Приключения 1989 - Василий Викторов

А он, слепой и глухой, шел, теряя силы от голода, лишь усилием воли поднимая себя.

Вдобавок кончилось курево…

В первые дни он помнил о еде ежеминутно. Распалял своё воображение наваристыми борщами, упревшей кашей, в которую повар не пожалел масла, картошкой с мясом из русской печи, пирогами-курниками величиной с колесо, которые пекли на родной Псковщине. Неужели всё это было?

Шел день за днём. И, странное дело, он всё ещё жил. И двигался на север.

По ночам сияла, переливаясь в гуще звезд, Полярная звезда. На неё он и держал путы. А тут же, точно прибитые к небосводу, медленно кружили друг над другом Большая и Малая Медведицы, лили вечную воду, поочередно опрокидывая друг над дружкой свои ковши.

Потом чувство голода притупилось. Но появилась одуряющая слабость, и надо было напрягать все силы, чтобы заставить себя подниматься с кедрача и шагать, шагать на север. Пока стояла штилевая погода, лед в бухте держался. А стало быть, имел смысл и весь его путь. И он гнал прочь предательские мысли, что всё напрасно, что ему не дойти.

Ненадежный лед не даст возможности попасть с моря на берег. И даже если караван уже на месте, заморский купец всё ещё кружит возле бухты. Ему нужен крепкий шторм, чтобы, как в кипятке, закрутились льдины, круша и ломая друг дружку. А течением их выносило бы в открытое море.

Но погода держалась. И ненадежный лед был надежной защитой земли. И надо было торопиться.

Ведь он пока ещё может идти. А значит, не сдался. И там, в отряде, не должны презирать его.

Да. Его провели. Но он и теперь не знает, как следовало поступить.

Не кинуться в погоню он не мог. Заставить силой ехать с ним других, — а где гарантия, что его не бросили бы одного, а то ещё хуже — привезли и подали бы Инылу, как на блюдечке.

Высокие и чистые слова о том, что надо было перетянуть на свою сторону бедняков, тут не годились. Что они видели от Советской власти, чтоб поверить в неё, убедиться, что при ней живется лучше, чем прежде? Ведь не сказали же ему охотники о приходе шхуны. Значит, не верили в него, считали, что Иныл сильнее.

Но заметили уполномоченному, что обещанный пароход с товарами ещё неизвестно когда придет. А припасы им нужны сегодня. А если шхуна — значит, будет торг, будут товары, будет спирт, всё будет.

И Воркунов понял их — охотникам нужно сегодня иметь хоть какой-то припас, чтобы обеспечить существование на зиму…

Сергей Воркунов шёл и шёл. О чём только он не передумал. Забывался, вспоминая прежнюю жизнь. Оказывается, столько в ней было всякого…

Вот где-то — он не помнил теперь где — в просторной избе играла красноармейская гармошка. Жаркие танцы с местными девчатами. Эх, на тройке с бубенцами бы, да под венец!

Но война разорила этот край. И не стало свадеб, потому что не стало женихов. Одни воюют. Для других уже всё кончилось.

Но вот занесло военной волной красноармейский отряд. И девчата принарядились. И уже пробуют на бойцах свои опасные взгляды. И вот уже какой-нибудь хват в широченных галифе нашептывает девушке ласковые слова. А потом стоит у калитки, прикрывает от холода дивчину полой длинной кавалерийской шинели. И согревают их эти разговоры, по которым так истосковались сердца.

Про иную девушку шепчут доброхоты, из деревенских же, что она-де с белыми полечку отплясывала в этом же самом доме. Что ж, девушка — не травка, не вырастет без славки. А белые — что они — такие же, как красные, в большинстве своём, просто не туда затесались. Им бы пахать да сеять, жен ласкать да детей растить, а они через всю страну с винтовками таскаются…

Ах, кабы не война, никуда отсюда бы не тронулся. Но утром поет рожок, и уходит, уходит отряд. И кто-то не дойдет до следующего ночлега. И может, тот же парень в широченных галифе упадет с простреленным сердцем, так и не испытав чувства первой любви.

Много передумал Сергей на своем долгом пути к бухте. И словно прозрел. Он вдруг понял нечто такое, чего ни Сосват, ни многие другие не могли бы понять.

Пожив какое-то время в стойбище, среди этого темного люда, весь смысл жизни которого сводится к борьбе за существование, и борьбе трагичной, порой безуспешной, пообщавшись с ними, Сергей почувствовал, как страдают эти люди. «Хлеб насущный даждь нам днесь…» — учили окрестившие их священники-миссионеры. Но от молитв пропитания не прибавлялось. Манна небесная, наверное, была израсходована ещё в библейские времена…

А ведь смысл любой власти в том, чтобы дать людям возможность прокормиться. Советская власть в этом смысле пока не дала ничего. Более того, он, Воркунов, готов был стоять на своём: он теперь лучше Сосвата знает, что нужно людям. Для Сосвата главным было будущее. Сегодняшняя жизнь с её заботами и тяготами в расчет не бралась. Но теперь Сергей понял, что путь к вечно белым сияющим вершинам идет по сегодняшней дороге. И не пройдя её, не приблизишься к горным снегам.

VI

Так Сергей Воркунов, комвзвода и красный уполномоченный, шел на север. Впервые в жизни он философствовал и, размышляя, приходил к удивительным выводам. Прежде ему не приходилось самому докапываться до истины. Он, не давая себе труда усомниться в чем-либо, брал на веру добытое другими.

Сейчас вся жизнь комвзвода Сергея Воркунова сосредоточилась в одном: идти, идти вперед. Ложиться, подниматься и вновь идти.

И отпали сомнения. Что толку терзать себя, тоскуя о несбывшемся? Всё в жизни для него упростилось. Он понял, что всё прежнее было словно подготовкой к тому, что теперь выпало на его долю. Вот и гадай, судьба или стечение обстоятельств привели его из глубины России на северо-восток, на Камчатский полуостров, на самый краешек русской земли…

Он старался не думать, дойдет или не дойдет до бухты. Суть в том, чтобы идти. Иначе как же он объяснит товарищам, если — чего ни случается, — им ещё доведется свидеться, как же он тогда объяснит своё существование после того, что с ним произошло.

Да, его обманули. Но он идёт. И будет идти, пока не упадет. И у него своя задача, которую, пока он будет жив, он будет выполнять.

Пусть его товарищи даже не узнают, что он шел. А он всё-таки шел. Вопреки всему шел…

Вставало и садилось солнце. Высыпали на небе звезды и таяли на рассвете. Набирал силы молоденький месяц. Тянулись узенькие, как лезвия, следы каравана. А красный уполномоченный, сам удивляясь, что ещё на ногах, шел.

И судьба вознаградила его.

В один из дней, перед полуднем, следы каравана вдруг взяли резко вправо, к берегу. Сергей ускорил шаг, насколько это было возможно в его положении.

Он подошел к обрыву. Там, внизу, на литорали, каравана не было. Берег высокой и неприступной стеной тянулся над морем. Где-то впереди лежала Моржовая.