Собрание сочинений в 10 томах. Том 9 - Генри Райдер Хаггард

Между тем небо покрылось тучами, и около трех часов над ними разразилась гроза с бурей, с потоками ледяного дождя — первого весеннего дождя — и с сильным ветром, пронизывающим их насквозь. Потом ливень перешел в неприятный мелкий дождь и стал надвигаться туман, сгущавшийся все больше и больше с наступлением вечера.

Положение их было ужасно. Заблудившиеся, голодные, промокшие насквозь, сидя на утомленных лошадях, одна из которых вдобавок хромала, они беспомощно блуждали по пустынной равнине. Проблеск удачи мелькнул лишь однажды. Перед закатом лучи солнца на несколько коротких мгновений пронизали туман и указали заблудившимся, в какую сторону им следовало направиться. Они повернули лошадей к западу и ехали в этом направлении, пока не спустилась тьма. Путники на время остановились, думая передохнуть, но почувствовали, что не выдержат холода и погибнут до наступления утра, и решили ехать дальше. Вдруг лошадь мистера Клиффорда захромала так сильно, что он был вынужден спешиться и взять ее под уздцы. Он вел ее, идя возле дочери и горько упрекая себя за неблагоразумие, из-за которого Бенита теперь подвергалась такой опасности.

— Это ничего, отец, — ответила она устало, так как чувствовала себя крайне утомленной. — Не все ли равно, умереть ли в горах, или на море, или в каком-нибудь другом месте!

Они продолжали наугад двигаться вперед. Бенита задремала в седле и встрепенулась только от воя гиены, который раздался совсем близко от них; в другой раз она проснулась оттого, что ее лошадь споткнулась и упала на колени.

— Который час? — спросила она наконец.

Ее отец зажег спичку и взглянул на часы. Они показывали десять. Пятнадцать часов тому назад они уехали от фургона и с тех пор ничего не ели. Время от времени мистер Клиффорд, снова севший на лошадь, стрелял из ружья. Вскоре у него остался только один заряд, но, увидев при свете спички измученное лицо своей дочери, он выстрелил в последний раз, хотя у него было чрезвычайно мало надежды на какую-нибудь помощь в этой страшной глуши.

— Поедем дальше или остановимся? — спросил отец.

— Мне все равно, — ответила дочь, — только если я остановлюсь, то, мне кажется, это будет навсегда. Лучше поедем дальше.

Тем временем дождь прошел, но туман был все такой же густой. Теперь им казалось, что они едут среди зелени, так как по лицу их поминутно хлестали мокрые листья. Совершенно изможденные путники еле двигались вперед. Вдруг Бенита почувствовала, что ее лошадь внезапно остановилась, точно сильная рука схватила ее под уздцы; в то же мгновение совсем близко от нее послышался мужской голос, говоривший с иностранным акцентом:

— Mein Gott! Куда вы едете?

— Сама не знаю, — отвечала она словно во сне.

В эту минуту луна выглянула из-за туч, и Бенита впервые увидела лицо Джейкоба Мейера.

При лунном свете его наружность не производила неприятного впечатления. Это был человек лет сорока, не слишком высокий, худой и подвижный, с черной остроконечной бородкой, с бледным, как слоновая кость, лицом, не загоревшим даже под африканским солнцем, и с черными блестящими глазами, которые то, казалось, принимали сонное выражение, то вспыхивали каким-то внутренним огнем. Как ни чувствовала себя Бенита изнуренной треволнениями этого дня, она не могла уйти от ощущения зловещей тревоги, которое вызывала в ней личность этого человека. Она чувствовала, что он полон неудовлетворенных желаний и честолюбивых стремлений и не остановится ни перед чем, чтобы достичь своей цели. В это время он опять заговорил. Нечто в его голосе привлекало к нему внимание Бениты.

— Какая-то счастливая мысль побудила меня двинуться навстречу вам. Впрочем, нет, не мысль, а — как это у вас называется? Да, инстинкт. Посмотрите, дружище Клиффорд, куда вы завели вашу дочь. Смотрите, смотрите! — добавил он, указывая пальцем вниз.

Клиффорд и Бенита перегнулись вперед, вглядываясь в темноту. Прямо перед ними зияла страшная пропасть, глубину которой нельзя было разглядеть даже при лунном свете.

— Клиффорд, мой друг, позвольте сказать вам, что вы никудышный путешественник; еще один шаг вперед, и вы оба вместе с животными превратились бы в груды мяса с переломанными костями… Знаете ли вы, что до дна пропасти добрых пятьсот футов? О, можно сказать, что вас обоих ожидал сегодня ночью крепкий сон!

— Что это за место? — спросил пораженный Клиффорд. — Леопардово ущелье?

— Да, не что иное, как Леопардово ущелье. Вы все время двигались по гребню горы, а не внизу. Какое все же счастье, что до меня дошла мысль этой молодой особы, вашей дочери, потому что, я абсолютно в этом уверен, она обладает способностью посылать мысли на расстояние. Я как-то внезапно это почувствовал, словно меня пронзила игла. Я искал вас повсюду, узнав, что вы потеряли ваш фургон, и вдруг что-то мне подсказало: «Поезжай на вершину Леопардова ущелья, поезжай скорее». И я гнал свою лошадь, несмотря на темноту и скалы, несмотря на туман и дождь, и оказался здесь как раз в ту минуту, когда вы подъехали, чтобы схватить за узду лошадь этой леди.

— Поверьте, мы крайне признательны вам, — прошептала Бенита.

— Я и так вознагражден сторицей. Нет, я считаю, что это я вам обязан, — ведь я спас вам жизнь только благодаря тому, что вы передали мне свою мысль.

— Передала или не передала, это не важно, — важно то, что все кончилось хорошо, — нетерпеливо перебил его мистер Клиффорд. — А самое лучшее то, что, слава Богу, мы всего в каких-нибудь трех милях от дома. Вы покажете нам дорогу, Джейкоб? Ведь вы всегда хорошо видели в темноте.

— Охотно, — ответил он, схватив за уздечку лошадь Бениты своей сильной белой рукой. — О! Моя лошадь сама пойдет за нами, а впрочем, если хотите, перебросьте на руку ее поводья — вот так. Теперь вперед, мисс Клиффорд, и не бойтесь больше ничего. С Джейкобом Мейером вы находитесь в полной безопасности.

Они начали спускаться с горы. Мейер больше не разговаривал, сосредоточив, казалось, все свое внимание на том, чтобы найти безопасные тропинки, по которым лошади могли бы идти не спотыкаясь. Молчала и Бенита — она была слишком измучена, так измучена, что не могла больше контролировать свои мысли и воображение, которые, казалось, отделились от нее и приобрели небывалую до того силу, новую способность проникать в мысли человека, шедшего возле нее. Они мелькали перед нею чередой, словно живые существа, и все же прочесть их она не могла. Впрочем, одно ей уже стало ясно: то, что она приобрела какое-то большое значение в жизни этого человека, — не то, какое женщина вообще имеет в жизни мужчины, но совсем особенное. Ей почудилось, что ее жизнь каким-то непостижимым образом переплелась с его жизнью, что отныне она стала ему необходимой для достижения его целей; казалось, что она была тем самым существом, которое он разыскивал в течение многих лет, единственным существом, которое могло внести свет в окружавшую его темноту.