Созданный монстр (СИ) - "Liziel"

Алиетт-Лэ погладил складки тяжелых штор, а Эйнаора пробрало мелкой дрожью от этого тихого спокойного тона и ласкового жеста, за которым брат видел вовсе не ткань. Так гладят чужие оголенные нервы перед пыткой. Или артерии с жизненной энергией перед ее обрывом. Эйнаор не знал, хотел бы он видеть взгляд близнеца в этот момент или нет. Но он знал, что как-то так проступает на свет безумие.

— К чему ты это говоришь? — тихо спросил Эйнаор, осторожно прерывая поток мыслей старшего.

— К тому, что мы должны поторапливаться, — ответил Лаккомо, и неторопливо вернулся к столу, чтобы положить испорченную вилку. — У нас мало времени для финансовых войн в Федерации — их силы уже сейчас велики. И у нас мало времени на Престоле — на кланы лучше не рассчитывать. Только на верных людей. Мы просто обязаны успеть перевернуть всю систему не просто за наш срок, а за ближайшие годы. Я знаю, времени нет.

— Тогда что, — Эйнаор не без труда вернул себе бодрость и прогнал все лишние страхи и сомнения подальше. — Приступим к детальному составлению плана по захвату миров?

Лаккомо иронично улыбнулся, слегка расцветая от накатившей серой злобы, и протянул брату руку. Тот же охотно ее принял и резво поднялся с кресла.

Братья сидели почти до рассвета.

Лишь за пару часов до того как солнце накрыло своими лучами Лазурный Берег они позволили себе разойтись. Довольные детально продуманной стратегией, обговорив все нюансы плана, близнецы проследовали каждый в свои покои. Эйнаор поднялся этажом выше, где всегда находились покои Лоатт-Лэ. А Лаккомо как всегда отправился в свою излюбленную зону, которую переделывал еще с юношества.

Аллиет-Лэ думал о том, чтобы по пути прогуляться немного по внутренним дворцовым паркам. Но сонливость уже заставляла подкашиваться ноги. С другой стороны хотелось немного провериться, разбавить впечатления и утрясти в голове все мелочи дальнейших действий. А может быть, и вовсе не думать о работе в последние часы перед отлетом, а насладиться, допустим, природой. Только вот сонный и очень уставший мозг думал иначе. Направлял почти безвольное тело по знакомому маршруту. Настаивал скорее прилечь, избавиться от тесной и сковывающей одежды.

Лаккомо немного встрепенулся и проснулся на ходу, когда ему показалось, что он услышал музыку. Но наваждение спало, стоило ему прислушаться. Тогда он продолжил неспешно идти по коридору. Но в следующий раз струнные звуки мелодии донеслись эхом из-за привычной и знакомой двери личных покоев.

У Эйнаора же сон не шел.

Он добрался до своей спальни без задержки и наделся дать свободу утомленной голове. Слишком тяжелые выдались для него последние двое суток. Слишком тяжелым стал и сам брат. Утомительным, сумрачным, вечно чем-то всегда недовольным. Резким, как стрельба по скоростным мишеням, и падким на быстрые смены настроения.

Эйнаор ворочался почти час, не в силах заснуть. Какой там сон, если в уме териным табуном скакали мысли о том, что, куда, как и с чего начать. С утра надо приступать к раздаче распоряжений. Так же с утра взяться за разбор отложенных дел. За все время общения с братом и работы над его машиной Эйнаор не успевал заниматься своими прямыми обязанностями Лоатт-Лэ. В итоге электронная почта разрывалась письмами от помощников, заместители по финансовым и политическим делам оттягивали время и как могли разбирались самостоятельно с текучкой. Повезло еще, что прилет брата не совпал с каким-нибудь ежемесячным сбором глав кланов, иначе их пришлось бы отправить лесом. Глядишь, хоть намшеры б нажрались. Но ничего, кланы бы подождали, утерлись. Не так часто им приходится ждать. А родной брат не так часто навещает.

Эйнаор очередной раз повернулся в пустой и широкой кровати и невольно вернулся мыслями к Лаккомо. Голова гудела от обилия тем и даже хорошо, что она была заполнена всякой работой, а не чем-то личным. Младший из близнецов старательно гнал все лишнее прочь, но оно как назло возвращалось. Мысли о старшем не давали покоя.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Снова откинув неудобное одеяло, Лоатт-Лэ все же сел на кровати и с усилием протер глаза. Ночная темнота не мешала ему различать стены спальни, а из них, снова, как назло, торчали любопытные морды дъерков.

— Отстаньте, — тихо взмолился Эйнаор и привычно махнул им рукой.

Но те лишь заводились, перемигиваясь, и настойчиво продолжили торчать на своих местах, уговаривая. О чем на сей раз?

— Нет, — отрезал Эйнаор и встал, чтобы глотнуть стакан воды и отвлечься.

Халат натягивать не стал, все равно никто в покоях не появится. Вместо этого спокойно и босиком дошел до маленького столика при слабом ночном свете от ясного неба. Прохладный пол немного взбодрил, а ветерок из окна, скользнувший по открытому телу вернул сознанию трезвость мышления.

Дьерки упорно продолжали маячить в поле зрения и мялись, словно хотели, что-то сказать.

— Ну что вам? — устало огрызнулся Эйнаор, беря в руки стакан с графином.

«Брат», — донесся их многоголосный шепот.

— Я же сказал уже, — повторил Лоатт-Лэ, но этой мысли хватило, чтобы сорвать сознание снова в неудобное русло.

Привычка, выработанная годами. Образы, явившиеся раньше, чем Эйнаор заставил себя сдержаться. Как всегда при упоминании он невольно потянулся за связку. Как всегда, когда они были рядом, установленный с рождения канал позволил заглянуть чужими глазами. И как иногда, поток полученных образов оказался слишком ярок для спонтанной дежурной проверки.

Эйнаор хотел по привычке убедиться, что с Лаккомо все хорошо, но вместо этого яркой вспышкой эмоций донеслось, насколько ему было хорошо. Ментальная связь обрушила на младшего лавину бессвязных образов, но в них, несмотря на сумбур, разгоряченной мыслью горело желание. Смазанные кадры накрыли восприятие звуками музыки, а потом прохладным чужим шелком прошлись по обнаженному телу. Нежные прикосновения смешались с жадными объятьями, а между ними просочились оттенки манящих поцелуев. И эти теплые жесты, ласкающие мысли, волны тягучего желанияи расслабляющего наслаждения щедро окатили Эйнаора по связке, словно он сам на миг ощутил себя на месте брата.

Звон разбивающегося стекла и холодный всплеск воды по рукам резко отрезвил сознание. Эйнаор судорожно вздохнул, а следом случайно выронил из рук еще и стакан. Трясучка по телу словно сковала все мышцы мелкой судорогой. Лоатт-Лэ схватился за грудь, потом оперся о столик и заставил себя отдышаться. Между тем холодная лужа воды облизала ноги, окончательно вырывая Величество из ментальной связи.

Эйнаор заставил себя стоять и не двигаться. Дрожь еще била по всему телу, а где-то в темноте вокруг валялось битое стекло. Только осознание этого факта сдерживало, не давало взбеситься и не пускало рвануть с места. Лоатт-Лэ тихо шипел, склонившись над столиком, давя порывы фонового возбуждения, а в следующий миг в бешенстве откинул свою единственную точку опоры и рухнул коленями на пол.

Резкая боль резанула ладонь, когда та в темноте напоролась на крупный осколог графина. Против воли, на глазах выступили слезы. Но эта же боль отрезвила, вернула сознание Эйнаора к действительности, заставила задуматься о себе, заставила думать.

Как в замедленном действе, младший правитель смотрел на свою руку, по которой неторопливой полосой собиралась на ране и осторожно стекала кровь. Медленно успокаивалось дыхание. Еще медленней проходили остатки пойманных ощущений. Концентрация на боли позволила забыть все остальное, прогнать желание и избавиться от злости. Это мог быть сон. Всего лишь сон.

Такая мысль взбодрила окончательно. Действительно, какая глупость. Чтобы брат сейчас, после пары утомительных суток вдруг решился бы оказаться с кем-то…Не возможно. Тупо. Идиотизм.

Эйнаор вытер щеку тыльной стороной ладони, на автоматизме слизнул собственную кровь с ладони и принялся не спеша аккуратно собирать на ощупь большие осколки. Процесс требовал внимательности и сосредоточенности. То что надо для приведения себя и организма в порядок.