Наследие - Кристофер Паолини

И больше ничего — только тишина и чернота.

Эрагон протер глаза и обнаружил, что видит перед собой внутреннюю сторону крыла Сапфиры. Он вздохнул полной грудью — он и не заметил, что от волнения задерживает дыхание, — и дрожащей рукой вытер с глаз слезы.

Он не мог понять, почему этот сон так сильно на него подействовал.

«Не было ли это предчувствием? Или чем-то, что происходит в настоящий момент? И почему это так для меня важно?»

После этого уснуть он, разумеется, больше уже не мог. Былые тревоги нахлынули с новой силой, не давая ему передышки, вгрызаясь в душу, как стая голодных крыс, и каждый их укус, казалось, заражал его каким-то медленно действующим ядом.

Стараясь не разбудить Сапфиру, он выполз из-под ее крыла и побрел к себе в палатку.

Ночные Ястребы, естественно, тут же вскочили, увидев его. Их командир, крепко сколоченный мужчина с крючковатым носом, вышел вперед, приветствовал Эрагона и спросил:

— Не нужно ли тебе чего, Губитель Шейдов?

Эрагон смутно припоминал, что зовут этого человека Гарвен. Насуада вроде бы рассказывала ему, что этот Гарвен лишился чувств и чуть ли не рассудка, осмелившись заглянуть в мысли эльфов. Теперь он, похоже, был вполне здоров, хотя взгляд у него, пожалуй, и впрямь был несколько туманным. Но Эрагон не сомневался, что Гарвен вполне способен выполнять свои обязанности, иначе Джормундур никогда бы не позволил ему занять прежний пост.

— Спасибо, мне ничего не нужно, капитан Гарвен, — тихо сказал Эрагон, потом спросил: — Скольких Ночных Ястребов убили сегодня ночью?

— Шестерых. Всю ту смену. Нас, пожалуй, маловато осталось, но мы в самое ближайшее время постараемся найти нашим погибшим товарищам достойную замену. И потом, нам понадобятся еще люди: мы бы хотели удвоить твою охрану. — В туманных глазах Гарвена явственно читались боль и тоска. — Ее-то мы уберечь не сумели! Ах, Губитель Шейдов, если бы нас было больше, может быть, мы и…

— Мы все не сумели ее уберечь, — мягко возразил Эрагон. — А если бы вас там было больше, то больше бы и погибло.

Гарвен явно был с этим не согласен, но спорить не стал и согласно кивнул, хотя выражение лица у него осталось все таким же несчастным.

«Это я не сумел ее уберечь», — думал Эрагон, ныряя в свою палатку. Он присягал Насуаде на верность; его долг был защищать ее; и, может быть, это был скорее его долг, чем Ночных Ястребов. И все же в тот самый редкий миг, когда ей действительно нужна была его помощь, он оказался не в состоянии спасти ее.

Он злобно выругался про себя.

Будучи ее преданным слугой, он обязан был найти способ спасти ее, не взирая ни на что! Однако он понимал: Насуада ни за что не захотела бы, чтобы он ради нее оставил варденов без защиты. Она бы предпочла страдать и умереть, но не позволила бы, чтобы из-за ее отсутствия было уничтожено то, чему она посвятила всю свою жизнь.

Эрагон снова выругался и стал ходить взад-вперед по тесной палатке.

«Я — предводитель варденов».

Только теперь, когда Насуада была похищена, он по-настоящему понял, что она была не просто предводительницей варденом, не просто его госпожой и его командиром, она стала ему настоящим другом, и он испытывал ту же настоятельную потребность защищать ее, какую часто испытывал по отношению к Арье. Однако же, если бы он прямо сейчас попытался это сделать, это, скорее всего, стоило бы варденам поражения в войне с Гальбаториксом.

«Я — предводитель варденов».

И Эрагон подумал обо всех тех, за кого теперь нес ответственность: о Роране и Катрине, об остальных жителях Карвахолла, о сотнях воинов, вместе с которыми сражался, о гномах, о котах-оборотнях и даже об ургалах. Все они теперь находились под его командованием, все зависели от него и от того, насколько правильные решения он примет, чтобы победить Гальбаторикса.

От этих мыслей сердце у него забилось так быстро, что потемнело в глазах. Чтобы не упасть, он ухватился за центральный шест и постоял немного, вытирая пот, выступивший на лбу и над верхней губой.

Больше всего ему хотелось поговорить с кем-нибудь по душам. Он уже подумывал, не разбудить ли Сапфиру, но отбросил эту идею. Ее отдых был куда важнее; да и незачем ей выслушивать его жалобы. Не хотелось ему нагружать своими проблемами и Арью с Глаэдром, ведь они все равно никак не могли эти проблемы разрешить. Впрочем, Глаэдр вряд ли проявил бы должное сочувствие, слушая его; их последний обмен мнениями был довольно-таки колючим.

Эрагон снова принялся мерить шагами узкое пространство палатки; три шага вперед, поворот, три шага назад, поворот, и все сначала.

Перевязь Белотха Мудрого он утратил. Он позволил Муртагу и Торну захватить в плен Насуаду. А теперь еще и оказался во главе варденов!

Снова и снова одни и те же мысли продолжали крутиться у него в голове, и каждый новый их поворот усиливал его беспокойство. У него было такое ощущение, словно он попал в лабиринт, не имеющий конца, и за каждым поворотом там таятся чудовища, готовые на него прыгнуть. Несмотря на все то, что он говорил на совете с Ориком, Оррином и другими, он совершенно не представлял себе, как вардены и их союзники сумеют одолеть Гальбаторикса.

«Мне вряд ли удастся хотя бы спасти Насуаду. Даже если б у меня теперь была свобода выбора и я мог бы броситься следом за нею. — Горечь захлестывала его душу. Задача, стоявшая перед варденами, казалась абсолютно безнадежной. — Почему нам непременно должна была выпасть такая участь?» — Он снова выругался и с силой прикусил губу, чтобы заглушить невыносимую душевную боль.

Потом перестал мерить шагами палатку и рухнул на землю, обхватив голову руками.

— Нет, это невозможно осуществить, невозможно! — шептал он, качаясь из стороны в сторону. — Невозможно!

В отчаянии Эрагон даже подумал, уж не помолиться ли ему богу гномов Гунтере, не попросить ли у него помощи, как он это уже делал однажды. Сложить свои тревоги к ногам кого-то более могущественного, чем он сам, доверить ему свою судьбу — это было бы для него огромным облегчением. Это помогло бы ему принять свою судьбу — как и судьбы тех, кого он любит, — спокойно и хладнокровно, ибо тогда уже не он непосредственно отвечал бы за то, что может с ними случиться…

Однако прибегнуть к этому Эрагон так и не решился — не смог себя заставить. Он ведь действительно отвечал теперь за судьбы варденов, нравилось это ему или нет, и чувствовал, что неправильно, недостойно перекладывать ответственность на кого-то другого, пусть даже и на некое божество.

Главное было в том, что Эрагон не был уверен, что справится, сумеет сделать все необходимое для победы. Он мог бы командовать варденами; в этом он как раз почти не сомневался. А вот как пойти на штурм Урубаена, как захватить этот город, как уничтожить Гальбаторикса? Тут он совершенно терялся. Ведь он не сумел одолеть даже Муртага, куда менее могущественного, чем Гальбаторикс. Вряд ли он сумеет найти лазейку в магической защите Гальбаторикса или хотя бы Муртага. А то, что он мог бы подчинить себе мысли врагов — хотя бы мысли Гальбаторикса, — тоже казалось ему невероятным.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});