Имаго - Юрий Никитин

– И закопают, – согласился Шершень совершенно спокойно. – Шесть миллиардов – это, знаете ли, хорошая цифра.

– Чем же, позвольте узнать?

– Есть из кого выбрать, – пояснил Шершень еще спокойнее. – Из шести миллиардов можно выбрать прекрасное здоровое человечество! Просто прекраснейшее. Здоровое и физикой, и психикой. И моралью.

– А остальных? – спросил Майданов с тихим ужасом.

– Для остальных иммортизм то же самое, что для прошлых веков – чума, холера, сап и прочие санитары леса.

Майданов зябко передернул плечами.

– Господи! И вы, просвещенный человек, с этими двумя чудовищами?.. Нет, даже тремя – милый Женя тоже с ними! Вы считаете, что чума – благо? Когда из каждых десяти человек в Европе вымирали девять?

– Лишь благодаря тем чумам мы еще живы, – сказал Шершень обыденно. – Если бы и тогда умели эмчээсить всех больных и дебилов, у тех почему-то страсть плодиться, то сейчас бы человечество превратилось в гигантскую больницу. Даже, скорее всего, уже не гигантскую… А такую, где вымирали бы последние представители гомо, которого какой-то злой шутник назвал сапиенсом. Словом, для имортов не существует старых правил, законов, моралей, ритуалов. Все это – язычество!.. Все предыдущие боги, ангелы, демоны и феи объявляются нечистой силой. Если что совпадет с иммортизмом – сохраним жизню. Нет – на виселицу!

Лютовой откровенно скалил зубы. Майданов тихо ужасался, его лапки хватались за сердце.

– Аксиома, – сказал Шершень, – что самые цивилизованные в мире страны, это те, где кипом кипят всякие споры о путях развития общества, о нравственности, о… Причем, кипят так, что власть время от времени захватывают то талибы, то ваххабиты, то аддашиды или еще какие-нибудь фундаменталисты. Для нас это смешно, мы в их сторону тычем пальцами и гогочем, вот, мол, идиоты, то статуи будд взрывают, то бороды отпускают в обязательном порядке! Даже не понимаем, что у них – жизнь, а у нас – застой. Попробуй выскажи это вслух – нас дорогой наш Андрей Палиевич закидает камнями. Прямо вот выломает бетонные блоки из стены и по головам, по головам! А то и потащит на публичный костер, где жгут теперь все, что не совпадает с его взглядами.

Майданов отшатывался, показывал всем видом, что он не станет никого тащить, но по лицу было видно, что не станет и препятствовать, когда более молодые майдановы потащат.

– Потом, – продолжил Шершень, – когда сами начнут рассуждать, когда иммортизм придет и возьмет в руки власть, скажут: ну конечно, это само собой разумеется, мы тоже так считаем, а что, кто-то говорил не так? – но до этого времени Бравлину… да и всем нам переломают ребра не раз, опустят почки и выбьют оставшиеся зубы.

Бабурин скомандовал:

– А ну покаж зубы!.. О, тебе еще бить и бить!.. Мне в прошлом году на чемпионате так сразу три выбили!.. Даже зуб мудрости ухитрились…

Шершень ахнул:

– Зуб мудрости? У тебя был зуб мудрости?

– Еще три осталось, – ответил Бабурин с угрозой. – Сунь палец, сразу почувствуешь… га-га-га!

Я сказал:

– А зачем спорить? Просто не спорьте!.. Не спорьте с умирающими. У дряхлых всегда больше аргументов. Не спорьте. Вам достаточно прищуренного взгляда. Мы – лучше. Мы – на порядок выше. Они – прошлое, даже если среди них наши ровесники. Не все из них подлецы, хватает и просто дураков, но все равно не спорьте. Ни с подлецами, ни с дураками. Когда сталкиваются старое и новое, то у старого всегда больше аргументов, это понятно. Христиане победили старый мир вовсе не искусством в споре или обилием аргументов!

При упоминании христиан Шершень и Лютовой дружно поморщились, даже Бабурин взглянул с испугом, не скажу ли чего про Рим, но я сумел все-таки смолчать.

– Уже поздно, – сказал Лютовой, поднимаясь, – а завтра работы…

– Спокойной ночи всем, – сказал Шершень и тоже поднялся. – Завтра, надеюсь, еще почешем языки…

Я тоже встал, откланялся. Подходит время ежесуточного отчета. Человек отдает Богу отчет во сне, тогда его душа воссоединяется с Богом, отчитывается о сделанном за день. Наяву же ни один человек не сможет предстать перед Богом, ибо уничтожится перед величием его, превратится в пепел.

Подошли дни родов. До этого Майдановы, да и мы, соседи, недели две дискутировали на тему, какой клинике доверить такое важное дело, перерыли все справочники, обзвонили всех и вся. Негр, по рассказам всезнающего Бабурина, сам просмотрел досье лучших врачей и акушерок… но внезапно Марьяна уперлась, заявила, что будет рожать дома.

Майдановы пришли в ужас, но негр, к их удивлению, заявил, что сейчас именно так делают все зажиточные семьи. Бригаду врачей вызывают на дом. Это недешево, зато все в привычной домашности, никаких волнений. Врачи сразу же осматривают новорожденного и, если все в порядке, могут по желанию роженицы или родителей оставить для присмотра няню-акушерку, а если с ребенком трудности, тут же вместе с матерью перевозят в специально оборудованный центр.

Бабурин тут же сказал с лицемерным сочувствием:

– А мне юсовцев жалко! Им же за все приходится валютой платить.

На своем уютном балконе я свесился через перила, свежий воздух быстро выпаривает крохотные капельки пота на лбу. В черепе бурный поток мыслей тащит тяжелые глыбы, переворачивает, ударяется о другие глыбы, все это застревает, приходится сдвигать ломиком мысленного усилия, помогать укладывать в чеканные строки… А чеканности, мать твою, не получается, все какое-то обычное, нормальное, обыденное, а ведь эти строки должны острым жалом в самое сердце, попутно пронзая мозг, чтобы человек вскрикнул, схватился за сердце, спросил себя в страхе: что со мной? Почему живу как животное? Ведь мне дано так много! Почему не пользуюсь…

Внизу суетливые пешеходики спешат по своим муравьиным делам. То, что Юса официально стала именовать себя империей, стало новостью на три дня. То, что юсовские патрули теперь ездят по всей Москве – бурчали не больше недели. Правда, взрывать их стали больше, но и боевиков РНЕ гибнет немало. Пошла стенка на стенку: кто кого, кто пересилит, кто переможет. Любое потрясение занимает умы на пару дней, потом человечек снова ныряет в привычное: забалдеть, оттянуться, расслабиться, словить кайф, не думать…

Как их встряхнуть, напомнить про их высокое предназначение? Понизить ценность жизни отдельного человека? Нет, понижать ничего нельзя, даже слово такое надо выбросить… Речь может идти только о повышении… Например, повысить ценность общества, всего общественного! Человек должен чувствовать себя частицей общества, частицей огромного организма Бога. Вот во мне лично, в моем малом теле человека клетки не ждут указаний от мозга и, тем более, не уклоняются от приказов. Сами самоотверженно сражаются с вторгшейся занозой, навстречу чужим вирусам спешат белые кровяные тельца, вступают в схватку, гибнут сотнями, тысячами, но убивают врага, закрывают своими телами доступ в организм новым врагам… в то время как за их спинами спешно заделывают проломы в стенах, возводят новые укрепления в виде шрамов.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});