Лев Толстой. На вершинах жизни - Игорь Борисович Мардов

этом мы могли убедиться, изучая взгляды Толстого последних лет жизни.

Разум высшей души (ее откровения, прозрения и интуиция) используется наукой, поскольку создает науку человек, обладающий высшей душою. Но все же научное знание добывается (и, главное, поверяется) интеллектом, который высшей душе непосредственно не принадлежит.

По всем этим причинам человек вроде бы никак не может "верить в науку", но – верит. Положим, это не вера высшей души, а вера-доверие. Но всякая вера-доверие должна иметь общедушевные основания. Наука таких оснований не имеет. Их имела церковная вера. И если существует вера в науку, то только благодаря тому, что люди науки, как и пишет Толстой, "подкопались" под людей церкви и, доказав, что они обманывают, разрушив церковь, заняли их место. Наука стала вместо церкви, представилась человеку церковью иного рода. Но наука не церковь. Вера-доверие в науку это иллюзия общедушевной веры. Наука как вера это в чистом виде мнимодуховное явление, так как делает мнимыми не чувства, как "поддельное искусство", а делает мнимой истину.

Мнимодушевник от искусства чувствует, что не чувствует. Мнимодуховность церкви заставляет человека верить в то, во что не верит. Мнимодуховность науки, представляясь новой церковью и обольщая человека материальными благами, подкладывает ему веру в то, что вообще не может быть предметом веры, зовет его верить, во что нельзя верить. Мнимость научной веры с позиции Толстого – это мнимость мнимости, так сказать, вторая производная мнимодуховности, выдающая себя за духовный первоисточник.

Сама мысль "о том, что наша жизнь есть произведение вещественных сил и находится в зависимости от этих сил" – мнимодуховна. Мнимодуховна и вера в то, что это утверждение есть "святая мудрость человечества"(45.300). Привлекает людей к науке не серьезное стремление к истине и даже не "удовлетворение серьезной любознательности"(34.140), а выгода (корысть, тщеславие, положение в обществе и пр.) и удовольствие от удовлетворения способности к игре ума. Но и, не говоря о том, что наука, по словам Толстого, есть "несчастное усложнение", сам по себе научный интерес есть род мнимого интереса к истине.

"Ты говоришь человеку ясное, простое, казалось бы, нужное и обязательное для каждого человека, он ждет только, скоро ли ты кончишь. А когда ты кончил, отвечает хитроумными рассуждениями, очень искусственно связанными с вопросом… Отчего это? А оттого, что он чует, что твоя мысль, признавая неправильным его положение, разрушает то положение, которым он дорожит больше, чем правдивостью мысли. И от этого он не понимает, не хочет понять то, что ты говоришь. В этом одном объяснение всех царствующих нелепых, называемых науками, рассуждений. Всё от того, что люди все разделяются на два рода: для одних мысль управляет жизнью, для других – наоборот. В этом ключ к объяснению безумия мира"(57.107).

"Есть люди, которые думают для себя и потом сообщают свои мысли людям; и есть такие, которые думают для того, чтобы сказать людям, а потом сами начинают верить в то, что сказали"(58.154).

Разумеется, что мышление таких людей по сути мнимодуховно.

К этому надо добавить, что истинное одухотворение всегда связано с самостоятельным мышлением. Мнимодуховная мысль, как правило, может быть усвоена только с помощью чужих мыслей. В этом мнимодуховность науки активно противостоит истинной одухотворенности.

«Я сначала думал, что то, что способность учиться есть признак тупости, есть парадокс, в особенности не верил этому потому, что я дурно учился; но теперь я убедился, что это правда и не может быть иначе. Для того чтобы воспринимать чужие мысли, надо не иметь своих. Сомнамбулы учатся лучше всех»(54.43).

Любое знание может стать мнимодуховным, если оно не нужно для души.

"Наука – это пища для ума. И эта пища для ума может быть так же вредна, как и пища телесная, если она не чиста, подслащена и если принимаешь ее не в меру. Так что и умственной пищи можно переесть и заболеть от нее. Для того чтобы этого не было, надо так же, как в телесной пище, принимать ее только тогда, когда голоден, когда чувствуешь необходимость узнать,– только тогда, когда знание нужно для души"(45.305).

Немало способствует мнимодуховности мысли чрезмерное умственное развитие. Толстой считал "делом огромной важности для своей жизни" донести до людей мысль о том, что "духовные силы человека ограничены» и тратить их надо осмотрительно.

"Не бойся незнания, бойся лишнего знания, особенно если это знание для выгоды или для похвальбы. Лучше знать меньше, чем можно, чем знать больше, чем нужно. От многознайства люди бывают довольны собой, самоуверенны и от этого глупее, чем они были бы, если бы ничего не знали"(45.307).

Мнимодуховность науки и нравственно развращает людей. В подтверждение Толстой не раз приводил такую мысль Руссо:

"Развитие науки не содействует очищению нравов. У всех народов, жизнь которых мы знаем, развитие наук содействовало развращению нравов. То, что мы теперь думаем противное, происходит оттого, что мы смешиваем наши пустые и обманчивые знания с истинным высшим знанием"(45.301), то есть руководствуемся не подлинной духовностью разума, а мнимодуховностью.

Как ни страшно сказать, но то демоническое нравственное развращение, которое мы ныне наблюдаем в западном мире, произведено мнимодуховностью науки. "Нет людей с более запутанными понятиями о религии, о нравственности, о жизни, чем люди науки"(45.300), – писал Толстой. И вот эти люди получили духовную власть в обществе. И очевидно, произвели в общедуховной сфере жизни то, что произвели. "Законная цель наук есть познание истин, служащих к благу людей. Ложная цель есть оправдание обманов*), вносящих зло в жизнь человеческую"(45.298). После оправдания зла аморальности, она, эта аморальность, стала сама править, используя в качестве прикрытия тот аппарат изощренной мысли, который многовековыми стараниями разработала наука. «В безнравственном обществе, каково наше мнимо христианское, все изобретения, увеличивающие власть человека над природою и средства общения, не только не благо, но несомненное и очевидное зло»(56.167).

*) "В науке бывают такие же обманы, как и в вере, и зачинаются они из того же самого – из желания оправдать свои слабости, и поэтому научные обманы так же вредны, как и религиозные. Люди заблуждаются, живут дурно. По-настоящему следует людям, поняв, что они живут дурно, постараться переменить жизнь и начать жить лучше. И тут-то являются разные науки: государственная, финансовая, церковная, уголовная, полицейская, является наука политическая экономия, история и самая модная – социология, о том, по каким законам живут и должны жить люди, и оказывается, что дурная жизнь людей не от них, а оттого, что таковы законы, и что дело людей не в том, чтобы перестать жить дурно и изменять свою жизнь от худшего к лучшему, а только в том, чтобы, живя по-прежнему, по своим слабостям думать, что всё худое происходит не от них самих, а от тех законов, какие нашли и