Урзабай, из любви к тебе, совершил это чудо. Выйди на балкон и посмотри: река течёт у подножья горы, на которой стоит твой дворец».

Когда Замин вышла на балкон, она действительно увидела у подножья горы широкую ленту реки, поблескивавшую в отсвете лунного сияния. По настоянию Урзабая его обвенчали с Замин в ту же ночь. А когда взошло солнце и несчастная княжна, покинув спящего супруга, вышла на балкон, она отшатнулась в отчаянии и ужасе. То, что ночью она приняла за реку, было лишь широкой дорогой из циновок. Аккуратно уложенные циновки, отсвечивавшие серебром в сиянии луны, сейчас тускло отливали на солнце ржаной желтизной.

Предание гласит, что обманутая княжна покончила самоубийством, кинувшись вниз с балкона, и что, узнав о её смерти, молодой Фархат размозжил себе голову о каменные пороги необузданной им реки.

Так говорит легенда. Мы, марксисты, привыкли самые поэтические предания переводить на язык низменной экономики. Легенды не теряют от этого своей поэтичности, а зато помогают нам понять жизнь, стремления и горести создавшего их народа.

В этой стране, по которой бешеные реки бродили в течение веков, как неукротимые мастодонты, из года в год произвольно меняя свои пастбища; в этой стране, где субтропическое солнце в одно лето превращало в жупел землю, лишённую воды, – в этой стране вода и жизнь были всегда понятиями равнозначными. И не случайно вы не найдёте здесь ни одного предания, которое бы не говорило о воде. И не случайно героями самых ярких легенд являлись здесь не праздные забияки из русских былин, а отважные строители новых ирригационных сооружений, призванных напоить водой опустошённые солнцем поля.

Для людей, живущих под постоянной угрозой, что река, орошавшая их поля, может однажды уйти и не вернуться; для людей, наблюдавших со страхом, как в арыке из года в год убывает вода, как год за годом уходит жизнь из выхоленных ими полей, как медленно заволакиваются они сухой плёнкой мертвечины, – для этих людей не было такой цены, которой они не уплатили бы за безмятежную уверенность, что вода, закреплённая за их полями, останется с ними навсегда. Об этом хорошо знали местные феодалы. И не было такого хана, который, высосав все соки из подданных, не смог бы выжать из них ещё вдвое больше одним обещанием воздвигнуть новые ирригационные сооружения. И не было такого хана, который, выманив таким образом от народа последние средства, сдержал бы своё обещание. Чудовищные тяготы, взимаемые каждым ханом под традиционным предлогом расходов на водоустройство, утопали в бездонной ханской казне. Обещанные оросительные каналы оставались фикцией, обманной рекой из циновок легендарного Урзабая. Изнывающий от тягот народ настолько потерял веру в ханское слово, что всякий раз, когда на престол садился новый феодал, вместо хартии прав население брало с него клятву, что за всё время своего господства он не будет затевать никаких ирригационных работ. Это уже не легенда, это исторический факт. Народу, разуверившемуся в надеждах на реальную помощь, оставалось мечтать о пришествии некоего мифического князя Фархата, который напоил бы водою их изжаждавшуюся землю, потому что Замин по-таджикски значит земля. Но даже в этих мечтах горькая народная ирония не давала осуществиться добрым помыслам Фархата, ибо в эпоху господства Урзабаев никакой героический князь не был в состоянии помочь дехканству.

Последний повелитель Бухары, эмир Саид Олимхан, выгнанный отсюда революцией, обратился не так давно в Лигу наций с объёмистым меморандумом, в котором отстаивал свои права на утерянный бухарский престол. Желая засвидетельствовать примером из своего эмирского прошлого безмерные заботы о верноподданных, высочайший эмир, обозрев вспять двадцать лет своего господства, нашёл и, обрадованный находкой, торжественно привёл… один каменный мост, построенный им на одной реке, ныне, кстати, уже не существующий.

Горькое народное предание о Фархате отжило свой век вместе с последним бухарским феодалом. Раскрепощённый революцией народ, ликвидировав Урзабая и других баев, отвёл на пустыню реку, которую не мог повернуть легендарный Фархат. Это уже не легенда. Это тоже народное творчество, но творчество с помощью других средств: народ, создавший некогда легенды о беспросветности и горечи жизни, ныне сам создаёт новую светлую жизнь.

Вот всё, что я хотел сегодня рассказать. О том, как мы рыли наш канал и в каких условиях нам приходилось это делать, расскажет вам лучше наш главный инженер, товарищ Кирш…

Глава одиннадцатая

Поздно вечером, управившись с банкетом, Морозов вызвал машину.

Банкет, по отзывам присутствующих, прошёл хорошо. Кирш сказал блестящую, остроумную речь. Хорошую советскую речь сказал и Мурри. К девяти часам утомлённые гости сами предложили отсрочить до завтра осмотр дальнейших участков. Кирш, не выдержав до конца, уехал на Ката-Таг вместе с предцика и предсовнаркома Таджикистана. Морозов, как подобает хозяину, не тронулся с места, пока не проводил на отдых последних гостей. Только отдав все распоряжения на следующее утро, он вскочил в ожидавшую машину и велел везти себя во весь опор на Ката-Таг.

Не доезжая до Ката-Тага, мотор остановился, изрядно хлебнув воды. Дорога была затоплена. Продвигаться дальше приходилось пешком. Морозов достал карманный фонарь и полез в воду. Прохлюпав по воде километра полтора, он выбрался наконец на сухую дорожку и пошёл на свет рефлекторов. В жидком электрическом сиянии он увидел когорты людей, вооружённых кетменями, похожими на кривые секиры. Люди прыгали через урчащие водопады, проваливались по колена в жидкую мякоть земли, карабкались и бежали дальше. Подхваченный человеческим потоком, Морозов побежал наугад. До него долетели передаваемые из уст в уста беспорядочные слова команды:

– Посторонись! Посторонись!

– Чего?

– Экскаваторы идут!

С грохотом и лязгом, покачиваясь на причудливо сплющенных колёсах гусениц, проползли мимо, один за другим, два экскаватора, таща на буксире громоздкие громады собственных теней. У каждого экскаватора было по две стрелы: одна – реальная, устремлённая высоко вверх, другая – удлинённая в бесконечность – ломаным зигзагом бесшумно скользила по земле.

– Бе-ре-гись!

– Бригада колхоза «Передовик» – на сто девяносто четвёртый пикет! Расчистить проход для экскаватора!

Лава людей, опережая механизмы, хлынула на полуразмытый отвал. Из-под опущенных кетменей дружно брызнула земля.

Морозов выбрался на бугор и лицом к лицу столкнулся с Уртабаевым.

– Что слышно?

– Экскаваторы пришли, товарищ начальник! – официально отрапортовал Уртабаев.

От Уртабаева и к Уртабаеву, вниз и вверх, бежали эстафеты с короткими распоряжениями и рапортами с места.

«А хорошо работает малый. Организованно и без паники», – подумал Морозов.

– Возьмёте руководство? Я тогда пойду присмотрю за укреплением дамбы, – предложил Уртабаев.

– Нет, зачем же? Вы уж организовали работу, руководите до конца.

– Как хотите.