Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934 - Олег Кен

20—21 марта 1934 г. советские полпреды в Риге, Каунасе и Таллине передали предложение советской стороны о продлении пактов ненападения на 10 лет в соответствующие министерства иностранных дел. В отличие от переговоров с Польшей о пролонгации пакта ненападения, начатых 25 марта и сопровождавшихся напряженными спорами, согласование протоколов о продлении пактов с тремя балтийскими странами не встретило никаких затруднений, и 4 апреля 1934 г. эти документы были подписаны М.М. Литвиновым и посланниками Эстонии, Латвии и Литвы в Москве.

Одним из аспектов «предложения т. Литвинова» являлся вопрос о привлечении к этой акции Финляндии. 27 марта, после того, как Рига и Каунас дали согласие на продление пактов ненападения, полпред Б.Е. Штейн получил инструкции разъяснить, что «мы не сделали Финляндии одновременного предложения только потому, что не хотели ее ставить в затруднительное положение, как это имело место при предыдущих аналогичных акциях» (проявленная Москвой деликатность содержала мстительный намек на разглашение МИД Финляндии сообщенного ему плана прибалтийской декларации Польши и СССР). «Если финляндское правительство желает продления пакта, мы немедленно сделаем ему официальное предложение», – обещал Стомоняков[1484]. Хельсинки было вынуждено поспешить, и 7 апреля Литвинов и Юрье-Коскинен подписали протокол о сохранении в силе советско-финляндского пакта ненападения вплоть до 31 декабря 1945 г.

26 марта 1934 г.

Опросом членов Политбюро

69/45. – О посольстве СССР в Варшаве.

Превратить нашу дипломатическую миссию в Варшаве в посольство с назначением туда послом т. Давтяна.

Протокол № 4 заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 29.3.1934. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 942. Л. 13.

Предложение о придании миссиям обеих стран ранга «амбасад» неоднократно выдвигалось посланником С. Патеком и представителями МИД Польши. В начале 1930 г. Коллегия НКИД внесла соответствующее представление в Политбюро, которое постановило: «отложить»[1485].

К началу 1934 г. в НКИД полагали, что повышение ранга представителей в дипломатических контактах с Польшей окончательно назрело, тем более, что со смягчением польско-германских противоречий открывалась перспектива аналогичной договоренности между Варшавой и Берлином. В связи с ожидаемым визитом в СССР министра иностранных дел Польши, констатировали в 1 Западном отделе, «этот вопрос необходимо в срочном порядке протолкнуть в соответствующих инстанциях»[1486].

Действительно, в беседе с М.М. Литвиновым 14 февраля 1934 г. Ю. Бек «поднял вопрос о превращении дипломатических миссий в посольства». Нарком заверил, что «это предложение с нашей стороны препятствий не встретит, что об этом можно будет упомянуть в коммюнике, хотя нам нужно будет некоторое время для технической подготовки переименования нашего полпредства»[1487]. Таким образом, за полтора месяца до опроса членов Политбюро решение было фактически принято (и обнародовано в коммюнике об итогах визита Ю. Бека в Москву), однако руководство ЦК предпочло официально с ним не солидаризироваться.

Откладывание этой акции в последующие шесть недель вызывалось, вероятно, двумя обстоятельствами – тактической линией Москвы, которая в марте 1934 г. активно зондировала позицию Германии и балтийских стран и откладывала разрешение интересующих Польшу вопросов до внесения ею предложений о порядке продления советско-польского ненападения на десятилетний срок[1488] и подбором кандидата на пост первого посла СССР в Польше[1489]. Официальное объяснение задержки с санкционированием нового статуса советского представительства, данное Стомоняковым польскому посланнику («оформление этого вопроса задержалось исключительно вследствие болезни т. Литвинова»)[1490] вряд ли выдерживает критику[1491].

27 марта 1934 г.

Опросом членов Политбюро

83/59 – О Польше.

а) до выяснения позиции Прибалтийских стран, оттянуть наш ответ Лукасевичу.

б) Принять предложение Польши об обмене флотскими визитами и о посылке летной эскадрильи в Польшу, а также об обмене визитами высших представителей военных ведомств.

Выписки посланы: т.т. Литвинову, Ворошилову.

Протокол № 4 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 29.3.1934. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 16. Л. 29.

13—15 февраля 1934 г. состоялся первый визит польского министра иностранных дел в СССР. В ходе переговоров с Ю. Беком М.М. Литвинов предложил подумать о продлении советско-польского пакта ненападении, срок действия которого истекал в ноябре 1935 г., на десять лет. Выражая, в принципе, готовность на подписание такого акта, министр уклонился от выполнения пожелания Литвинова «увенчать этим актом» его пребывание в Москве. При последней встрече с Беком нарком сообщил ему, что «получил одобрение своего правительства» на свое предложение о продлении договора ненападения и оно может рассматриваться как официальное[1492]. Другой важный аспект пребывания полковника Бека в Москве состоял в удовлетворении «желания маршала продолжать контакт ответственных военных»[1493]. Министр встретился с высшим военным руководством (Ворошиловым, Тухачевским, Егоровым, Орловым, Буденным и др.), чему он придавал подчеркнуто большое значение[1494]. Еще ранее, исполнявший обязанности военного атташе Польши в СССР капитан Харланд передал в Отдел внешних сношений PBC СССР предложения «о дальнейшем развитии контакта между советскими и польскими военными», в частности об ответном визите в Польшу руководителя советской военной авиации Алксниса и об обмене специалистами по вопросам авиастроения (о чем говорилось еще при визите в Варшаву начальника ВВС УВО Ингауниса)[1495]. В протоколах Политбюро ни приглашение Ю. Бека в Москву, ни переговоры с ним (включая советскую инициативу о продлении пакта ненападения) не получили отражения.

20 февраля Ю. Лукасевич и М.М. Литвинов обсудили итоги поездки польского министра в Москву и вытекающие из нее практические шаги. Посланник дал понять, что Польша, неизменно отстаивавшая принцип одновременного политического соглашения СССР со всеми его западными соседями, может обусловить продление пакта ненападения с СССР продлением аналогичных советских пактов со странами Балтии, а также заключением советско-румынского договора. Одновременно он подтвердил заинтересованность Пилсудского и Бека в активизации контактов между армиями двух стран, в частности в прилете в Польшу советской эскадрильи (в качестве ответа на визит Л. Райского в ноябре 1933 г.) Воздерживаясь от реагирования на предложения о контактах между военными деятелями двух стран, Литвинов привел аргументы против увязки соглашения о продлении советско-польского пакта с отношениями между СССР и Румынией, Литвой, другими балтийскими странами[1496]. Четырьмя неделями позже он, однако, внес соответствующие предложения в Политбюро и получил его согласие[1497].

25 марта польский посланник официально представил члену Коллегии НКИД позицию своего правительства относительно продления пакта о ненападении. По существу советская сторона была поставлена перед выбором: согласиться на добавление к договору 1932 г., которым с 1935 г. он автоматически продлялся на неопределенное время, либо вступление в переговоры о новом десятилетнем сроке его действия при условии «синхронизации» пактов СССР с Эстонией, Латвией и Финляндией с продлеваемым советско-польским договором, а также согласия Москвы пересмотреть свой к польско-литовскому территориальному спору. Принятие первого варианта означало бы публичное унижение СССР, предложившим придать пакту ненападения с Польшей «возможно длительный характер» (подписанная 26 января 1934 г. польско-германская декларация о неприменении силы в двусторонних отношениях имела десятилетний срок действия). Выбор же в пользу переговоров о продлении договора на 10 лет, от чего Лукасевич «отговаривал» Стомонякова, ссылаясь на неизбежные «сложность и длительность таких переговоров», означало заранее ослабить переговорную позицию советской стороны и обречь ее на уступки в вопросах, касающихся политики СССР в Прибалтике[1498]. 20–21 марта полпреды СССР в Литве, Латвии и Эстонии предприняли демарши в пользу продления заключенных этими странами пактов с Советским Союзом, однако, к моменту обращения НКИД в Политбюро официальные ответы от них в Москве еще не получили[1499].

Одновременно, ссылаясь на договоренность между Ворошиловым и Беком во время его визита в Москву, Лукасевич поставил перед НКИД вопросы об организации и сроках ответного визита советского воздушного флота, обмене визитами военно-морских флотов и поездке в Польшу «одного из высших военачальников» СССР, за которой могло бы последовать посещение СССР заместителем военного министра Фабрициусом[1500]. Другие предложения о расширении военных связей (взаимные стажировки, приглашение «в Москву или на маневры» генералов Заморского и Ярнушкевича и т. д.)[1501] польский представитель не возобновлял.