Тьма внешняя - Владимир Лещенко

– Ну, зачем пришел? – тихо спросил силезец.

Матвей собрался с силами и выпалил, единым духом.

– Ты вот говорил, что… ну, когда ты видел… ну ее… уже потом, после, на тебя ее колдовство перестало действовать, потому что ты знал, кто она…

– Ну, говорил, – меланхолично ответил Владислав.

– И ее труп, он сохранился в целости и до сих пор…

– Должно быть так, на моей памяти мертвецы из могил еще не убегали, – теперь в словах Владислава прозвучала некая заинтересованность.

– А если я скажу, что знаю, как с ней справиться, и уничтожить колдовство, ты… согласишься мне помочь?

Владислав подскочил как ужаленный.

– Ты хочешь… неужели ты способен…но как??! – выдохнул Владислав невпопад, уже стоя на ногах.

– А ты отведешь меня туда? – ответил Матвей вопросом на вопрос.

– Ну, да, – скомкано молвил Владислав. И в этот миг безумная, невероятная на взгляд любого разумного человека мысль, отыскать и вырыть из безымянной могилы сохранившееся чудом нетленное тело, привезти его в лагерь Дьяволицы и изобличить дьявольского оборотня – показалась им обоим и в самом деле легкой и простой. Лишь на мгновение, но и этого мгновения вполне хватило для принятия того, единственного решения, от которого ни отказаться, ни бросить на полпути, ни назад повернуть.

– Я готов, – тихо сказал Владислав, но слова эти прозвучали для Матвея как удар набата. И словно отвечая ему, черное небо на горизонте рваной дугой пересекла ярко-белая зарница. Но говори – что ты задумал?!

– Я расскажу тебе, позже, это, долго рассказывать и объяснять. – Но это – особое колдовство, чародейство. Белое чародейство, – торопливо добавил русин.

Несколько секунд силезец стоял, мучительно раздумывая, потом кивнул, не спрашивая не о чем.

– Тогда едем прямо сейчас, – бросил Матвей уверенно, и Владислав

вздрогнул – и сколько силы и твердости прозвучало в его голосе.

– Да, ты прав, – прямо сейчас. Нет, лучше дождаться рассвета.

– Подожди, а… – вихрем пронеслась мысль о Дьёрде и Михае. В самом деле: два привычных ко всему, опытных и бесстрашных воина были бы весьма кстати. Что он им объяснит, что скажет? Даже объясниться с ним как следует не сумеет, на своем-то угорском… Ну Дьёрдь еще мог бы понять – может быть, но Михай, с его вспышками бешеного гнева и прямо сказать – недюжим умом… Пожалуй, услышь он что-то подобное – выхватил бы тут же палаш – и прощай лях Владислав. Хотя – Владислав тоже ведь не самый слабый боец, так что неизвестно – кто выйдет живым…

Матвей завертел головой пытаясь отогнать вставшую перед взором картинку. Нет, это не то. Смутно Матвей почувствовал, что именно вдвоем они смогут сделать это. И только от них зависит успех, будет их двое или еще двадцать.

– Ты правильно решил, – кивнул Владислав, как будто прочитав его мысли.

Матвей уверенно и решительно закивал в ответ. Потому, что в глубине души страшился этой несомненной правильности своего решения. Слишком уж быстро и хорошо все сошлось. Слишком. Будто кто-то специально вложил им в руки путеводную нить. Кто-то посильнее, чем обычная судьба.

Выходили из конюшни стараясь поменьше шуметь. Сначала Матвей вывел своего Огневого – гнедого жеребца карабахских кровей, потомка взятого дедом в бою с ордынцами коня. Вслед за ним Владислав вывел из стойла свою неприметную серую кобылку с пегой челкой и черными бабками. Молча они седлали коней. «Только бы угорцы не проснулись», – подумал Матвей про себя… Что он им скажет, если что? Что этот человек, бывший разбойник и беглец, знает как победить Светлую Деву, потому как в некотором роде он и есть виновник ее появления? Они пожалуй примут его за сумасшедшего. (А что, если и в правду так?) А после того, как Матвей скажет, что намерен ему в этом помочь не чем иным, как чародейством и волхованием подумают, чего доброго, что их спутник тоже рехнулся.

Он поймал себя на мысли, что уже воспринимает этот поход неведомо куда, с более чем сомнительным спутником, как нечто само собой разумеющееся. Странная все-таки это уверенность, не простая…

– Тихо, – вдруг молвил Владислав и затаился. Матвей последовал его примеру, видя, как отворяется дверь харчевни хозяин, зевая, вышел на порог.

– Наверное, услышал шум? – предположил Матвей.

– Да какой там шум, – усмехнулся поляк. – Гляди.

Чех, покряхтывая, встал лицом к забору. До слуха путников донесся тихое, едва слышное журчание.

Неожиданно мысль пришла Матвею ему в голову. «Так будет лучше, – решил русин. – По крайней мере, родные будут знать». – Он смело вышел из укрытия и направился к уже успевшему облегчиться хозяину харчевни.

– Эй, – окликнул он чеха. Подойди.

Толстяк с опаской подошел, готовый ко всему, но уловив выражение лица знакомца, успокоился.

– Чего желает русский рыцарь? – молвил он чуть склонив голову.

– Я сейчас ухожу. Ухожу на правое дело, которое… я должен закончить… Ты передай моим друзьям – пусть не ищут меня, не надо… Я иду, – он запнулся, не зная как сказать, – я иду по своей воле, и… воле Господа Иисуса. И пусть скажут родным, что со мною все хорошо.

Чех странно посмотрел на Матвея, будто что-то решал для себя, потом улыбнулся, как-то странно улыбнулся, уголками губ и сказал.

– Хорошо, витязь, я передам.

И когда спутники водрузившись на коней, быстро поскакали прочь, хозяин постоялого двора еще долго смотрел им вослед. Вспоминая, как не слишком давно вот так уходили его сыны.

– Не знаю уж, куда ты идешь, рус, но буду за тебя молиться, – тихо прошептал чех, подняв глаза в пустоту мрачно-серого утреннего неба.

…Они уже час ехали по пустынной дороге, оставив далеко позади безымянный постоялый двор. Матвей время от времени оглядывался назад, еще понимая, но смутно чувствуя, что вместе с этим постоялым двором ушла вся прошлая жизнь.

То что было, осталось позади, и родные, и край, где прожил всю жизнь, и дом, где его ждут… Суждено ли ему увидеть их когда-нибудь?

Этого русин не знал. Вернее, почти знал ответ, и боялся признаться в этом самому себе. Но смутно чувствовал, может, даже не в силах выразить это словами: когда жизнью человека начинает управлять рок, заканчивается это всегда плачевно. Волею Бога избранный, обречен на мученическую смерть… Матвей отогнал от себя дурные мысли, и даже усмехнулся про себя: дескать тоже еще мученика нашел.

А в самом деле, должно, быть, смешно и нелепо выглядит со стороны они оба. Один – спятивший разбойник, решивший, что погубил мир, другой вояка, уже считающий себя великим воителем Господа Иисуса, желающий сей мир спасти!