Город в осенних звездах - Майкл Муркок

— Быть не может, — резонно заметил я.

— Сударь, уверяю вас… Мирослав сейчас там, внизу, умирает на чертовом этом ковре. Его так полоснули саблей, что едва ли не перерубили надвое. И он говорит, это сделал Монсорбье!

— Выходит, негодяй все еще жив. Ну разумеется — последний из воинов Зверя. И самый упорный. — Я встал босыми ногами на холодный пол. Сент–Одран помог мне одеться. Я настоял на том, чтобы облачиться в свой лучший наряд, так еще надеялся на то, что этим утром будет моя свадьба. Белье, чулки, бриджи, жилет, туфли со шнуровкой впереди, свежий воротничок. Пока я одевался, друг мой продолжал громко взывать ко мне, тряся меня и ругаясь.

— Ради всего святого, дружище, да очнитесь же вы наконец от ваших дурацких грез. Вы что, вчера подмешали себе опия в вино?

Сюртук, парик, теперь — к зеркалу. Костюм смотрелся безукоризненно, но вот человек, в этот костюм одетый, имел вид сонный и весьма глупый, а человек у него за спиной, раздраженный медлительностью своего друга, был вне себя от ярости.

— Я должен быть в лучшем виде, Сент–Одран, сегодня ведь моя свадьба. — Меч мой смотрелся как некий церемониальный атрибут: древний клинок с алой рукоятью в синих бархатных ножнах. Из зеркала на меня глядел прилично одетый мужчина, может быть, и не по самой последней моде, но совсем старомодным я бы его назвать не решился. Сойдет. Только вот лицо у него… слишком худое и изможденное. Фон Бек это или Клостергейм? Может быть, мы слились воедино?

— Ради Бога, фон Бек. Вам что, все равно — жива она или нет?

Я потряс головой, чтобы голова моя прояснилось. Что за тупость меня обуяла7 Какие–нибудь чары, насланные Монсорбье? Не стал ли я, в довершение всего, объектом некоего колдовства? Сент–Одран тоже оделся — наспех и кое–как. Он даже бриджи не застегнул, когда направился следом за мною по лестнице вниз, где толпились перепуганные насмерть слуги.

Князя Мирослава сразил могучий удар клинка, располосовавший его от плеча до талии. Он цеплялся руками за саблю, которой был нанесен смертоносный удар, как будто клинок был наделен своей собственной жизнью. Его розовое лицо казалось странно юным, но голубые глаза вылезли из орбит от боли.

— Это был ее знакомый, — медленно и осторожно проговорил он, словно опасаясь, что усилие, которое прилагает он для того, чтобы заговорить, унесет последние мгновения жизни. Он слишком любил жизнь, чтобы расставаться с ней так небрежно. — Француз. Начищенные сапоги. Трехцветная кокарда.

— Монсорбье, — подытожил Сент–Одран. — Есть у вас, сударь, какое–нибудь снадобье, что могло бы залечить эту рану?

Голос Мирослава был ровен и тих:

— Нет. — Он улыбнулся.

Я едва совладал с порывом обнять этого добродушного медведя, но знал, что любое движение приблизит момент его смерти. И хотя князь бы обрадовался утешению от прикосновения другого человека, он удержал меня на расстоянии пронзительным взглядом.

— Это неправильно, — сказал он. — Нет никакой необходимости совершать жертвоприношение. Все это — древние черные помыслы, завладевшие ею. Она призвала Зверя. — Он помедлил, переводя дыхание. — Должно быть, это было в крови у нее. Она гениальна. С самого начала я думал, что она устоит. Кто угодно сломается, но не она. Пожалуй, я все же выпью коньяку, Сент–Одран. Вы запомните принципы работы моего двигателя?

— Думаю, да, сударь. — Шевалье осторожно поднес рюмку к полным губам князя. Тот с вожделением приник к ней.

— Милорд, — я был назойлив в своем упорстве, — что Либусса решила сделать?

— Мы, алхимики, имеем обыкновение смешивать символ с реальностью. Такова наша стезя, но иногда такая метода создает отвратительные отклонения. Она решила вернуться к древним извращенным путям, и, похоже, ничто ее не удержит. Она убеждена, что это — единственный путь. Вы должны разубедить ее, фон Бек. Вы еще можете это сделать. — Он вновь глубоко вдохнул воздух, цепляясь за жизнь исключительно силой воли.

— Она добровольно ушла с Монсорбье?

— По–моему, нет. Как мне кажется, давным–давно они заключили какую–то тайную сделку, но потом разорвали всякое соглашение. Для свадьбы необязателен ритуал, но обязательно ваше присутствие. Сможете вы отказаться от ритуала, фон Бек? Отказаться от нее?

— Нет.

— Ну так притворитесь хотя бы. — Он пошатнулся, и рука его, сжимавшая шпагу, вдруг стала вялой. — Они сейчас возвращаются в Центр. Они забрали все… чашу, тинктуру… а заклинания она знает наизусть. Но что хуже всего… они забрали мой тигель…

Князь начал заваливаться набок, но мы с Сент–Одраном подхватили его обмякшее тело, не давая ему упасть. Он поблагодарил нас бледной улыбкой и испустил дух.

— Сент–Одран, — я выпустил из рук тело князя и поднялся, — они решили вернуться в эту таверну. Мы должны их догнать.

— Если она сама пожелала пойти, — сурово и резко отозвался шевалье, — значит, она приняла решение. Я вмешиваться не стану. Видите ли, фон Бек, мне вообще очень не нравятся всякие тайны и колдовские действа. Это, сударь, темные воды, в которые я никогда не войду. Пусть Монсорбье вас заменит. Он, по–моему, вознамерился стать женихом.

— Я сумею спасти ее. Князь так сказал. — Некоторая инертность еще сковывала мои движения и искажала речь.

— Давайте–ка просто выберемся отсюда, друг мой, — предложил Сент–Одран, — и возвратимся в наш Майренбург. По мне так уж лучше столкнуться со всеми тамошними стражами порядка, чем погрязнуть здесь в черной магии. Мирослав говорил мне, что сейчас самые благоприятные условия для пересечения границы между мирами. Он объяснил мне, как совершить подобное путешествие…

— Но вы же мой шафер, сударь, — возразил я. — И для вас дело чести–сопроводить меня к свадебному алтарю!

Пожав плечами, как доброволец, вызвавшийся с достоинством подняться на эшафот, Сент–Одран без лишних слов направился вверх по лестнице и выбрался на крышу, где, точно громадный маятник, качался в воздухе воздушный корабль.

Вскоре мы снова плыли в небесах под сенью Осенних Звезд, над шпилями и крышами, темными и блестящими от дождя. Нам приходилось постоянно следить за движущим механизмом, раза четыре он едва не отказал, и Сент–Одрану пришлось на ходу его ремонтировать. С каждой заминкой возбуждение мое нарастало. Монсорбье, возможно, уже достиг Нижнего Града. Я пожалел о том, что у меня нет коня, но в распоряжении нашем был только воздушный корабль. Данос едва справлялся с порывами сильного ветра. Нас швыряло из стороны в сторону, то — к широкой Фальфнерсалии, то — ко дворцу с декоративным озерцом. Мы опустились совсем низко: лошади испуганно шарахались от нависшей над ними гондолы — не более чем в двадцати футах под нами, — а горожане, застыв в изумлении и тыча пальцами вверх, провожали нас взглядом. Потом мы снова поднялись. Как объяснил Сент–Одран, он еще не привык к новому газу.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});