Рейтинговые книги
Читем онлайн Талтос - Энн Райс

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 118 119 120 121 122 123 124 125 126 ... 134

Все образы этой истории пронеслись у нее в голове. Вспомнился звучный тембр его голоса, его нежные глаза, когда он рассказывал. А теперь она лежит глубоко под корнями дуба, нечто навсегда отторгнутое от мира, не оставившее после себя ничего — ни каких-либо записей, ни упоминания в песнях.

Двери лифта закрыты. До нее доносится шум ветра в шахте — легкое посвистывание, возможно похожее на ветер в горах. И пока кабина спускается, он завывает, словно она оказалась в гигантском камине. Ей хочется съежиться в комок и лечь на пол, обмякнуть — без воли, без стремлений, без цели, без дальнейшей борьбы. Просто кануть во тьму.

Не будет ни слов, ни мыслей. Больше не знать ничего, не постигать что-либо новое. Я должна взять ее за руку, я должна удерживать ее. Так легко было бы заботиться о ней, такой нежной, прижимать к грудям мою дорогую, мою Эмалет.

«И все мечты, которые заставили тебя уйти вместе с ним.. Мечты о клетках внутри клеток, каких не видел еще никто; о тайнах, сокрытых в многочисленных слоях тканей; о руках, готовых прийти на помощь, и губах, прижатых к стерильному стеклу; о капельках крови, подаренных тебе безвозмездно; о невероятных графиках, схемах и диаграммах; о рентгеновских снимках…— словом, обо всем том, что позволило бы совершить поистине сказочное открытие, возвестить о новом чуде. Да, все эти мечты могли бы стать реальностью, останься она рядом с тобой. Сонное, женственное существо, не причинившее зла ни одному смертному, ею было бы так легко руководить, о ней так легко было бы заботиться».

Двери открыты. Куклы ждут. Золотистый свет города проникает сквозь сотни высоких окон, улавливается и удерживается в квадратах и прямоугольниках сияющего стекла. И куклы. Куклы ждут и смотрят — с поднятыми вверх ручками, с маленькими ротиками, будто приготовившимися к приветствию, с крошечными пальчиками, застывшими в неподвижности.

Она безмолвно прошла вдоль рядов кукол, мимо бесконечных витрин, заполненных разнообразными фигурками с темными глазами, словно черными дырами в пространстве. Разноцветные пуговицы сверкали в ярком свете. Куклы спокойны, куклы терпеливы, куклы внимательны.

А вот и Бру: королева кукол, большая холодная принцесса из фарфорового бисквита — с миндалевидными глазами и розовыми, округлыми щеками, с бровями, навечно поднятыми в застывшей насмешливой улыбке, — тщетно пытающаяся понять… Что именно? Бесконечный парад всех этих движущихся существ, смотрящих на нее?

«Вернись к жизни. На мгновение вернись в жизнь. Будь моей. Будь теплой. Будь живой.

Поднимись оттуда, из-под дерева, из темноты, снова пройдись, словно смерть была частью сказки, которую ты смогла развеять, как будто те роковые мгновения могут быть забыты навечно. Не оступись в этих зарослях, будь осторожна, не споткнись.

Держу тебя в своих руках».

Ее руки раскинулись под холодным стеклом витрины. Голова прижата к нему. Свет отражается двумя лунными полумесяцами в ее глазах. Две длинные косы из ангорской шерсти, плоские и тяжелые, плотно прилегают к шелковому платью, будто они увлажнились от сырости земли… сырости могилы…

Где ключ? Носил ли он его на цепочке вокруг шеи? Она не помнила. Она хотела открыть дверь, взять куклу в руки, крепко прижать к груди — хоть на одно мгновение.

Что происходит, когда скорбь доводит до безумия, когда скорбь затмевает другие мысли, чувства, надежды, мечты?

Наконец наступило изнеможение. Тело просилось в сон, она стремилась лечь, чтобы отдохнуть и не страдать. Ничто не изменилось. Куклы немигающе уставились в пространство — так всегда смотрят куклы. И земля пожирает все то, что похоронено в ней, как это всегда было и всегда будет. Но какая-то усталость охватила душу, и казалось возможным, просто возможным, что можно повременить с рыданиями, отсрочить страдания и отлежаться внизу вместе с куклами, покончить с этим, потому что только тогда все это схлынет, когда ты так же мертва, как они.

Он был здесь. Он стоял перед стеклянными витринами. Его невозможно спутать с кем-то другим. Не было никого столь высокого, но дело даже не в этом; она слишком хорошо изучила его лицо, очертания его профиля.

Он услышал ее в темноте, когда она шла по коридору. Но не двигался. Он просто прислонился к оконной раме и наблюдал, как светлеет снаружи, как бледнеет чернота, обращаясь в белесое молоко, и звезды растворяются в нем, словно расплавляясь.

Что он подумал? Что она пришла встретить его?

Она чувствовала себя разбитой, слабой, неспособной решить, что делать. Может быть, следует, если возможно, пересечь коридор, встать подле высокого человека и смотреть вниз, на дымчатую тьму раннего утра над крышами и башнями, на фонари, мерцающие вдоль подернутых туманом улиц, на дым, подымающийся кольцами и спиралями из сотен дымовых труб.

Она так и поступила. Она встала возле него.

— Мы ведь любим друг друга теперь, — сказал он, — разве не так?

Его лицо было печально. Это причиняло ей боль. Это была свежая боль, разбередившая старую рану, нечто мгновенное, что могло довести до слез, проникнув туда, где прежде было лишь что-то черное и пустое, как ужас.

— Да, мы действительно любим друг друга, — подтвердила она. — От всей полноты сердец.

— И мы сохраним это чувство, — тихо произнес он, — не правда ли?

— Да, навсегда. Так долго, пока живем. Мы друзья, и мы всегда будем друзьями, и ничто, буквально ничто не сможет заставить нас нарушить обещания, которые мы дали друг другу.

— И я буду знать, что вы здесь. Это так просто.

— И когда вы решите, что одиночество долее невыносимо, приходите. Придите и будьте с нами.

Он впервые обернулся к ней, словно раньше не хотел смотреть на нее. Небо бледнело быстро, комната заполнялась светом, открывалась во всю ширь, и лицо его выглядело усталым, но казалось почти совершенным.

Один поцелуй, один целомудренный и молчаливый поцелуй, не больше. И крепкое пожатие пальцев.

И затем она вышла, сонная, больная, довольная, что дневной свет хлынул вниз, на мягкую постель. «Теперь я могу спать. День настал. Наконец, я смогу уснуть, укрыться под мягкими покрывалами рядом с Майклом».

32

Было слишком холодно, чтобы выйти из дому, но зима была не властна над Нью-Йорком. И если маленький человек хотел встретиться в траттории, значит, так и должно быть.

Эш не имел ничего против прогулки. Ему не хотелось быть одному в пустынных комнатах в башне, и он твердо был уверен, что Сэмюэль уже идет ему навстречу, и никто не сможет разубедить его повернуть назад.

Он радовался толпам на Седьмой авеню, устремившимся в ранних сумерках к ярким витринам магазинов, заставленным щедро раскрашенным восточным фарфором, великолепными часами, изящными бронзовыми статуэтками, шерстяными коврами и шелком — всеми дарами, которые выставлялись на продажу в этой части города. Пары спешили на обед, чтобы поспеть к началу концерта в «Карнеги-холл» и послушать молодого скрипача, ставшего мировой сенсацией. У билетных касс толпились длинные очереди. Модные бутики еще не закрылись. Снег падал мелкими хлопьями, и казалось, ему не удастся покрыть ни тротуары, ни асфальт на проезжей части — помешает непрерывный поток машин и человеческих ног.

Нет, это вовсе не плохое время для прогулки. Это плохое время для попытки забыть, что ты только что обнимал друзей — Майкла и Роуан — в последний раз, и неизвестно, когда встретишься с ними снова.

Разумеется, они не знают, что таковы правила игры — жест, которого требовали его сердце и его гордость, но более чем вероятно, они не были бы удивлены. Они провели вместе четыре дня, и все это время говорили с ним. И теперь он отнюдь не был уверен в их любви, так же как и в тот первый момент в Лондоне, когда впервые их увидел.

Он не хотел быть в одиночестве. Единственная проблема состояла в том, что он должен был одеваться так, чтобы его никто не смог узнать. К тому же еще дул пронизывающий ветер, а его одежда не соответствовала ни тому, ни другому требованию. Люди удивленно глазели на семифутового мужчину с темными вьющимися волосами, прогуливающегося в шелковом фиолетовом блейзере в такую погоду. И шарф на нем был желтого цвета.

Как безрассудно было с его стороны в спешке накинуть на себя эти вещи, явно не соответствующие обстоятельствам, отвечавшие разве что его личным потребностям, и сломя голову ринуться на улицу в таком виде.

Едва он успел переодеться, как Реммик принес новость: Сэмюэль упаковал свои вещи и ушел из дому. Сэмюэль должен был встретить его в траттории. Сэмюэль оставил своего бульдога (скорее всего, это была его нью-йоркская собака), если Эш не возражает. Почему Эш мог бы возражать против наличия в доме собаки, вечно слюнявой и храпящей, если основная тяжесть забот о ней должна лечь на Реммика и юную Лесли? Юная Лесли, к ее радости, превратилась в непременный атрибут обстановки в кабинетах и жилых комнатах башни. Сэмюэлю нужно будет раздобыть себе другую собаку для Англии.

1 ... 118 119 120 121 122 123 124 125 126 ... 134
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Талтос - Энн Райс бесплатно.
Похожие на Талтос - Энн Райс книги

Оставить комментарий