Решающее лето - Памела Джонсон

— Как, прямо на улице! — воскликнул я. — Как можно?

— Никого нет.

Улица действительно была пуста. Фонари в сумерках бросали свой зеленовато-желтый свет, и наши длинные тени упали на стену дома.

— Я был у Чармиан, — сказал я.

— Как она?

— Решила оставить у себя старуху. Что ты на это скажешь?

— Нет, не может этого быть! — Элен, сжав руку в кулак, в отчаянии ударила себя по бедру. — Нет, я не верю, что она уступит!

— Она уже уступила. Сидят, как голубки, и воркуют о своих печалях, две женщины наедине со своим горем и младенец, к которому они очень скоро начнут ревновать друг друга. Теперь у них лишь две темы для разговора. Представляешь?

— Нет, это невозможно! Нет, нет!

— Возможно. Свекровь одержала полную победу. Чармиан сдалась, и я тоже сдался.

— Нет, только не ты! — гневно воскликнула Элен. — Только не ты. Знаешь, Клод, я очень боялась, что ты такой ценой должен будешь обрести свободу. Сначала мне это казалось чересчур жестоким. Но теперь я думаю, что так и надо. Мы будем счастливы, Клод. Я хочу этого и сделаю все.

Я рассмеялся этой упрямой и трогательной решимости, но я знал, что Элен права.

Я снова был счастлив. Это был не только душевный подъем, но и необъяснимая легкость во всем теле, словно мне передалась энергия и уверенность Элен.

— Куда пойдем? — радостно воскликнула она. Лицо ее сияло. — К Гвиччоли?

— Куда хочешь.

— И будем говорить только о себе, больше ни о ком, — громко и решительно добавила она, словно я с нею спорил. — Пора, давно пора нам это сделать.

Через несколько дней я, как и обещал, позвонил Наоми Филд.

— Вы не пригласите меня пообедать, Клод? — спросила она. — У меня в квартире буквально все вверх дном. Я укладываюсь.

— Почему? Вы уезжаете?

— Расскажу, когда увидимся. Где мы встретимся?

Я предложил ресторан на Джермин-стрит.

Когда мы встретились, она воскликнула:

— Как это мило с вашей стороны, право, ужасно мило!

Ей очень шел костюм, и она выглядела как никогда хорошо.

Удобно устроившись на плюшевом диванчике у стены, она смущенно поглядывала на меня сквозь опущенные ресницы.

— Здесь очень хорошо. Я никогда здесь не была. Что у вас нового?

— Мы с Элен собираемся обвенчаться в декабре.

— Неужели? Это великолепно! Что вам подарить? Нам с Джонни никто ничего не подарил на свадьбу, подарки были потом — десертные наборы, как будто в наше время они кому-то нужны. — Внезапно понизив голос, торжественно и печально, как на похоронах, она спросила: — Как Чармиан?

— Ничего.

— Я восхищаюсь ею — Она не стала объяснять почему. — Скажите мне, Чармиан действительно переносит все так хорошо? Ведь в это просто невозможно поверить, но она никогда не говорит об этом. Если я вам надоела, Клод, вы мне скажите, у меня ведь нет чувства меры.

— Чармиан действительно держится молодцом, — сказал я. — Куда же вы уезжаете, Наоми?

— К кузине, в Дублин. Она недавно вышла замуж и уверяет, что ее дом пустует. Она так же, как и я, ждет ребенка, так что нам будет нескучно вместе. Правда, хорошо?

— А как же свидания?

— Какие свидания? А… с Джонни. Знаете, он очень странный… вернее, он просто замечательный. Когда я ему сказала, что буду приезжать, он запретил мне. И доктор тоже.

Я с интересом наблюдал, как Наоми играет свою новую роль.

— Я думаю, в Дублине мне будет неплохо, — с вызовом повторила она, словно ожидала возражений. — Там легче с продуктами, а это для меня сейчас очень важно, и Роза говорит, что у них сейчас масса интересных событий. Джонни не хочет, чтобы я кисла в одиночестве, — он так и сказал мне. — Затем она неожиданно спросила: — Вы считаете меня жестокой, да? Я просто не умею объяснить. Когда я пытаюсь что-то объяснить, получается ерунда. Вы еще чего доброго подумаете, что мне все равно.

— Нет, — сказал я. — Я этого не подумаю, Наоми. — Я протянул ей меню. — Что вы хотите заказать?

— Закажите для меня что-нибудь сами.

Когда официант принял заказ и ушел, она наклонилась ко мне и посмотрела мне в глаза.

— Я должна вам все сказать. Возможно, вам это покажется странным, даже невероятным, но я чувствую, что это необходимо. Накануне суда Джонни сказал мне, что я могу считать себя свободной, если хочу. Он любит меня и знает, что я его люблю, но он считает, что три года — слишком долгий срок. Он не хочет, чтобы я жила затворницей, и взял с меня обещание, что я ни в чем не буду себе отказывать. Джонни буквально заставил меня поклясться ему. — Наоми вдруг стала торжественно серьезной и почему-то снова напомнила мне ту жизнерадостную, общительную девушку, которую я когда-то знал.

— Я просто сойду с ума, если буду сидеть взаперти, — виновато пробормотала она, разглядывая свои руки. — Я должна переменить обстановку… — Она вдруг умолкла, словно поперхнулась, а затем, улыбнувшись, громко воскликнула: — Это ужасно, правда, Клод? Я всегда была примерной женой, а теперь вдруг… Пожалуйста, расскажите мне об Элен. Меня радует, что мы в какой-то степени виновники вашего счастья… Ведь это мы вас познакомили. Значит, и мы на что-то пригодились, не так ли?

Я понял, что Наоми на сей раз откровенно подражает мужу. Это были его манеры, его фразы, она даже старалась думать, как он. Она пыталась сохранить в памяти его образ, и хотя ей совсем не хотелось веселиться, «хорошо проводить время» и даже нарушать супружескую верность, она прониклась этой идеей, ибо такова была воля Джонни. Так, по его мнению, она должна была переносить свое одиночество. И Наоми согласилась подчиниться ему. Когда-то она была его опорой, его наставницей и нянькой. Потом он неожиданно добился успеха, и роли переменились, но ненадолго. Поражение Джонни привело к таким невероятным и пугающим переменам, что оба с трудом смогли к ним привыкнуть. Но когда это произошло, неожиданности кончились, теперь они, как никогда, знали друг друга, и это навсегда соединило их.

Я проводил ее домой, и она заставила меня зайти в ее разоренную квартиру, приготовила мне коктейль и показала альбом фотографий, где были только она и Джонни; некоторые снимки уже пожелтели от времени.

— Посмотрите, это Джонни, когда ему было шесть лет! — На меня смотрел серьезными глазами худенький мальчик, которого фотограф усадил на декоративные белые ступени в своем ателье. — Он совсем не изменился, правда? Странно, ведь мужчины с возрастом так меняются.

— Не думаю, Клод, чтобы вам очень захотелось написать мне, — серьезно сказала она, — но, может быть, вы все же черкнете пару слов, если появится желание. О себе, об Элен и Чармиан тоже. Пожалуйста! — И она дала мне свой новый адрес. — Будьте счастливы, Клод, — сказала она, прощаясь. — Джонни будет очень рад за вас.