Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - Ланьлинский насмешник

– Вот сумасшедшая старуха! – заругался Симэнь. – Что я – себе ее беру, что ли? Зачем она мне?! У меня и без нее вон их сколько! Пойми, меня господин Чжай из столицы просил, а он – дворецкий самого императорского наставника его превосходительства Цая. Ему вторая жена нужна, для продолжения рода. Найдешь подходящую – и тебя не обидит. А ты о ком говоришь-то? Принеси о ней сведения, посмотрим.

– Да вот о ком, сударь, – начала Фэн. – Не за тысячу верст живет, а рядышком – за каменной стенкой от вас. О дочери вашего приказчика Ханя речь веду. Если пожелаете, сударь, я с ее родителями поговорю, а там и о смотринах условимся. Так что не волнуйтесь, сударь.

– Ладно, ступай, – наказал ей Симэнь. – Если отец даст согласие, принеси о ней сведения.[530] Дома поговорим.

Фэн пообещала, на том они и расстались.

Дня через два Симэнь сидел в зале, когда появилась старая Фэн и протянула хозяину бумагу. «Девица из рода Хань, на пятнадцатом году жизни, рождения пятого дня в пятой луне», – прочитал Симэнь.

– Ваше мнение, сударь, я передала родителю, – заговорила старуха. – Если, говорит, батюшка окажет нам такую честь, то большего счастья дочке и желать не придется. Только, говорит, мы бедны, нет у нас приданого…

– Скажи ему, – прервал ее Симэнь, – нитки с него не потребуется. Наряды, украшения, коробки и сундуки с приданым, – сам всем обеспечу и сверх того двадцать лянов дам. Пусть только сошьют туфельки,[531] да отцу к назначенному сроку придется самому дочку в столицу проводить. Ее ведь не в простые наложницы берут. Дворецкий Чжай сына от нее ожидает. Подарит сына или, на худой конец, дочь – богатыми да знатными сделает, живи не тужи.

– Они просили узнать, когда вы соизволите поглядеть барышню, – спросила Фэн, – чтобы накрыть стол…

– Раз согласны, завтра же загляну, – сказал Симэнь. – Тянуть больше нельзя. Мне и так не раз напоминали. А им скажи, чтобы не тратились. Чашку чаю выпью и уйду.

– Вы уж их не обижайте, сударь, – заметила старая Фэн. – Вам угощение, конечно, не в диковинку, а все ж посидите у них хоть немножко. Неловко как-то, если хозяин от приказчика выйдет раньше, чем порог переступит.

– Не дело ты говоришь! – возразил Симэнь. – Некогда мне, я человек занятой.

– Тогда я предупрежу их.

Старая Фэн пошла прямо к Хань Даого и подробнейшим образом передала весь разговор его жене – Ван Шестой.

– Прочитал хозяин про твою дочку, – говорила она, – так и просиял. Скажи, говорит, с них нитки не потребуется. Нарядами да приданым сам обещал заняться и вам двадцать лянов посулил поднести в подарок. Пусть, говорит, заготовят барышне туфельки, а больше ничего не нужно. Да! Родителю, говорит, придется проводить дочку, а через годик-полтора родит она сына, подвалит тогда и вам счастье. Богатыми да знатными станете – живите не тужите. Он завтра после службы к вам пожалует. Просил ничего не готовить. Чашку чаю выпьет и уйдет.

– Будет уж болтать-то! – удивилась Ван Шестая. – Правда, что ли?

– Мне ж сам ваш хозяин так сказал! – уверяла ее Фэн. – Неужто буду обманывать?! Некогда ему рассиживаться. Он деловой человек, посетители к нему так чередой и идут.

Слушала ее Ван Шестая, а сама ставила на стол вино и закуски. После угощения Фэн откланялась. К вечеру воротился домой Хань Даого, и они с женой держали совет. Рано утром он отправился к Высокому колодцу за свежей вкусной водой, купил лучших фруктов и орехов и только потом пошел в лавку торговать. Ван Шестая осталась дома. Ярко накрашенная и напудренная, она начисто вымыла руки, подстригла ногти и оделась в пестрые праздничные наряды. Вычистив чарки и чашки, приготовив орехи, она заварила густой чай и стала поджидать Симэнь Цина. Прибраться ей помогла старая Фэн.

Симэнь из управы заехал домой переодеться. Прикрыв глаза маской от пыли, он верхом направился к Хань Даого. Его сопровождали Дайань и Циньтун.

Когда Симэнь спешился, старая Фэн пригласила его в дом и предложила присаживаться. Через некоторое время Ван Шестая вывела дочь Айцзе. Симэнь не обратил особого внимания на барышню, зато не спускал глаз с хозяйки. Высокая и стройная, со смуглым, овальным, как тыквенное семечко, лицом, обрамленным локонами, она была в лиловой тафтяной кофте, темной с красной вышивкой атласной безрукавке и бледно-зеленой юбке, из-под которой выглядывали изящные ножки, обутые в остроносые, отделанные золотой бахромой туфельки. На их черном, как вороново крыло, поле тем отчетливее выступали узорные облака.

Да,

Пока ее характер неизвестен мне,Но красотой и вкусом восхищен вполне.

Только поглядите:

Она медлительна, томна. Излишни ей и пудра, и помада. Чары подарены природою самой. Нежна и грациозна. Белил коснуться лень. Ее удел —изяществом и красотой блистать. Изогнутые брови – как далеких гор отроги, глаза – чисты, как осенняя вода. Алые уста, приоткрытые едва, манят неистовых шмелей и мотыльков. Тонкий стан, перевязанный искусно, влечет, рождая сладостные чувства. Она – либо на тайное свидание спешащая Инъин, либо игрой на арфе увлеченная Чжо Вэньцзюнь.[532]

Чем пристальнее всматривался в нее Симэнь, тем учащенней билось у него сердце, тем больше мутилось в глазах. Он едва сдерживал себя. «Вот, оказывается, какая у Хань Даого жена-красавица, – думал он. – Не удивительно, что к ней приставали молодцы». Он перевел взгляд на ее дочь. Она была тоже хороша собой. «А чем плоха барышня? – мелькнуло у Симэня. – Да и с чего б у матери-красавицы быть дурной дочери?»

Ван Шестая поклонилась Симэню и велела Айцзе представиться гостю. Та порхнула в сторону Симэня. Концы ее расшитого пояса развевались, словно цветущая ветка, колеблемая легким ветерком, склонилась она в земном поклоне и отошла в сторону. Старая Фэн поспешно подала чай. Ван Шестая взяла у нее чашку, тщательно обтерла ее и велела поднести Симэню, который тем временем оглядывал барышню с головы до ног.

Черные, как тучи, локоны красовались у нее на висках. Нельзя было без волнения смотреть на ее напудренное личико и подведенные брови. Она походила на одинокий цветок, нежный и прекрасный. Прелестное создание, она вся благоухала ароматом.

Симэнь велел Дайаню достать два парчовых платка, четыре золотых кольца и двадцать лянов серебром, а старой Фэн положить их на чайный поднос. Ван поспешно надела дочке золотое кольцо. Та, обернувшись к Симэню, поклонилась в знак благодарности и удалилась.

– На этих днях придется взять барышню ко мне в дом, – начал Симэнь, обращаясь к Ван. – Надо будет наряды пошить. А это серебро пусть пойдет на туфли и бинты.

Ван земным поклоном поблагодарила Симэня.

– Вы нас и так одели с головы до ног, батюшка, – говорила она. – А теперь вам из-за дочки столько хлопот. Вы нас с мужем так облагодетельствовали, что нам по гроб не расплатиться. Не знаю, как и благодарить вас за такие щедрые дары.

– А хозяина нет? – спросил Симэнь.

– Мы с ним утром совет держали, – отвечала Ван. – Он сейчас в лавке. Я его завтра же утром к вам отправлю. Пусть поблагодарит как полагается.

Ван Шестая оказалась на язык бойкой. Она то и дело называла Симэня батюшкой, чем он был весьма тронут.

– Передай мужу, что я сказал, – проговорил он перед уходом. – Я пойду.

– Посидели бы еще немножко, батюшка.

– Нет, не могу. Симэнь направился прямо домой и рассказал обо всем Юэнян.

– Вот видишь, нити брачных уз, оказывается, связывают нареченных судьбою и за тысячи ли, – заметила Юэнян. – Если дочь Ханя так хороша, стало быть, не напрасно хлопотали.

– Завтра же надо будет взять барышню в дом, – заявил Симэнь. – Пусть у нас поживет, пока не сошьют наряды. А на головные украшения надо сейчас же лянов десять мастерам отнести.

– Разумеется, и чем скорее – тем лучше, – поддержала хозяйка. – Хорошо бы, отец сам направил ее в столицу. Надеюсь, своих людей посылать не придется?

– А поедет Хань, значит, лавку закрыть придется? – вслух размышлял Симэнь. – Ну да ладно. А все-таки Лайбао пусть тоже поедет. Он, кстати, узнает, в целости ли доставил гонец мои подарки высокому зятю Чжаю.

Однако хватит болтать.

Дня через два Симэнь послал за барышней слугу. Ван купила подарки и сама проводила дочь.

– Примите, сударыня, эти скромные знаки внимания, – обратилась она с поклоном к Юэнян и остальным женам хозяина. – Мы с мужем не в силах выразить благодарность батюшке с матушкой и всем вам, сударыни, за честь, какую вы оказали моей дочери, и прошу простить за причиненное беспокойство.

Ее сначала угостили чаем в покоях Юэнян, а потом приняли в большой гостиной. Вместе с Юэнян были Цзяоэр, Юйлоу, Цзиньлянь и Пинъэр.

Симэнь приобрел для барышни кусок красного и кусок зеленого шаньсийского шелка, а также тафты и тонкого шелка на нижнее белье и позвал портного Чжао сшить ей тканые золотом парчовые одежды, в первую очередь красное с цветными узорами атласное платье. Ван Шестая успокоила дочь и к вечеру ушла домой. Симэнь потом закупил для невесты крапленые золотом сундуки и корзины, туалетные коробочки и зеркало, шкатулки, медные тазы, цинковые ведра и другие необходимые вещи, на что ушел не один день.