Театр китового уса - Джоанна Куинн

парижан среди зрителей, но какая свобода есть у Антигоны? Ее единственное самостоятельное деяние ведет к ее смерти – за кулисами. Она защищает брата, затем удачно избавляется от себя, повесившись на собственном платье. Как в «Мере за меру» Шекспира непокорная сестра, которая защищает брата, удачно убирается в невероятный брак в конце пьесы. Что если, думает Кристабель, была версия, в которой они остались? Остались живыми. Остались собой.

Кристабель смотрит на Лизелотту, которая вместе с остальными зрителями хлопает актерам, которых теперь едва могут разглядеть. Она видит гордый профиль Лизелотты в полусвете, пышную массу жемчуга вокруг ее шеи.

Актеры покидают сцену, и снова появляется персонал театра с фонарями. Зрители движутся к выходам, спеша успеть на последний перед комендантским часом поезд метро. Следуя за Лизелоттой вдоль ряда кресел, Кристабель видит, как двое рабочих юркают на сцену, подобрать забытый реквизит: бутылку вина, игральные карты. Ее взгляд цепляется за того, что помельче, а затем падает занавес.

Снаружи театра один из уличных фонарей, что стоит на площади, с мерцанием вспыхнул. Он покрыт синей бумагой и сияет потусторонним, морским светом. Другие фонари не работают, только несколько коротких свечей горят в окнах ближайших ресторанов, где подметают официанты.

Велотакси Лизелотты вернулось, чтобы забрать ее домой. Кристабель говорит, что доберется сама, и смотрит, как Лизелотта исчезает в ночи в колеснице с мускульным приводом. Затем Кристабель обходит театр, выискивая служебный вход. Найдя его, она ждет в тенистых дверях здания напротив, следя за тем, как актеры выходят, обмениваются поцелуями, машут на прощанье, пока не выходит тот невысокий рабочий сцены в низко надвинутой шляпе и с поднятым воротником.

Она на расстоянии следует за ним по крутым мощеным улочкам Монмартра, останавливаясь только затянуть шнурки. Он заворачивает за угол, и она ускоряет шаг, но когда доходит, он уже исчез. Она осторожно продвигается вперед, оглядываясь по сторонам. Она на вершине, ветер дует, и она видит раскинувшийся под ногами темный город с тонкой виселицей Эйфелевой башни вдали. Затем она слышит шаги, и голос позади говорит:

– Ты думала, они меня ничему не научили, Криста?

Мы

Июль 1944

Она так возмущена, что не может его отпустить. Она крепко прижимает его к себе и обильно ругается на яростной смеси французского и английского. Он обнимает ее в ответ, повторяя:

– Знаю, знаю.

Она отталкивает его от себя.

– Где ты был? Дигби, где ты был?

– Здесь я Денис, – говорит он по-французски, – и нам нужно убраться с улиц, пока нас не арестовали. Сюда – у меня поблизости есть место.

Он ведет ее в маленькое бистро. Он открывает дверь сбоку здания и смотрит по сторонам, прежде чем провести ее внутрь. Она идет за ним следом в крошечную квартирку над рестораном. Внутри темно, все окна зашторены, но она видит мерцающий свет свечи в одной из комнат, и мужской голос спрашивает:

– Денис?

– Со мной гостья, – отвечает Дигби. Он кидает взгляд на Кристабель, затем заводит ее в комнату, говоря, – Жан-Марк, это Кристабель, моя сестра. Кристабель, это Жан-Марк.

Она видит молодого француза в очках, с кудрявыми каштановыми волосами, читающего в потрепанном кресле при свете свечи газету. Он одет в жилет и брюки, босые ноги скрещены перед ним. Он поднимается, когда она заходит, смотрит на Дигби:

– Твоя сестра.

– Я должен был знать, что она меня найдет, – с улыбкой говорит Дигби.

Жан-Марк спешно опускает газету и протягивает ладонь.

– Такая честь встретить вас, Кристабель. Я столько о вас слышал.

– Здесь я Клодин, – говорит она, твердо отвечая на дрожащее рукопожатие. – Что вы слышали?

– Только хорошее, – говорит он. – Могу я предложить вам выпить? Я бы предложил кофе, но газа так мало, что вскипятить воду требуется час.

– Я принесу вино, – говорит Дигби, уходя на кухню. – Криста, садись. Боже мой, нам столько надо обсудить. Не могу поверить, что ты тут.

Жан-Марк указывает на кресло рядом, и Кристабель присаживается на мгновенье, только чтобы обнаружить, что слишком взвинченна для вежливой беседы. Она встает и идет следом за Дигби на кухню, где он вытаскивает пробку из бутылки вина.

– Это всего лишь местное вино… – начинает он.

– Где ты был? – шепчет она. – Я была вне себя от беспокойства.

– Тебя кто-то послал найти меня? – говорит Дигби.

– Нет, я заметила тебя, потому что случайно была в зале, когда ты вышел на сцену.

– Это мое прикрытие, я там работаю, – говорит он.

Кристабель смотрит на него, пытаясь понять, что видит. Он Дигби, но не Дигби. Он выглядит совершенным французом. Темные волосы длиннее, зализаны назад, как у молодых парижан. Он одет в мешковатые брюки, перетянутые тонким кожаным поясом, полосатая рубашка распахнута у горла, рукава закатаны. Он не брился несколько дней, худой и загорелый, но карие глаза очень яркие. У нее страннейшее желание провести ладонями по его лицу, удостовериться, что он настоящий.

– Ты работаешь на Орг, – говорит она, – который прямо жаждет узнать, где ты. Я тоже работаю на них. Я была во Франции в прошлом году, выполняя свою миссию, и меня отозвали, чтобы допросить о твоем местонахождении.

– Вот как?

– Мне это не доставило удовольствия.

– Да, это вряд ли было весело. Расскажи мне все, чем ты занималась, Криста. – Дигби кладет ладонь на ее руку, добавляя: – Я так скучал по тебе. Мне нравится твое платье.

– К черту мое платье. Почему ты не связывался с Лондоном?

– Они на меня сердятся?

– Никто не знает, чем ты, черт возьми, занимался, Дигс. Я думала, тебя схватили нацисты. Я чуть с ума не сошла. – Ее голос кажется очень громким в маленькой кухне.

Он вдруг кажется озабоченным.

– Прости. Я не думал, что ты что-то об этом узнаешь. Отец в курсе? А Флосс?

– Только я.

– Что тебе сказали?

– Что твой округ раскрыли, но ты остался на свободе. Они подозревали, что ты скомпрометирован.

Он качает головой.

– Эта история намного сложнее. Они нас очень постыдно использовали.

– Кто?

– Лондон, – говорит он. – В прошлом году они все говорили нам, что высадка вот-вот случится. Мы пошли на огромные риски, чтобы все подготовить. Но это был обман.

– Обман?

– Трюк, который они разыграли для немцев, чтобы отвлечь их. Чтобы заставить их думать, что она случится в сентябре. Мы уверены, что они так поступили. Жан-Марк говорит, что нас использовали как приманку. – Он поворачивается достать бокалы для вина из ящика.

– Я уверена, что у них были свои причины, – говорит Кристабель.

– Я тоже уверен, и это те же причины, что и