Сиротка. Нежная душа - Мари-Бернадетт Дюпюи

По телу Эрмин пробежала дрожь. Ей показалось, будто она взлетает над Капитолием, словно перелетная птица, стремящаяся к своему гнезду, по которому долго тосковала. Ей предстояло пролететь над бесконечными лесами, над озером, потом — вдоль реки. Там, в бедной хижине, она увидела своего обожаемого сына сидящим у очага. Еще там был красивый мужчина с длинными черными волосами и профилем, какой часто изображают на медалях — Тошан, ее супруг, ее любовник, ее любимый мужчина. Возможно, там, ближе к северу, уже шел густой снег и возле жилища бродили волки…

Она заглушила рыдание и взяла себя в руки. Было не время плакать, портить искусный макияж, выполненный руками Шарлотты и Лиззи.

«Как я по ним соскучилась! — подумала она. — Как бы я хотела обнять Мукки, расцеловать его! И Тошан… Если бы только он был здесь, рядом со мной, чтобы приободрить меня! Но что бы он здесь делал? Это место не для него. И все же я счастлива в этом театре, где наконец осуществила свою мечту!»

Эрмин выпила стакан воды и повернулась спиной к зеркалу. Она написала Пьеру Тибо в середине сентября, через двенадцать дней после своего приезда в Квебек. В конверт она вложила другое письмо, адресованное Тошану. Оно было длинным: Эрмин просила прощения и обещала вернуться и доказать ему всю силу своей любви.

«Если он захочет, то сможет мне ответить. Он даже мог бы позвонить из Перибонки. Я просто хочу, чтобы он дал мне свое благословение, чтобы я пела без этого груза тоски на сердце», — сказала она себе.

Чтобы избавиться от уныния, которое снова готово было заключить ее в свои объятия, Эрмин покинула гримерную и направилась к кулисам. Она знала, с какого места можно смотреть на сцену, оставаясь невидимой благодаря складкам тяжелого занавеса. Доктор Фауст как раз жаловался на то, что он стар, и поднимал склянку с ядом, чтобы покончить с жизнью. Скоро на сцене должен был появиться дьявол и предложить ему фатальную сделку. Тенор, исполнявший роль Фауста, был загримирован под старика, но в следующем акте ему предстояло помолодеть. Что до Мефистофеля, роль которого исполнял бас, — мужчина весьма не худенький, — то он как раз готовился к выходу.

Кто-то ущипнул Эрмин за талию. Она быстро обернулась, рассчитывая увидеть Шарлотту. Но это был Дюплесси.

— Что вы делаете?! — возмутилась она вполголоса. — Я чуть было не закричала! Меня бы услышали в зале. И вообще, вы слишком много себе позволяете!

— Простите, но этот костюм вам удивительно к лицу! И он делает вас другой, еще более соблазнительной, — шепнул он на ушко Эрмин. — Ваша матушка, когда я заходил к вам на чай, сказала, что вы с мужем расстались. Вы мне нравитесь уже не первый год, я умираю от любви к вам!

Импресарио был слишком близко. Молодая женщина почувствовала слабый запах одеколона и чистого белья. Рука его по-прежнему лежала у нее на талии. Она отстранилась, чтобы высвободиться из этого подобия объятий.

— Сейчас не время для подобных заявлений, которые к тому же звучат фальшиво, — заявила она. — Моя мать сказала глупость: весной я возвращаюсь к мужу, и мы по-прежнему любим друг друга.

Эрмин посмотрела на красивое лицо сорокалетнего мужчины, которое не портили первые морщинки. Он широко улыбался — лукаво, но с пугающей самоуверенностью.

— Прошу вас перестать, потому что, если вы меня расстроите, я не смогу оправдать всеобщих ожиданий, когда придет время петь, — сказала она.

Октав Дюплесси изящным пируэтом отстранился. И, смеясь, заявил:

— Как вы серьезны и степенны, настоящая воспитанница монахинь! Разумеется, я не влюблен в вас, я просто решил порепетировать с вами соблазнение доктором Фаустом! Эрмин, не надо делать драму из-за того, что я прикоснулся к вашему божественному бедру. Зато вы забыли о своем мандраже. Я тоже сделал на вас крупную ставку. Вы должны превзойти себя!

Эрмин была согласна ему поверить, и все же ей стало стыдно за посетившее ее при этих словах легкое разочарование.

«Тошан был прав — театральный мир развратит меня! У меня большое декольте, и сейчас на сцене я поцелую моего партнера. Пусть это притворный поцелуй, но все же! И мне было бы лестно, если бы Октав и вправду в меня влюбился. Какая гадость!»

Перед тем как уйти, импресарио снова ущипнул ее за талию.

— Эрмин, хочу вас предупредить: если «Фауст» пройдет с триумфом, не рассчитывайте на возвращение в вашу хижину в глубине леса, где вы намереваетесь играть роль белой индианки. Мы поедем в турне в Монреаль, возможно, в Нью-Йорк! Разве вы не понимаете, что вас ждет блестящее будущее?

— Нет, совершенно не понимаю! — отрезала она, награждая его гневным взглядом. — Я подписала контракт, срок которого истекает в последние дни марта.

Лиззи положила конец этому разговору. Она еще раз проверила костюм и прическу молодой женщины.

— Ты выходишь через три минуты. Стань с другой стороны кулис. Наш любимый баритон уже ждет тебя!

Исполнитель, о котором она говорила, довольно пожилой баритон, исполнял партию Валентина, брата Маргариты. Он встретил Эрмин улыбкой. Пришел момент, когда им полагалось выйти на сцену и занять свои места среди других певцов. С этой секунды, как все артисты, которые одалживают свои голоса и лица персонажам оперы, они думали только о своих ролях.

В зале директор театра не переставал удивляться. Эрмин, сияющая и прекрасная, мгновенно приковала к себе внимание публики, так грациозно она двигалась по сцене. Когда же она запела, по рядам слушателей пробежало нечто вроде трепета. Она заставляла вибрировать сердца и души. В этот момент в зале сидели близкие и друзья артистов, большая часть служащих Капитолия, специалисты из сферы искусства.

В финале раздался гром аплодисментов. Никогда еще Маргарита не была так красива, так молода, а ее молитва-обращение к ангелам в вокальном плане исполнена просто идеально! У Дюплесси не осталось никаких сомнений: Эрмин обладала редчайшим голосом, но, кроме того, у нее был еще один дар, о котором он раньше не подозревал — талант вживаться в свою героиню, волновать, очаровывать.

— Изумительно! — прошептал кто-то рядом по-английски. — Я хочу заключить с этой девушкой контракт! В будущем сентябре мы поставим с ней «Травиату» Верди!

Импресарио узнал своего коллегу из лондонского театра Ковент-Гарден. Он торжествовал. Соловей из Валь-Жальбера прославится очень быстро…

Квартира Лоры на улице Сент-Анн, в тот же вечер

Мирей накрыла на пять человек. На таком столе, украшенном серебряными приборами и тончайшими кружевными салфетками, могли появиться только самые изысканные кушанья. Домоправительница и вправду постаралась приготовить нечто экстраординарное в честь генеральной репетиции, которая, по словам Эрмин, прошла с большим успехом. Молодая женщина переодевалась в своей комнате, но Шарлотта уже рассказывала всем, что она видела. Приглашенная в этот вечер на ужин Бадетта слушала, не скрывая своего восторга. Лора и Жослин засыпали девочку вопросами, желая услышать как можно более подробный рассказ.

— Все аплодировали и кричали, — говорила Шарлотта. — А конец оперы был просто фееричным! Мне хотелось плакать, я больше не думала об Эрмин, я печалилась о Маргарите! Это я заплела ей косы!

— Вот твое будущее и решилось, Шарлотта! — объявила Лора. — Ты будешь костюмершей и гримером дивы! Так мсье Дюплесси называет нашу Эрмин!

— Господи, как же мне не терпится оказаться в зале в день премьеры! — воскликнул Жослин.

Он потягивал красное вино из бокала — изысканное французское вино, подаренное семейству импресарио. Бадетта, в черном платье, слегка подкрашенная и с убранными в аккуратную высокую прическу волосами, достала из сумочки записную книжку. И очень быстро набросала несколько строчек.

— Чем вы заняты, дорогая? — спросила Лора.

— Хочу зафиксировать идеи на бумаге, а завтра напишу статью. Я сказала патрону, что знакома с Эрмин Дельбо, и он обещал выделить мне больше строк на полосе, чем обычно.

Мирей вышла из кухни, на ее вкус слишком узкой, с металлическим ведерком, в котором покоилась бутылка шампанского.

— Это сюрприз! — воскликнул Жослин. — Нужно отметить мастерство нашего чудо-ребенка!

— Я попросила Мирей купить креветок, крабов и филе копченого лосося, — подхватила Лора. — В качестве основного блюда нам подадут жареную утку, доставленную прямиком из Франции. Я хотела пригласить и господина Дюплесси, но он не смог прийти. Какая жалость!

Послышался детский плач. Это был маленький Луи, которому на днях исполнялось полгода. У него резался зубик.

— Вашей nurse[57] приходится нелегко с тремя такими маленькими детьми, — заметила Бадетта.

— Нашей nurse! Это громко сказано! — вздохнула Лора. — Эрмин отчитала меня, когда я имела легкомыслие назвать так Мадлен. Моя дочь считает ее родственницей, потому что та и вправду двоюродная сестра ее мужа. Я даже не имею права называть ее кормилицей! К счастью, двойняшек отняли от груди, и, поскольку у меня уже нет молока, Мадлен кормит Луи. Знаете, Бадетта, вчера вечером я читала вашу сводку новостей. И мне очень понравилось: у вас прекрасная манера подавать информацию.