Бездна голодных глаз - Генри Олди

— Привет, Молодой.

Под пыльным, посеревшим от времени и дождей дощатым забором, прямо на мокрой земле, расположился пожилой потрепанный нищий, подслеповато щурясь на нависшего над ним гиганта в форме салара.

— Привет, говорю, — весело повторил нищий.

— Здравствуй, — выдавил из себя салар.

— Ну? — требовательно спросил оборванец, подхватывая из лужи дождевого червя и щелчком стряхивая его на начищенный глянец сапога собеседника.

— Они чуть не убили ее! — прохрипел гигант, не замечая выходки нищего.

— Да. Только тебя это не касается.

— Касается! И если ты…

— Да не я, Молодой, не я! А перебежавший тебе дорогу человек, и ты заходишь слишком далеко в любви к прямым и чистым дорогам.

— Я сам знаю, что слишком, а что…

— Ты слишком хорошо все знаешь, Молодой. И мне даже как-то неловко предупреждать тебя…

— Я обойдусь без ваших предупреждений! И буду делать то, что сочту нужным!

— Правильно. Так и делай.

…Салар порывисто обернулся — ослепительное сияние Знака ударило ему в глаза, и покрытый Тяжелым Блеском клинок вошел ему в грудь. И последним, гаснущим взором, увидел он девять призрачных фигур, тающих во влажном тумане.

Бьорн-Су вытер травой серебро оружия и огляделся. Ему тоже почудились смутные тени, но кроме сидящего у забора юродивого, вокруг никого не было.

— Пошел прочь, дурак, — сказал Скользящий в сумерках, наклоняясь над распластанным телом и брезгливо морщась.

— Хороший мальчик! — захныкал юродивый. — Один хороший мальчик зарезал другого хорошего мальчика, и теперь…

— Пошел прочь, дурак! — с нажимом повторил Би.

— Хорошо, дурак, — неожиданно согласился нищий, вскакивая и исчезая в сырой пелене пустыря.

ЧЕТ

— …Я родился с этим, Лаик, я живу с этим — и я живу в последний раз. Смотри! — и я сорвал чехол с правой руки. Черные кольца моих браслетов отчетливо вырисовывались в ярком лунном свете. Полнолуние…

— Я знаю, Эри.

— И все равно любишь?!.

— Да, Эри.

— Я… Покажи мне свою руку, Лаик!

— Не надо, Эри, — мольба была в ее срывающемся голосе, но кровь уже ударила мне в голову, и пальцы лихорадочно дергали застежку на ее рукаве. Лаик вся дрожала, но я не замечал этого — я должен был увидеть, убедиться…

Застежка наконец поддалась, рукав распахнулся — и я увидел ее гладкую тонкую руку, — руку, на которой не было ни единого браслета!..

Тоска стыла в ее глазах, бесконечная глубокая тоска загнанного, умирающего зверя.

— Зачем ты сделал это, Эри? — тихо спросила девушка. — Зачем? Ведь я любила тебя…

Тело ее вздрогнуло, потекло зыбкими мерцающими струйками, и лишь что-то неясное, неуловимое скользнуло вверх по дрожащему лунному лучу.

— Нет, Лаик! Не надо! Я все равно…

Я опустился на колени и коснулся пальцами еще примятой травы. Зачем? Зачем ты это сделал?! Зачем тебе, Живущему в последний раз, понадобилось видеть руку Не-Живущей?!.

Равнодушная трава резала пальцы.

НЕЧЕТ

…А когда настанет новолунье,Вся изнемогая от тоски,Бедная влюбленная колдуньяРасширяет черные зрачки.

"…стояла на террасе, закат полыхал в пол-неба, и в кустах, у ограды кладбища, мне послышался шорох — словно какой-то силуэт серым комком метнулся за шиповник — но, может быть…

…странный, невозможный сон. Будто лечу, лечу, падаю в крутящуюся агатовую бездну, а вокруг — пламя, и все плавится, течет, и — глаза сотни, тысячи распахнутых глаз, и они впиваются в меня, зовут, и подушка дышит влагой кошмара…

…И шея болит, с самого утра, — наверное, я укололась…

…происходит! Два новых браслета за четыре дня — и я знаю, что это значит! — это кто-то из моих…

…молчит. И будет молчать. Я знаю, отец с братом пытались подкараулить приходящего по ночам — но я, я не хочу, чтоб его убили! И мне приятны его…

…вот. Сегодня я впервые поцеловала спящего брата. Он заворочался, сминая простыни, заулыбался во сне — наверное, ему снилось что-то очень хорошее. И на губах моих…"

Пожелтевшие хрупкие листки, хрупкие льдинки-слова, ткань футляра — и родовая печать в самом низу: "Лаик Хори даль Арника".

Свадебный подарок.

ЧЕТ

…За мой стол устало опустился человек неопределенного возраста, в потертой и выцветшей кожаной куртке, простых холщовых штанах и громоздких деревянных сандалиях на босу ногу.

Бродяга? Странник? Не все ли равно…

Он бросил на пол свой тощий дорожный мешок, и в нем что-то звякнуло, подобно бубенчикам дурацкого колпака. Эх, сотник, тебе бы колпак этот, да по дорогам — подайте, люди добрые, горстку счастья отставному выродку!..

— Эй, хозяин! Ну давай, давай, шевели ногами…

Хозяин подошел отнюдь не сразу — видимо, внешность нового клиента не очень-то его воодушевила — и остановился, вытирая руки о клеенчатый фартук.

— Того же, что и господину сотнику, — гость указал на плетеную бутыль красного, стоявшую передо мной. — И мяса, жареного — я голоден!

Хозяин смерил моего соседа оценивающим взглядом.

— Деньги вперед, — процедил он.

Странник криво усмехнулся и бросил на столешницу два золотых. Хозяин подобрал отвисшую челюсть и умчался на кухню, а я все пытался вспомнить, где я видел эту кривую ехидную ухмылку… Нет, не помню. Но видел.

…Мы ели и пили молча, изредка поглядывая друг на друга. Вернее, пил и ел он, я же только пил…

— Кончай лакать, сотник. Вином горя не зальешь.

Я медленно поднял на него глаза. Бродяга сосредоточенно жевал. Вот сейчас…

— Нет, не рубанешь. Надо поговорить. Не здесь. Расплатись — и идем.

Мы остановились на том самом месте, где я встречался с Лаик. Бродяга почесался и уселся прямо на землю.

— Ты — урод, — без предисловий заявил он.

А я смотрел на него сверху вниз, и мне все казалось, что смотрю я на него снизу вверх… Откуда?..

— Знаю — и все, — захихикал бродяга. — Да ты садись, садись, в ногах правды нет. Ничего в ногах нет — ни правды, ни кривды, да и держат они тебя неважно…

Тут я действительно почувствовал головокружение и торопливо опустился рядом.

— Ну что, парень, нашел мать-смертушку, или разошлись в переулке? бродяга вздернул верхнюю губу, и сморщенное лицо его покрылось паутиной веселых лучиков.

— Да нет пока, — покосился я на смешливого собеседника, — но найду, ты уж не сомневайся…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});