Собрание сочинений в 10 томах. Том 9 - Генри Райдер Хаггард

— Кто поместил меня в шлюпку? — тихо спросила Бенита.

— Говорят, какой-то джентльмен закутал вас в одеяло и надел на вас спасательный круг.

Теперь Бенита вспомнила все, что произошло до того момента, когда она лишилась сознания. Вопрос, на который она так и не успела дать ответа, молодая парочка, ворковавшая по соседству, — все припомнилось ей.

— А мистер Сеймур спасся? — прошептала она, побледнев как полотно.

— Полагаю, что да, — уклончиво ответила горничная. — Но на борту нашего судна не имеется джентльмена с такой фамилией.

В это время в каюту Бениты вошел доктор, к которому последняя и обратилась с тем же вопросом. Но тот, знакомый со всей историей самопожертвования Роберта, не решился быть откровенным, чтобы не потрясти девушку, так как догадывался об их отношениях с Сеймуром. Поэтому он лишь ограничился предположением, что, судя по всему, мистер Сеймур спасся на одной из прочих лодок.

Лишь на третье утро Бенита узнала всю горькую правду, скрывать которую дольше было бессмысленно. В ее каюту пришел мистер Томпсон и рассказал ей все. Бенита слушала молча, в ее глазах отразился ужас.

— Мисс Клиффорд, — сказал он в заключение, — редко кто из людей совершал такой храбрый поступок. На пароходе он мне представлялся гордым, надменным, но в действительности оказался превосходным малым, и я молю Бога, чтобы он остался жив, как осталась жива та дама с малюткой, ради которой он рискнул жизнью. Они теперь вполне поправились.

— Да, — машинально повторила она, — в самом деле он оказался превосходным человеком, — и прибавила со странной уверенностью: — Мне кажется, он жив. Если бы он был мертв, я бы узнала об этом.

— Очень рад, что вы говорите так, — поддержал Томпсон, полностью убежденный в противном.

— Слушайте, — продолжала Бенита, — я вам скажу кое-что. Перед тем как произошло несчастье, мистер Сеймур просил моей руки, и я собиралась ответить «да»… так как люблю его. Я верю, что еще смогу дать ему этот ответ.

Мистер Томпсон, будучи по натуре человеком не только отважным, но и сердечным, поспешил в самой серьезной форме согласиться с Бенитой; в голове же у него вертелась мысль, что ответ не будет произнесен на этом свете. Затем, исполняя возложенное на него поручение, он отдал Бените письмо, найденное у нее под платьем, на груди, после чего поспешил ретироваться, не в силах вынести дольше грустной сцены. Бенита два раза жадно прочитала строки, набросанные Сеймуром, прижалась к ним губами, бормоча:

— Да, я буду вспоминать вас, Роберт, так горячо, как только может вспоминать женщина мужчину. Если вы по-прежнему ждете ответа, вы получите его — теперь или после. Где бы и когда бы мы ни встретились, мой ответ для вас всегда будет готов.

После полудня к Бените пришла миссис Джеффрис, принеся с собой своего ребенка. Она все еще была бледна, еще не совсем оправилась от пережитого потрясения; что касается ребенка, то он совершенно не пострадал от пребывания в теплой воде.

— Что вы подумаете обо мне? — воскликнула она, падая на колени перед Бенитой. — Но что я могла? Я сама не знала, что со мной делается. Ужас, боязнь за ребенка, — я все на свете забыла. — Она поцеловала спящее дитя. — Он отдал свою жизнь за меня, а другие в это время собирались отогнать меня ударами весла. Кровь его на мне, я знаю это; он умер, чтобы я и мой ребенок остались жить.

Бенита посмотрела на нее с участием и сказала:

— Может быть, он вовсе не умер. Не печальтесь. Если он погиб, то славной смертью, и я теперь больше горжусь им, чем если бы он жил так, как живут другие — те, кто хотел отогнать вас ударами весла. Зато вы с вашим ребенком вернетесь целы и невредимы к вашему мужу, — хотя я и заплатила за это жизнью того, кто должен был стать моим мужем.

Вечером Бенита вышла на палубу и беседовала с другими женщинами, спасшимися на катере, разузнавая малейшие подробности истории с Сеймуром. Но ни одного мужчины, за исключением Томпсона, она не удостоила хотя бы единым словом; те же, видя как обстоит дело, один за другим поспешили скрыться с ее глаз, как они уже поступили раньше по отношению к миссис Джеффрис.

«Касл» пробыл в зоне крушения тридцать часов, приняв на борт еще одну шлюпку с пассажирами «Занзибара» и одного из кочегаров, удержавшегося на обломке парохода. Но подойти близко к берегу и выслать шлюпки ему не удалось, так как поднявшийся сильный ветер настолько возмутил океан, что линия прибрежных валов стала абсолютно непроходимой. Зато ему удалось поделиться ужасной новостью, которая после этого в два-три дня облетела весь свет, с встречным судном, державшим курс в Порт-Элизабет. «Касл» также передал сообщение со списком фамилий всех спасенных.

Ночью того дня, когда у Бениты состоялся разговор с миссис Джеффрис, «Касл» бросил якорь на расстоянии видимости Дурбана, так как, принадлежа к крупным судам, он не мог пройти через нанос, образовавшийся в устье реки Береа, на которой расположен город.

На рассвете горничная разбудила Бениту, спавшую прерывающимся, беспокойным сном, сообщив ей, что ее желает видеть какой-то старый джентльмен, прибывший с берега на буксирном судне, причем она особенно подчеркнула слово «старый», дабы не вызвать у Бениты ложных надежд.

Одевшись при помощи горничной, Бенита поднялась на палубу как раз в то время, когда взошедшее солнце начало золотить реку, мыс, город и весь прекрасный Наталь, и увидела подле борта облокотившуюся на перила фигуру, от которой, несмотря на долгие годы разлуки, сразу повеяло чем-то хорошо знакомым, фигуру старика высокого роста, с седой бородой.

Она невольно вздрогнула, увидев этого задумавшегося старика. Ведь это был все-таки ее отец! Может быть, не только он был виновен в ссоре с женой… Она подошла к нему и дотронулась до его плеча:

— Отец!

Он обернулся с проворством, бывшим всегда одной из особенностей его характера и унаследованным дочерью.

— Моя дорогая, — сказал он, — я всюду узнал бы твой голос! Я слышал его во сне в продолжение всех этих долгих лет. Благодарю тебя, дорогая, за то, что ты вернулась ко мне. И благодарение Богу, что ты уцелела во время бедствия, погубившего столько других!… — Он обнял ее и поцеловал.

Бенита слегка отпрянула назад, так как он случайно задел рану на ее голове.

— Прости меня, отец, — сказала она, — но ты дотронулся до больного места. Я ведь была ранена.

Тут только отец заметил повязку у нее на голове и начал усиленно извиняться.

— Мне об этом ничего не сказали, — воскликнул он своим приятным, располагающим к себе голосом, в обладателе которого чувствовались родовитость и воспитание. — Мне только сообщили, что ты спасена. Такая, видно, злосчастная у меня судьба, что мне пришлось причинить тебе боль в первый же момент нашей встречи, мне, который и без того принес своей семье немало горя.