Стёртые буквы - Елена Первушина

— Чтобы похоронить их на родной земле. Так мне объяснили. Сама понимаешь, я не смог отказаться. Придется теперь тащить эти драгоценности с собой. Хорошо хоть у них все продумано: видишь, у каждого кувшина по две ручки. Палки проденем и понесем.

— Ладно, оставим их пока, пусть спят спокойно. Пошли лучше в шатер, я тебе такое расскажу. И покажу тоже. Ну не бледней сразу, не мощи и не кости. Не обещаю, что понравится, но посмотреть стоит.

Они забрались под полог шатра, и Ксанта выложила перед Керви и загадочный топорик, и не менее загадочный камень, извлеченный из раны Ортана. А также поведала всю историю про таинственное ранение и чудесное исцеление.

— Значит, ты думаешь, его ранили вот этой штукой? — подвел итог Керви.

— Да нет, такого не может быть. Тут видишь какой край рваный. И рана должна была быть рваная. А там наоборот. Ты не видел, конечно, придется верить на слово. Словно стилетом кольнули, только раскаленным. Только тут таких тонких стилетов не бывает. Во всяком случае, я прежде не видела.

— Ладно, давай зайдем с другого конца. Кому мог этот старик помешать?

— Давай, — Ксанта радостно потерла руки.

У Керви, конечно, нет ни хватки Андрета, ни его ясного ума, но все же он неглуп и много чего в жизни повидал. Именно такой собеседник сейчас был ей нужен, чтобы привести в порядок собственные беспокойные мысли. Тут Ксанта не смогла удержаться от хихиканья. Сообразив, что последний раз они с Керви беседовали наедине, почитай, год назад, еще в Венетте, на его корабле. Вот тебе и муж с женой.

— Этот старик, Ортан, оставил ту надпись на коре дерева. Я в этом почти уверена. Если не он, то нападать на него исподтишка смысла нет, а ему смысла нет помалкивать. Если бы кто его, например, захотел убить из любви к его старухе или еще по какой причине, ему бы надо тут же у меня, а через меня у тебя защиты просить. А он, наоборот, мне боится лишнее слово сказать. Значит, это кто-то из наших на него охотится.

— Из наших?

— Ну, из колонистов. Ортан что-то знает, подсмотрел, разнюхал еще на острове, ну и написал для нас «ПРЕДАТЕЛЬ». А потом им не до того стало. Надо было до лесов добраться, да со здешними людьми ужиться, вот то дело и забылось. А как я в деревню пришла, тот, кого Ортан предателем назвал, испугался, что дело откроется, да на Ортана и напал. Убивать не хотел, попугать только. Место еще такое выбрал подходящее — и больно, и стыдно. Ну, Ортан и напугался, и замолчал. Ты бы поговорил с ним завтра, может, он с тобой разговорится.

— Обязательно попробую. Но все равно с оружием непонятно. Хотя если человек наш, так у него мог быть стилет припрятан.

— Да не стилет это! Погоди, покажу тебе завтра рану.

— Ну, здесь я тебе доверяю. Не стилет, значит, не стилет. А что тогда?

— Если бы знать! Там какой-то порошок вокруг самой раны, и края будто обожжены, да еще камень этот как-то туда попал. Я уж думаю, может, на стилете какой-то желобок был, камень в нем застрял, а потом скатился… Все равно ерунда получается.

Керви задумчиво взвесил камешек на ладони.

— Эльфы, — сказал он неожиданно.

— Что?

— Да нет, — Керви с улыбкой покачал головой. — Тоже ерунда. Знаешь, сказка такая, про малюсеньких человечков, размером с наш мизинчик? Мне про них и мама, и нянька рассказывали. Только мама говорила, они в цветах живут, а нянька говорила — под землей. Это, наверное, единственная сказка, которую я помню. Ну ладно, не о том речь.

— Так с чего тебе эльфы-то вспомнились? — не отставала Ксанта.

— Да так, просто я подумал. Если бы у маленьких человечков размером с мизинчик, была катапульта, она бы как раз такими камешками стреляла.

— Угу, а катапульта была бы размером с эту штуку? — Ксанта указала на «топорик».

— Ну да, только эта штука на катапульту вовсе не похожа.

— Твоя правда, не похожа.

Ксанта разочарованно вздохнула. Вспыхнувший было боевой задор рассеялся без следа. Поначалу ей казалось, что они вот-вот схватят за хвост разгадку. Но в итоге они оказались там же, откуда начали.

— Ладно, хватит, — решительно сказала она. — Утро вечера мудренее. Ты еще не ел, не пил, а я над тобой измываюсь. Не дело это. Утром с Ортаном поговоришь, а пока иди, веселись, праздник все-таки, да и когда ты еще свежего мяса прямо с углей поешь? Разве что в Хамарне Али-анна угостит, — (Она с удовольствием отметила, что Керви при упоминании об Алианне смутился, совсем как в старые добрые времена). — Иди, иди, — повторила Ксанта. — Пусть тебе Дреки про охоту расскажет. Я отдохну немного и тоже, наверное, к вам подойду.

Пока они разговаривали, костер у шатра уже почти прогорел, и когда Керви ушел, Ксанта первым делом принялась ворошить угли. Разбила их сучком потолще и начала нагребать в жаровню. Унесла жаровню в шатер и подбросила на потухающие угли охапку сосновых веток. Дрова по случаю осени успели малость отсыреть, а потому тут же затрещали, теряя воду, и Ксанта замерла над костром заклинательницей огня. Хотя нет, заклинательницей памяти: тридцать лет назад на другом конце земли, где Медвежье Ухо называли Меч Шелама, в городе, съежившемся от холода и войны, неподалеку от пристани, куда приходили корабли с мертвыми телами она, Ксанта, жрица Гесихии, богини Тишины топила печку. Топила гнилыми досками — остатками старых лодок, других дров в ту зиму в городе было уже не достать. Да и эти пришлись по случаю — оттого лишь, что один из парней, работавший с ней на причалах, то ли жалел ее, то ли еще что. Словом, Ксанта топила печку, доски трещали, с них сыпалась старая краска, наполняя храм темным удушливым дымом — в пору пророчествовать, — и однажды один особо резвый и меткий уголек вылетел из печи и приземлился прямо истопнице на колено. Ксанта тогда вымоталась до предела и была не в силах одолеть усталость молодого здорового тела, которое не желало перетруждаться сверх меры, пока нет угрозы для жизни, берегло себя для будущего. Это сейчас, когда будущего почти не осталось, она стала семижильной. Тогда нет, тогда она спала на ходу, а потому почувствовала и смахнула уголек не в первое мгновенье, за что поплатилась прожженной юбкой и маленькой, но глубокой и противной раной, которая не заживала до самой весны. Так что этот уголек она запомнила хорошо: и сейчас могла бы ткнуть пальцем в то место, куда он впился. И хлопок, с которым он вылетал из огня, помнила хорошо и потому теперь, пожалуй, понимала, что случилось на склоне холма в ночь перед охотой на артунов.

Это странное орудие, эльфийская катапульта, как назвал его Керви, выстрелило в чьей-то руке. Взорвалось, как уголь в костре. В нем был какой-то особый уголь, который, сгорев, оставил этот черный жирный порошок. И от этого взрыва из оружия вылетел крохотный камешек, и ранил Ортана. А почти за год до этого то же оружие стреляло первый раз, на Оленьем острове, когда был убит Лайвин. Тогда все сошло гладко, но на этот раз выстрел был слишком силен и разорвал само оружие. Поэтому его и отбросили в кусты. Откуда оно вообще взялось? Оттуда же, откуда невиданные паруса «Ревуна» и его невиданный гудок, — от Людей Моря, от тех, кого здесь, в лесах и на болотах, называли Злыми Людьми. Кто стрелял в Ортана и в Лайвина? Тот, кто сумел договориться с Людьми Моря и выменять у них эту диковину. Тот, кого Ортан назвал «ПРЕДАТЕЛЬ».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});