Рейтинговые книги
Читем онлайн Имаго - Юрий Никитин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать

– Надо узнать, что там случилось. Помочь…

В прихожей Майдановых разбросана одежда, почему-то набрызгано водой, рыдает Анна Павловна. Дверь в ванную сломана, висит на одной петле. Там тоже вода на полу, на стенах, мокрые тряпки. Мы поспешили в комнату. В дверном проеме на кухню мы увидели Майданова, тот рыдал и бился головой о стол, Шершень метнулся к нему, а мы с Лютовым вбежали в комнату Марьянки. Она лежала на постели, лицо белое как мел, исхудавшее, глаза ввалились в темные пещеры. Руки ее бессильно лежали вдоль тела, на пальцах и на ладони свежая кровь.

Лютовой присел на край кровати. Я остался стоять, в груди едкая горечь, ибо здесь снова беда, а Марьяна – самое незащищенное существо на свете…

– Мы чем-то можем помочь? – спросил он. – Марьяна, мы любим тебя. Скажи, что случилось?

Она повела очами, я содрогнулся. Это была другая Марьяна. И взгляд у нее стал жестоким.

– Я должна была так сделать, – прошептала она, голос ее звучал измученно, но в нем не было надрыва или слабости. – Я дождалась, пока смогу вставать… взяла его и пошла в ванную. Заперлась. И тогда я это сделала…

– Что? – спросил Лютовой и осекся.

Я задержал дыхание. Мне почудилось, что сейчас и я с перекошенной рожей выбегу из этой комнаты.

– Я хотела утопить… – сказала Марьяна тихо, – но боялась, что… не успею. Я задушила платком, а потом положила в ванну и открыла воду. Дверь выломали, когда я не отвечала… очень долго.

По темным кругам под глазами было видно, почему не отвечала. Явно нашли не только без сознания, но и тоже на той же опасной грани, переступив которую, уже не возвращаются. Лютовой кивнул мне, чтобы посидел, исчез, вернулся с пузырьком, от которого сразу запахло сердечными каплями.

Я метнулся на кухню, Майданов все еще стонал и обливался слезами, Шершень привел туда рыдающую навзрыд Анну Павловну, из его глаз таким же непрерывным потоком бежали слезы. Я схватил стакан, наполнил до половины, Майданов не замечал меня. Лютовой держал возле уха мобильник, я услышал конец фразы:

– …По улице Линкольна, потом по Ленинградскому проспекту… словом, тем же маршрутом, как ездил всегда… Да теперь можно!.. Нет-нет, не ослышался. Даже нужно.

Он отключил мобильник, я протянул ему стакан. Лицо Лютового стало бесстрастным, глаза смотрят с той же холодной решительностью, никаких криков, воплей, но я уже хорошо знал, что сейчас по ту сторону холодности. Он откупорил пузырек, я тупо смотрел, как по одной в воду шлепаются мутноватые капельки.

Марьяна хотела отвернуться, но Лютовой другой рукой развернул ее к себе, я придержал ей голову. Он поднес стакан к ее губам.

– Выпей!.. Просто выпей!

– Я хочу умереть, – прошептала она.

– Это потом, – сказал он настойчиво, – а пока выпей. Да пей же!

Зубы стучали о край стакана. Лютовой и я вдвоем поддерживали ей голову, следили, чтобы не разливалось, наконец, она уронила голову на подушку. Взгляд ее затуманился. Я чувствовал желание схватить этот пузырек и выпить без всякой воды, настолько стало тоскливо и страшно.

Где-то через час, не в состоянии сесть за работу, пусть даже от нее зависит спасение всего человечества, я выволокся на веранду. Там уже сидели Шершень и Лютовой. Оба встретили меня вопросом в два голоса:

– Ну что там?

– Не знаю, – ответил я честно. – Я мимо их двери прокрался на цыпочках… Вроде затихло.

– Не нравится мне эта тишина, – сказал Лютовой рассерженно.

– А мне нравится? – буркнул Шершень. – Но, может быть, уже откричались?.. Охрипли?

– Марьянка спит, – сообщил Лютовой. – Я ей вкатил двойную дозу снотворного.

– А я Анне Павловне, – сказал Шершень. – Тоже наверняка отключилась… А Майданов пусть бдит. Он мужчина, ему не положено реветь.

Лютовой поморщился, но ничего не сказал насчет гнилой интеллигенции. Вообще ничего не сказал. Мы некоторое время сидели в тупом молчании, Шершень вытащил пачку сигарет, предложил нам. Мы помотали головами. Он вздохнул и сунул обратно в карман.

– Ладно, тогда и я не буду… Иммортизм? Ладно, я еще не иммортист, но курить бросаю.

– Так и пачку выброси, – сказал Лютовой хмуро.

– Э-э, – возразил Шершень, – я ж не знаю, насколько меня хватит?.. Я стремлюсь к высокому, отвергая низкое, уже это благо… но сколько во мне героя, а сколько дерьма – поглядим.

Я сказал тихо:

– Как-то все странно… и жестоко.

– Жестоко? – откликнулся Лютовой. – А ты как хотел?.. Сам же… Нет мира с оккупантами! Нет союза жертвы и насильника… Надежды Майданова рухнули. Да и вообще – Юса должна умереть!

Шершень сказал иронично:

– Из-за одного вонючего негра?

– Вся Юса этот вонючий негр, – возразил Лютовой, – который трахает всю Европу!.. Потому Юса должна умереть. За удовольствия такого рода надо платить. Жестоко. Кроваво. Жизнью!

Шершень посмотрел в мою сторону острыми глазами, пробормотал:

– А каковы непосредственно приметы иммортиста? Крестик на шее, пять раз в день молиться, пейсы, желтый халат, тайные масонские знаки?.. Ведь иммортисты должны узнавать друг друга на улицах, как люди будущего, что волей судеб заброшены в варварский мир Средневековья!

Лютовой буркнул:

– Не знаю, у меня перед глазами пока только лицо Марьянки… Может быть, какой-нибудь значок, вроде изображения атомного ядра? Или перевернутая восьмерка – символ бесконечности? Как символ бесконечного развития, вечности, бессмертия? Нескончаемости рода человеческого?.. Кстати, а что Бабурина не видать? У нас что, сегодня футбол?

Шершень спохватился, посмотрел на часы.

– Ого!.. Уже семь… А он же просил меня открыть дверь в шесть…

Лютовой и я смотрели на него вопросительно. Лютовой спросил настороженно:

– Какую дверь?

Шершень поднялся, выудил из карман брелок с двумя ключами. Лицо его было смущенное.

– Как-то забегался, даже забыл. Наш болельщик после того, что с Марьянкой… сунул мне вот эти ключи. Мол, если вдруг не успеет вернуться к шести, чтобы я обязательно заглянул к нему к квартиру. Что случилось? Он забыл телевизор выключить?.. Знаете что, пойдемте заглянем вместе. А то как-то неловко.

Лютовой спросил настойчиво:

– Он ничего больше не сказал? На Бабурина не похоже.

– Не сказал, – ответил Шершень несчастливо. – Ни разу не схохмил даже. Но я был так занят своими мыслями… вот наш Бравлин разбередил мне душу своим иммортизмом… имортизмом, что я как-то не обратил внимания… хотя теперь вспоминаю много странного…

Мы двинулись гуськом во главе с Шершнем на лестничную площадку. На дверях квартиры Бабурина – огромная надпись «Спартак» – чемпион!», эмблема футбольного клуба «Спартак», даже дверная ручка сделана по индивидуальному заказу: набалдашник в виде золотого футбольного мяча, можно рассмотреть написанные мелкой вязью фамилии самых великих футболистов, игравших от первых дней клуба и до сегодняшнего дня.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Имаго - Юрий Никитин бесплатно.
Похожие на Имаго - Юрий Никитин книги

Оставить комментарий