Хайдеггер: германский мастер и его время - Рюдигер Сафрански

Католицизм, пользовавшийся во Фрайбурге большим организационным и духовным влиянием, в глазах Хайдеггера, который сам лишь ценой напряженных усилий освободился от своих католических корней, был весьма серьезным препятствием на пути «преобразования всего немецкого бытия». Поэтому и в «Лагере науки» главным объектом нападок Хайдеггера было христианство, каким оно предстает в церковной практике. В лоне Церкви, говорил Хайдеггер, господствует подлинное безбожие, ибо люди приспособили Бога к потребностям лентяев и трусов, превратили Его в своего рода страховое свидетельство. Метафизическая же революция – для сильных, дерзновенных, решительных.

Хайдеггер со своей радикальной критикой католицизма не добился успеха у партийных функционеров, так как они в тот период еще стремились к компромиссу с традиционными силами.

Забота о чистоте революционного движения в двух случаях побудила Хайдеггера написать доносы на политически ненадежных с его точки зрения людей.

Эдуард Баумгартен, племянник Макса Вебера, начинал научную карьеру в США и по своим философским взглядам был близок к американскому прагматизму. Во Фрайбурге, в двадцатые годы, он подружился с Хайдеггером, который даже стал крестным отцом одной из его дочерей. В философском плане между ними возникали разногласия, но поначалу это не мешало дружбе. Потом Баумгартен переселился в Гёттинген, где читал курс по американистике. Поскольку его лекции пользовались большим успехом, в 1933 году он должен был получить место доцента с правом принимать экзамены. Баумгартен был готов приспособиться к политической ситуации и подал заявление о приеме в СА, а также в национал-социалистский Союз доцентов. Вот тогда-то Хайдеггер и решил вмешаться. 16 декабря 1933 года он написал руководству национал-социалистского Союза доцентов: «Д-р Баумгартен по духовной позиции и по родственным связям принадлежит к либерально-демократическому кругу гейдельбергских интеллектуалов вокруг Макса Вебера. Во время своего пребывания здесь [во Фрайбурге] он был кем угодно, только не национал-социалистом… Потерпев неудачу у меня, Баумгартен установил активные контакты с евреем Френкелем, прежде преподававшим в Гёттингене, а ныне уволенным оттуда. Я подозреваю, что именно с его помощью Баумгартен устроился в Гёттингене…[300] Я считаю, что в настоящее время невозможно принимать его ни в СА, ни в Союз доцентов. Баумгартен – необычайно искусный оратор. Однако как философ он представляется мне очковтирателем».

Хайдеггер в публичных выступлениях постоянно призывал своих слушателей остерегаться тех, кто лишь внешне приспосабливается к новым условиям. Поэтому и негативный отзыв о Баумгартене можно рассматривать как следствие хайдеггеровского революционного экстремизма. Фюреру гёттингенского отделения Союза доцентов этот документ показался «исполненным ненависти» – и был за ненадобностью «положен под сукно». Баумгартен успешно продолжил свою карьеру – с помощью партии. Позже он стал директором Философского семинара в Кенигсберге, почетным блокляйтером местной партийной группы; ведомство Розенберга приглашало его на свои заседания.

В 1935 году Ясперс узнал от Марианны Вебер[301] содержание этого отзыва. Отзыв произвел на него неизгладимое впечатление, стал «самым болезненным переживанием» его жизни. Удар по «либерально-демократическому кругу гейдельбергских интеллектуалов вокруг Макса Вебера» задевал и лично его. Но еще хуже было то, что Хайдеггер, которого Ясперс прежде не знал как антисемита, оказался способным очернить неприятного ему ученого, прибегнув к антисемитским инсинуациям. Ясперс пришел в ужас – но к тому времени он уже опасался Хайдеггера и потому не решился напрямую высказать ему свое мнение. Только в конце 1945 года, когда Комиссия по чистке попросила Ясперса дать отзыв о Хайдеггере (который сам предложил, чтобы за отзывом обратились к его бывшему другу), Ясперс предал дело Баумгартена огласке.

Что касается случая с Германом Штаудингером[302], профессором химии и лауреатом Нобелевской премии 1953 года, то соответствующие документы разыскал – и реконструировал по ним ход событий – Хуго Отт. Когда Хайдеггер 29 сентября 1933 года посетил во Фрайбурге Ферле, баденского референта по делам высшей школы, – речь шла о назначении Хайдеггера фюрером-ректором, как требовал новый устав высшей школы, – он проинформировал этого чиновника о том, что подозревает Штаудингера в политической неблагонадежности. Ферле сразу же распорядился о начале расследования: следовало спешить, ибо в соответствии с «Законом о восстановлении профессионального чиновничества» срок возбуждения следствия по подобным делам истекал 30 сентября 1933 года. Уже летом Хайдеггер начал собирать порочащие сведения о Штаудингере. Претензии к Штаудингеру касались периода Первой мировой войны. Штаудингер с 1912 года был профессором Высшей технической школы в Цюрихе, но при этом сохранял германское гражданство. Поначалу его не призвали на военную службу из-за состояния здоровья. В годы войны он публиковал пацифистские статьи, в которых призывал к новому политическому мышлению, ссылаясь на то, что дальнейшее развитие военной техники представляет угрозу для всего человечества. В 1917 году он обратился к швейцарским властям с просьбой предоставить ему швейцарское гражданство. Тогда же в Германии на него было заведено дело: Штаудингера подозревали в передаче важных с военной точки зрения сведений (из области химии) враждебным державам. Правда, эти подозрения не подтвердились, однако в мае 1919 года в деле появилась новая отметка: во время войны Штаудингер-де занимал позицию, которая «могла нанести тяжкий ущерб авторитету Германии за границей». Когда в 1925 году Штаудингер получил приглашение во Фрайбург, это обвинение вновь стало предметом обсуждения, но к тому времени даже профессора, настроенные в националистически-консервативном духе, не находили в былом поведении Штаудингера (уже успевшего стать мировой знаменитостью) ничего предосудительного.

И вот теперь Хайдеггер добился возбуждения нового расследования, чтобы иметь основания для увольнения Штаудингера. Гестапо собрало необходимые документы и 6 февраля 1934 года представило их Хайдеггеру, который должен был составить по ним свой отзыв. Ректор систематизировал обвинения: Штаудингер подозревался в том, что выдавал враждебной державе секреты германского химического производства; он просил предоставить ему швейцарское гражданство «в период тяжелейших бедствий отечества» – и в итоге получил это гражданство, не испросив согласия у немецкой стороны; наконец, он публично заявлял, что «никогда не будет поддерживать свое отечество с оружием в руках или выполняя иные должностные обязанности». Обвинения были достаточно серьезными. Хайдеггер написал, что, по его мнению, «речь может идти скорее об увольнении, нежели о [добровольном] уходе на пенсию». Принять «решительные меры» тем более необходимо, что Штаудингер «сегодня выдает себя за 110-процентного сторонника национального возрождения».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});