Сигрид Унсет. Королева слова - Сигрун Слапгард

Сигрид Унсет неустанно предлагала Кнопфу все новых скандинавских и норвежских писателей. Особенно она ратовала за финского писателя Франса Эмиля Силланпя, считая его достойным номинантом на Нобелевскую премию по литературе, хвалила она также и Муа Мартинсон. Творчество Ивара Лу-Юханссона тоже, как она считала, достойно внимания Альфреда А. Кнопфа. В письме к чете издателей, отправленном накануне Рождества, она прокомментировала решение Нобелевского комитета присудить премию Перл С. Бак: «Мы все были очень удивлены. Книги Перл С. Бак, безусловно, „all right“, но вряд ли заслуживают Нобелевской премии… Я надеялась, что в этот раз премию получат Силланпя, Уилла Кэсер или Улав Дун».

Ее по-прежнему волновали события «Хрустальной ночи». «Ситуация в Германии не позволяет сосредоточиться на работе», — писала она[640], фактически оправдываясь, что не издала ни одной книги в этом году. Но повторяла, что чрезвычайно довольна названием последнего сборника статей — «Men, women and places».

И в этом году Сигрид Унсет не написала новую книгу. Правда, она почти закончила три главы своего труда для «Истории культуры Норвегии». Глава «Приходская церковь» публиковалась под названием «Пасторская жизнь и целибат в средневековой Норвегии» в нескольких газетах. Две другие главы — «Жизнь в монастыре» и «Путями паломников» были написаны по следам исторических хроник. Она щедро и остроумно делилась своими обширными познаниями, ее безраздельно захватили судьбы реальных персонажей, которые странствовали по миру в разные времена. Такие, как, например, Рагнхильд из Бергена. «Она прибегла к колдовству, чтобы разлучить своего любовника с женой, но, на ее счастье, она жила в те времена, когда процессы над ведьмами еще проводились в рамках здравого смысла и закона. Священник Аудфинн не позволил светским властям утопить девушку и отправил ее в паломничество как кающуюся грешницу»[641]. Собственные статьи и обстоятельная критика творчества других писателей доказывают, что Унсет по-прежнему много читает. Ее высказывания о книге Петера Шиндлера «Суть монашества эпохи викингов в Англии, Ирландии и Франции» цитировали многие издания. Она занималась этой кропотливой работой и неподатливой рукописью, и при этом умудрялась исполнять функции председателя Союза писателей, хотя порой ее можно было упрекнуть в чрезмерной субъективности и властности.

Случалось, что Сигрид Унсет отказывалась подходить к «телефонному монстру». Иногда звонил, например, секретарь Союза писателей Хокон Болстад, чтобы срочно посоветоваться по какому-нибудь важному делу. Но писательница была неумолима: несмотря ни на что, она зависела от доходов и не могла прерывать работу.

— Я же должна издавать каждый год по книге — мне ведь приходится всех содержать! — так без экивоков объясняла она свое поведение окружающим. Даже домработницам порой казалось, что она нарушает все правила этикета, когда отказывается подходить к телефону или принимать гостей, стоящих уже у дверей[642]. Даже самым дорогим гостям она порой оказывала весьма недружелюбный холодный прием. Взять хотя бы ее любимых племянниц, которые иногда жили у нее. Шарлотта, одна из дочерей-близнецов Сигне, жила у Унсет какое-то время, когда подумывала получить образование по части книжного или издательского дела. Тетя Сигрид от всей души поддерживала ее и помогла устроиться на работу в книжный магазин Лиллехаммера. Она с энтузиазмом давала советы — начиная с того, как нужно упаковывать книги, и кончая тем, какие книги племяннице следует читать. Несмотря на такую сердечную заботу, любимая племянница не отваживалась постучать в дверь ее кабинета без уважительной причины или обратиться к ней не во время трапезы. То же самое касалось ее сестры Сигрид, которая помогала наводить порядок в библиотеке. Иногда из кабинета Унсет доносилось приглушенное «Войдите!», но вошедшего она встречала отсутствующим взглядом, не отвечала на вопросы. И непрошеный гость вынужден был ретироваться. Так или иначе, Сигрид Унсет жила своей жизнью, другим не позволялось вторгаться на ее территорию[643].

Три дочери Сигне — две близняшки и их младшая сестра Сигне привыкли, что тетя Сигрид попеременно то баловала их, то вела себя властно и высокомерно. Они потеряли счет всем рождественским праздникам и каникулам, которые они провели в Бьеркебеке, они чувствовали себя скорее родными, нежели двоюродными сестрами Андерса, Моссе и Ханса. Тетя всегда отличалась щедростью. И даже героиня ее романа Йенни говорит: «Лучше терпеть недостаток в самом необходимом, чем никогда в жизни не позволить себе маленькой роскоши»[644]. Таково было и кредо бабушки Шарлотты, она тоже полагала, что лучше лишний раз пойти в театр или приобрести какие-то забавные книжки, а потом вполне можно перебиться и кашей. Когда они гостили у тети, та требовала от них беспрекословного подчинения и дисциплины, зато по праздникам тетя Сигрид могла купить пять сотен сигарет себе и неограниченное количество лимонада детям, гостившим в Бьеркебеке. Перед выпускными экзаменами она велела сестре Сигне посадить близняшек в поезд до Лиллехаммера:

— Пришли их сюда, я их приодену!

Девочек нарядили — роскошно и элегантно. Особенно тетю радовало то, что и Шарлотта, и Сигрид проявляли интерес к миру ее книг, словно это были ее собственные дети.

Когда шведская писательница Алиса Лютткенс прислала письмо, в котором благодарила за гостеприимство в Бьеркебеке, оно заканчивалось восторженным возгласом: «Ты как горячий источник!»[645] Унсет щедро дарила радость своим племянницам и никогда не обходилась с ними как с Хансом, которому везло далеко не всегда. Зато племянницы могли вмешаться, когда мать с сыном ссорились, а Ханс чувствовал себя как дома у них в Осло — так же как племянницы в Бьеркебеке. Тетя Сигрид была настоящим источником вдохновения, она находила интересные и редкие книги и помогала составить список обязательной литературы, когда в конце концов Шарлотта решила заняться археологией, а Сигрид — английским языком.

Между тем ситуация в Европе накалялась. Сигрид Унсет из последних сил пыталась достучаться до общества, ей хотелось коллективного «вмешательства и пробуждения». Она написала об одной из немногих книг, предостерегавших об опасности нацизма, а именно о книге Рагнара Волла «Человек в поисках точки опоры». Она, правда, роптала, что книге не хватает эпической мощи: «Волл начал писать свою книгу давно, а закончил после великого семейного примирения режимов Гитлера и Сталина»[646]. И все же она считала, что Воллу удалось изобразить «мир, в котором любой отдельный человек — ноль, а ноль плюс ноль будет ноль; и в итоге получится ноль, как ни старайся его складывать или умножать на миллионы»[647].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});