Гагаи том 2 - Александр Кузьмич Чепижный

книжку, что он держал в руках. — Зубришь?

Олег натянуто улыбнулся:

— Приходится...

— Без труда не вытащишь и рыбку из пруда. Будто простая мудрость, а надо вдалбливать. Светку силком держу дома: учи, учи!

— Нечего прибедняться, Пантелей Харитонович, — возразила Анастасия Харлампиевна. — Света у вас — хорошая девочка: трудолюбивая, скромная. С ребятами куда хлопотнее.

— Да, учиться все сложнее и трудней, — вставил Сергей Тимофеевич. — Информации-то в разных областях науки прибавляется. Требования возрастают.

— То ж оно и есть, — закивал Пантелей Харитонович. — Мой Колька все лето прогасал: ставок, гули, кино... На ура думал взять, ан не вышло — осечка получилась...

Воспользовавшись тем, что старшие отвлеклись, Олег улизнул в свою комнату и уже оттуда прислушивался к разговору.

— Теперь поумнел, — продолжал Пантелей Харитонович. — Готовится. Повторяет. Собирается после службы снова поступать. Для тех, кто армию отбыл, вроде есть какие-то льготы... — И сразу перевел на другое: — Я ведь к тебе, Сергей, по делу. Може, пойдем на твой энпэ, а то уже уши попухли — пора дымку хватануть.

Пойдем, — охотно согласился Сергей Тимофеевич. Поднялся. — Спасибо, мать, — кивнул ж£не.

— Ага, Харлампиевна, — подхватил Пантелей Харитонович, — Вергуны у тебя и впрямь ловкие получаются. Ото ж сама и избаловала муженька разными пундыками.

— Опять?! — деланно осерчал Сергей Тимофеевич. — Договоришься ты у меня! Придется выставлять за двери.

— Во! — ікнул в него пальцем Пантелей Харитонович. — Вот тут ты, Серега, угодил в точку: критика хороша, когда нас не задевают.

Идите уже, идите, — выпроводила их Анастасия Харлампиевна на балкон.

Усевшись рядом, они закурили. Пантелей Харитонович потянулся к карману, важно сказал:

— Вызов получил. Персональное приглашение.

— Это куда же?

— Вот тебе и на! В обком, конечно. К секретарю.

— А я уже и позабыть успел, — признался Сергей Тимофеевич.

— Ты — позабыл, зато там — помнят. — Пантелей Харитонович передал ему почтовую открытку с типографски напечатанным текстом. Только дата и время проставлены чернилами, видимо, помощником секретаря — внизу была его подпись. — В этого парнишку я сразу поверил, — продолжал Пантелей Харитонович, — То бывает, знаешь, улыбаются по долгу службы. А он...

— Значит, завтра в шестнадцать ноль ноль, — возвращая открытку, проговорил Сергей Тимофеевич. — Не отказался-таки от своей затеи.

— Точно.

— Напрасно. Если честно — не одобряю, Паня.

— На то у каждого своя голова, — упорно отозвался Пантелей Харитонович.

— То так... Да вот смысла не вижу в твоих намерениях. Объекты приняты — что ж махать кулаками в пустой след? Сейчас исправлять положение надо, работать. Как раз об этом толковали на расширенном заседании парткома, на совещании у директора. Разобрались, приняли решения... И они уже выполняются.

— Нашим горбом. А виновники и следующий объект всучат с недоделками. Опять нас посадят. Опять из-за них пупы надрывать.

— Так ведь и мы хороши. Сам говорил — рассобачились.

— Наше за нами и остается. Зачем же еще чужие грехи на себя принимать? Не согласен. Несправедливо.

— Как знаешь, Паня, как знаешь. Только по моему разумению полезнее все же делом заниматься... Ну, поедешь. Отберешь у занятого человека драгоценное время своей болтовней. Поплачешь в жилетку. А что это даст?.. По сравнению с тем, что сейчас делает весь наш коллектив, твои заботы ничего не стоят.

— Справедливость ничего не стоит?! — возмутился Пантелей Харитонович. Решительно поднялся. — Да я скорее копыта откину, чем соглашусь с тобой!

* * *

Вырядился Пантелей Харитонович, как на праздник — лучший костюм надел со всеми регалиями: все три звезды солдатской «Славы», медаль «За отвагу», «За взятие Берлина», «За Победу над Германией», что с войны принес. И те, которые за прежние заслуги получил — юбилейные. И своим героическим трудом заработанные — орден «Знак Почета», медаль «За трудовое отличие». Бывало, как идут они вместе с Сергеем Пыжовым в заводской колонне на праздничной демонстрации — все солнце забирают своими наградами... А сейчас принарядился для того, чтобы секретарь обкома сразу увидел, какой человек к нему пришел — не трус и не бездельник.

Боясь опоздать на встречу, Пантелей Харитонович явился в обком ранее указанного времени. При нем вышла от секретаря какая-то посетительница. Она улыбалась, а в глазах были слезы. «Бабья порода, — осуждающе подумал Пантелей Харитонович. — По всему видать, помог, а расквасилась, будто обидели». К секретарю девушка, дежурившая в приемной, пригласила грузного мужчину — неторопливого, переполненного чувством собственного достоинства. А ему, Пташке, посмотрев вызов, сказала:

— Рановато вы, рановато, Пантелей Харитонович. Придется подождать.

— Ничего, — бодро отозвался он. — Лучше раньше, чем позже.

— Конечно, — улыбнулась девушка. — Вы можете здесь, в приемной, посидеть. А если желаете, вон там, указала пальчиком с перламутровым ноготком, — в холле.

Пантелей Харитонович вернулся в холл, где уже приметил на столике пепельницу. Он закурил, осторожненько стряхивая пепел, чтобы не просыпать его на сверкающий лаком паркет, и по-хозяйски посматривал вокруг. Ковровые дорожки во всю длину коридоров, поглощающие шум шагов, тишина, чистота... Все это поначалу произвело на него сильное впечатление А теперь он чувствовал себя чуть ли не ревизором. Но и его придирчивость не находила изъянов.

Пташка пожалел, что нет помощника секретаря — того понравившегося ему молодого человека, который сдержал слово, не забыл вызвать для встречи с секретарем обкома. С ним хотя парой слов можно было бы переброситься, посоветоваться. А то вот Сергей Пыжов пусть и не сбил его, Пантелея, с толку, а сомнения зародил. Девчонка, что хозяйничает в приемной, разве поймет, какая у них на заводе карусель заверчена. Смешно в таких делах ожидать от нее совета. Телефонные разговоры — это по ее части. Все время висит на проводе, справляется о каких-то людях, интересуется какими-то данными...

Взглянув на часы, Пантелей Харитонович заволновался — был уже пятый час. Он поспешил в приемную, решив напомнить о себе. Девушка как раз вышла от секретаря.

— Геннадий Игнатьевич примет вас немножко позже, — озабоченно сказала она*

Пташка сел. Надо было собраться с мыслями или хотя бы определить, с чего начинать разговор. Когда курил в холле, все было ясно, стройно, доказательно, и вдруг какая-то чертовщина — мысли перепутались, в голове полнейший ералаш. Ведь он же нисколько не боится, сам добивался этой встречи, а с приближением ее растерялся, что ли?

Пока Пантелей Харитонович преодолевал в себе вот это непонятное и неприятное чувство, распахнулись двери, и посетитель выскочил из кабинета, кинулся к выходу, только его и видели

«Видно, добряче всыпал», — подумал Пташка, подсознательно опасаясь, как бы взвинченность секретаря, — разносы ведь треплют нервы обеим сторонам, — не аукнулась и в их встрече. Он поднялся, готовый на все, но девушка