Троцкий. Книга 1 - Дмитрий Волкогонов

Бердяев вспоминал, что после условного наказания за свои идейные убеждения он был отпущен. "Лето 22-го года мы провели в Звенигородском уезде, в Барвихе, в очаровательном месте на берегу Москва-реки, около Архангельского Юсуповых, где в то время жил Троцкий… Однажды я поехал на один день в Москву. И именно в эту ночь, единственную за все лето, когда я ночевал в нашей московской квартире, явились с обыском и арестовали меня. Я опять был отвезен в тюрьму Чеки, переименованную в Гепеу. Я просидел около недели. Меня пригласили к следователю и заявили, что я высылаюсь из советской России за границу. С меня взяли подписку, что в случае моего появления на границе С.С.С.Р, я буду расстрелян… Это была странная мера, которая потом уже не повторялась. Я был выслан из своей родины не по политическим, а по идеологическим причинам. Когда мне сказали, что меня высылают, у меня сделалась тоска. Я не хотел эмигрировать и у меня было отталкивание от эмиграции, с которой я не хотел слиться "[108]. Через несколько недель на палубе парохода, отходившего в Германию, стояли, вглядываясь в удаляющийся навсегда родной берег, Николай Бердяев, Питирим Сорокин, Федор Степун, Николай Лосский, другие деятели русской культуры и мысли. Одних высылали, другие уехали сами. Только одних известных писателей за рубежом оказалось — легион… А.Аверченко, М.Алданов, К.Бальмонт, П.Боборыкин, И.Бунин, З.Гиппиус, В.Крымов, А.Куприн, Д.Мережковский, Б.Савинков, Игорь Северянин, А.Толстой, Н.Тэффи, Д.Философов, Саша Черный, Л.Шестов и многие другие рассеялись по белу свету. Бердяев написал горькие и жестокие, как приговор, строки: "Русская революция была… концом русской интеллигенции… В русском коммунизме воля к могуществу оказалась сильнее воли к свободе"[109]. Трагична и горька судьба революции, которая боится духовной мощи своих соотечественников…

Объясняя мотивы решения советского руководства о насильственной высылке деятелей культуры за рубеж, Л.Троцкий в своей беседе с иностранными корреспондентами убежденно говорил: "В случае новых военных осложнений… все эти непримиримые и неисправимые элементы окажутся военно-политической агентурой врагов, и мы предпочли сами в спокойный период выслать их заблаговременно, и я выражаю надежду, что вы не откажетесь признать нашу предусмотрительную гуманность"[110].

"Гуманность" большевиков была жестокой. Но в неприятии социалистической революции большевистские лидеры увидели лишь опасность, а не пророческое предупреждение. Троцкий, как всегда, когда речь шла о главном деле его жизни, был категоричен: "Быть вне революции — значит быть в эмиграции"[111]. Весной 1918 года Горький встретился с наркомом просвещения Луначарским в присутствии ряда деятелей культуры: они попросили дать возможность им самим создавать свои союзы и общества и руководить собой "без вмешательства политики". Луначарский ответил в духе линии ЦК партии: "Мы были против политического Учредительного собрания, тем более мы против Учредительного собрания в области искусств"[112]. Заявление красноречивое. Как мы знаем, никаких "учредительных собраний" в области культуры не будет, за исключением санкционированных милостиво свыше и находящихся под недремлющим оком Агитпропа ЦК.

Выброшенные за околицу отечества деятели культуры страшно страдали физически и морально. Немало погибло. Лишь некоторые смогли уберечь и развить свой талант. Многие протестовали, ставя свои подписи под различными манифестами и заявлениями, осуждающими большевизм. Так, 25 марта 1925 года на Монмартре в Париже было создано Бюро временного русского комитета национального объединения. В первом воззвании к россиянам, оказавшимся за рубежом, в частности, говорилось: "…задачами объединения поставлены: продолжение борьбы с большевиками всеми способами, считая в том числе и вооруженную борьбу…". Среди подписей под воззванием имена И.А.Бунина, А.И.Куприна, В.Л.Бурцева, П.Б.Струве, других деятелей культуры[113].

В своем обращении к русскому народу "Настал час" Н.Чайковский, Д.Мережковский, З.Гиппиус, В.Злобин и другие упрекали его за то, что "он поверил в социальное чудо — утверждение равенства среди людей через насильственное международное господство одного класса". Этим, утверждали деятели культуры, народ "опозорил свою честь". Поругание святынь, посрамление духовности, моральный разврат и все это — лишь "за кровавый призрак владычества одного класса над всем миром"[114]. Крик души этих людей мало что мог изменить. Кроме того, за рубежом действовала агентура карательных органов пролетарского государства. Поэтому на стол большевистских лидеров, в том числе и Троцкого, регулярно поступали и такого рода документы. Пока для информации и размышлений…

Что касается отношения к церкви, то здесь на место размышлений пришли действия. Троцкий, как и все большевистское руководство, считал церковь, религию ярым врагом Советской власти и новой культуры. Выступая 17 июля 1924 года на совещании клубных работников с речью "Ленинизм и рабочие клубы", Троцкий, обосновывая необходимость усиления антирелигиозной пропаганды, в то же время утверждал, что для ликвидации религии допустимы и другие методы. "В антирелигиозной борьбе, — уверенно говорил он, — периоды открытой лобовой атаки сменяются периодами блокады, сапы, обходных движений. В общем и целом мы именно в такой период сейчас и вошли, но это не значит, что мы в дальнейшем еще не перейдем снова к атаке развернутым фронтом. Нужно только подготовить ее…"

Далее Троцкий вопрошает:

— Наша атака на религию была законна или незаконна? И отвечает:

— Законна. Спрашивает сам себя:

— Дала она результаты?

— Дала…[115]

Действительно, "атака" на религию была массированной и затяжной, но самое ужасное в ней — "охота" на ее жрецов — священников. Эта "охота" началась после ленинской записки, продиктованной им по телефону М.Володичевой 19 марта 1922 года. Напомню: был страшный голод, охвативший Советскую Россию. И на основании декрета ВЦИК от 23 февраля 1922 года в городах страны началось насильственное изъятие церковных ценностей в фонд помощи голодающим. В городе Шуе верующие воспротивились реквизиции. Были вызваны войсковые подразделения. Произошел кровавый конфликт, погибли люди. Ленин отреагировал в высшей степени жестоко. Приведу некоторые тезисы из этого пространного документа.

"Строго секретно. Просьба ни в каком случае копий не снимать, а каждому члену Политбюро (тов. Калинину тоже) делать свои заметки на своем документе.