Когда говорит кровь - Михаил Александрович Беляев

до невозможности сосредоточенным и серьезным. Порою казалось, что старший бандит и вовсе теряет дар шутить и улыбаться, пока работа не была полностью выполненной.

Спустившись в погреб, они пошли между бочонков с вином, амфор, разделанной туши коровы, ноги которой уже висели на крюках у потолка, обложенные пучками трав и натертые солью. Хотя единственным источником света тут была небольшая коптящая масляная лампа, Лифут шёл так уверенно, что Мицану казалось, будто его командир обладает кошачьим зрением.

Неожиданно он резко остановился возле одной из больших винных бочек. Подвигав её и заскрипев чем-то на полу, он исчез. А следом за ним, один за другим, исчезли и все остальные спутники.

– Лестница тут совсем крутая и неудобная, смотри шею себе не сверни парень,– шепнул юноше Сардо, после чего тоже пропал в тёмном проёме.

Мицан заглянул внутрь – чернота внизу сменилась отблесками огня факела, который подсветил уходившую не меньше чем на три сажени вертикальную лестницу. Как и предупреждал Сардо, она оказалась крутой и неудобной. Пока юноша спускался, его ноги постоянно соскальзывали, но ему удалось-таки сохранить равновесие и не опозориться перед остальными клятвенниками.

Спрыгнув с последних ступенек, юноша огляделся. Они стояли в начале узкого коридора со стенами из плохо отесанных булыжников, который через каждые несколько саженей подпирали балки. Единственным источником света тут был факел Лифута, чье колышущееся пламя заставляло не то плясать, не то извиваться и корчится тени девяти человек.

– Так братва,– Лифут резко развернулся к своим спутникам.– Сейчас вы видите, сука, одну из наших самых главных гребанных тайн. Кто-то из вас тут уже ходил, кто-то, типа тебя, пацан, пойдет впервые. Но правила я повторяю для всех, чтобы потом никто не начал гребаную песнь, что он что-то там не знал или на хер успел запамятовать. И так, первое, что я хочу вам сказать: этот туннель, наше гребанное великое сокровище, которое кормит и поит немало ртов в городе. Тот язык, что сболтнёт о нем лишнего и не в те гребанные уши, будет на хер отрезан и похоронен отдельно от своего гребанного хозяина. Второе, идти по нему нужно тихо и, сука, за мной след в след, как в детстве за мамкой ходили. Третье, на меня всегда смотрите в оба своих гребанных глаза. Я остановился – вы замираете. Помахал рукой в сторону – вжались на хер в стенки. Махнул вперед – побежали быстрей коня, которому в жопу уголек засунули. И помните, что тут гребанный лабиринт и только я знаю куда тут идти и поворачивать, чтобы к херам не убиться. Когда мы выйдем на воздух, правила сохраняются. А для тебя, малой, они удваиваются. Всем все понятно?

Все закивали головами, а Мицан, к которому и относились последние слова Лифута, даже что-то утвердительно пробурчал.

– Вот и славно. То, что конченных мудаков среди вас нет, я и так знаю. Но всё равно не подведите меня, а то я очень на всех вас обижусь и начну обижать вас. Так, пацанчик, пойди ка сюда.

Мицан подошел. Лифут протянул ему сверток ткани, который оказался такой же как у всех черной накидкой.

– На вот, приоденься маленько. Ты ведь хорошо запомнил наши с тобой договоренности?

Лифут понизил голос и чуть наклонившись, заглянул в глаза юноше. Огонь факела отражался в зрачках бандита и казалось, будто они и сами стали пламенем. Только обжигали они, как обжигает лед или замороженный кусок стали. От этого взгляда хотелось бросить всё и забиться в какой-нибудь дальний и безопасный уголок. Но Мицан знал, что страх, особенно страх выставленный на показ, ведет только к призрению.

– Да не дави ты. С первого раза запомнил.

– Ну вот и славненько,– расплылся в хищной улыбке бандит.– А теперь, сука, последнее и главное. С людьми, которые нас встретят, говорю только я. Пусть, сука, хоть кто-то из своего гребанного рта хоть писк издаст, сразу на хер закончится. Так, ну всё вроде, на вас я наехал, можно и в путь отправляться.

Туннель, по которому повел свой отряд Лифут Бакатария, все время петлял и извивался. Поначалу Мицан пытался запомнить повороты или хотя бы представить, где именно они должны находиться, но вскоре плюнул на это дело, сочтя его обреченным. Лишь раз он четко почуял запах моря и готов был поклясться, что за каменной кладкой плещутся волны, но новый поворот вернул запах затхлой земли и тишину, которую нарушали лишь топот ног и потрескивание факела.

Сколько именно они шли, сказать было трудно. По прикидкам Мицана прошло не меньше получаса, когда их предводитель неожиданно остановился и приставил к стене не пойми откуда взявшуюся лестницу.

Один за другим они поднялись наверх, оказавшись внутри какого-то маленького и явно заброшенного домика. Хотя Лифут и затушил факел, пробивавшегося сквозь распахнутое окно и брешь в потолке лунного света вполне хватало, чтобы оглядеться. Повсюду на стенах весели порванные и полуистлевшие шкуры зверей, а пол покрывали битые черепки и останки деревянной мебели. А ещё тут было тихо. Обычный для Кадифа гул, что не смолкал даже глубокой ночью, отсутствовал, а сквозь дыры в стенах и окна веяло свежестью и хвоей.

Мицан хотел было подойти к окну, чтобы посмотреть, где именно они вышли, но стоило ему сделать пару шагов в сторону, как по юноше скользнул тяжелый взгляд Лифута Бакатарии. Это явно было не самой удачной идеей и юноша, словно так и было задумано, тут же свернул в сторону и сел на корточки, прислонившись спиной к стене. Рот предводителя отряда чуть скривился в ухмылке.

Бандит подошел к двери и чуть приоткрыв её стал долго всматриваться в ночь. Наконец, увидев нечто его удовлетворившее, он махнул своим спутником рукой и шагнул вперед.

Выйдя за дверь, они оказались посреди залитой лунным светом сосновой рощи. Мицан с любопытством крутил головой по сторонам, втягивая ноздрями непривычные запахи. Он впервые покинул границу городских стен и пусть они были явно недалеко, для юноши это уже стало самым большим путешествием в его жизни.

Их путь сквозь рощу занял совсем немного времени. Почти сразу они вышли на поляну, где сбившись в кучку, стояли несколько десятков девушек, связанных между собой веревками. А вокруг них, сжимая в руках дубинки и факелы, ходило около дюжины мужчин, укрытых черными плащами.

При виде Лифута и его спутников, трое из них сразу подались вперед. Первый, высокий, с короткой бородой и длинными волосами, одна прядь которых падала на закрывающую левый глаз повязку, встал чуть впереди, явно давая