Тайны Парижа - Пьер Понсон дю Террайль

— И он женится на тебе?

— Завтра же, если только я захочу.

— Милая моя, — серьезно заметил на это Мориц Стефан, — я дам тебе совет, которому ты, конечно, не последуешь, потому что все люди спрашивают советов, заранее решившись оставаться при своем мнении. Тем не менее, я дам его тебе.

— Странный человек, — проворчала энженю.

— Брак для такой женщины, как ты, — рабство. Ты умрешь от скуки. После того, как ты проведешь полгода наедине со своим старым мужем в одном из его ирландских замков, окруженная смешными джентльменами и чопорными леди, прекрасный ротик твой будет открываться только для того, чтобы зевать, руки твои будут потягиваться и ты скажешь себе: «Боже мой, как бы мне хотелось поужинать сегодня в „Maison d'or“, поиграть в ланскнехт и вернуться к себе, на улицу Марбеф, и получить мигрень от выпитого аи».

— Постой! — воскликнула энженю. — Быть может, он и прав.

— Прав ли я! — сказал Мориц Стефан. — Да я уверен в этом.

— Браво! — крикнули несколько голосов.

— Дочь моя, — продолжал Мориц Стефан. — Да я скорее предпочту увидеть тебя влюбленной в живописца, дебютирующей перед пустым залом «Одеона», доверяющей дружбе женщин, чем женою лорда Г.

— Однако, — заметила Нини Помпадур, неглупая и пикантная, небольшого роста брюнетка. — Если у Фульмен есть долги…

— Ба! — ответила Фульмен. — Если я выйду замуж за лорда Г., то уж никак не из-за того, что у меня нет средств, а единственно от скуки. У меня тридцать тысяч ливров годового дохода!

— Тридцать тысяч ливров дохода! — воскликнул Мориц. — Да если бы меня звали Фульмен и у меня было такое состояние, то вместо того, чтобы вступить в брак, я весь отдался бы удовольствиям и безумной любви, бредил бы о безднах хаоса и о страсти будущего поклонника, влюбленного в королеву или обожаемого актрисой: два рода любви, которые неизлечимы.

— Дорогой Мориц, — прервала его Фульмен, — твоя короткая речь прекрасна и как нельзя лучше подойдет ко второй странице твоего журнала. Подумав хорошенько, в ней можно, быть может, найти смысл.

— Смейся, смейся! — спокойно заметил Мориц. — Через год леди Г. поймет то, что я сказал сегодня вечером Фульмен.

— Фульмен понимает это, мой милый. Но теперь я прошу у вас уже не совета, но времени подумать, то есть сегодняшнюю ночь. На рассвете я приду к решению.

— Фульмен, — спросил Мориц, — хочешь держать пари?

— Какое?

— Если я скажу тебе одно слово или, отведя тебя в сторону, сообщу тебе кое-что, то ты сейчас же откажешься от мысли выйти за лорда Г.

— Ей-богу! — смеясь, воскликнула Фульмен. — Мне очень хочется узнать твою тайну.

— В таком случае пойдем.

Мориц Стефан встал. Фульмен последовала его примеру.

— Милостивые государыни и государи, — сказала она, — я вернусь через две минуты.

Она провела литератора из столовой в будуар и заперлась с ним там. Мориц сел рядом с нею.

— Милая моя, я знаю тебя, ты воплощаешь в образе женщины всем столь известный образ Дон Кихота.

— Правда, — согласилась Фульмен.

— Препятствия раздражают тебя, увлекают и притягивают. Из всего, что я только что сказал тебе, ты слышала и приняла к сведению только одно, а именно, что твое независимое положение дает тебе право мечтать о романтической, полной приключений любви, которая будет раздражать твои нервы, возбуждать воображение и подстрекать твою гордость.

— Ты говоришь, как книга, мой милый, — сказала Фульмен, — к несчастью…

— Ну, теперь послушаем твое возражение!..

— К несчастью, — докончила Фульмен, — любви, о которой ты говоришь, не существует.

— Ты думаешь?

— В течение десяти лет я ни разу не встречала такого человека, который, увидев меня, не упал бы тотчас же на колени предо мною. Однако…

Она остановилась и, по-видимому, колебалась.

— Однако, — продолжал Мориц Стефан, — ты бы хотела встретить такого, не правда ли? Одного из тех людей, которые проходят в толпе с опущенными глазами, задумчивым челом, замкнутым сердцем, поглощенные высшими стремлениями, овладевшими всею их душой, всем их существом… одного из тех людей, у которых улыбка, отражающая сияние их души, не исчезла бы с губ даже тогда, если бы обрушилось над ними небо…

— Ты прав, — задумчиво проговорила Фульмен.

— Ты видишь теперь, моя тигрица с розовыми ноготками, — вскричал журналист, — что я разгадал тебя… О, женщина из мрамора и стали, — продолжал он, видя, что она о чем-то глубоко задумалась, — как я хотел бы видеть тебя влюбленной в одного из тех святых, всеми почитаемых, кроме таких женщин, как ты. Я хотел бы видеть, как глаза твои загораются от ревности, а твои коготки притупляются о каменное сердце, навсегда отданное другой, твой голос сирены и очаровательная улыбка разбиваются о страсть, которую ощущают к другой, подобно тому, как волна океана вечно и тщетно бьет в утес, который пытается сдвинуть с его гранитного пьедестала.

По мере того, как говорил Мориц, лицо Фульмен совершенно преобразилось. Фульмен была именно такой женщиной, о которой мог бы мечтать поэт. Когда глаза ее блестели, в них отражался небесный огонь; она была бледна, нервна и страшно красива; черные волосы ее были необычайно густы, губы алы, как июньские вишни, зубы ослепительно белы; когда она бывала чем-нибудь взволнована, едва заметная морщинка появлялась на ее широком лбу, а розовые ноздри раздувались, дыхание становилось чаще, а грудь подымалась, предвещая бурю.

— Ого! — пробормотал Мориц Стефан. — Мне кажется, что ты наконец-то поняла меня.

— Да, — сказала Фульмен, — я хотела бы встретить такого человека, который взглянул бы на меня равнодушно, даже с презрением, который поднял бы чело среди всех этих склоненных голов и с улыбкой пожал бы плечами в тот день, когда я пожелала бы быть любимой им… Но ты ошибаешься, мой бедный Мориц, мы с тобою поэты, но мы забываем, что все остальные люди угодливы, тщеславны и низки. Того, о ком ты говоришь, не существует.

— Ты ошибаешься, — ответил Мориц, — я знаю такого человека, о котором ты мечтаешь.

— Ты?

— Я! — спокойно подтвердил Мориц Стефан.

— И этот человек молод?

— Молод, красив, умен и… богат.

— О! Мне до последнего нет дела! И… он любит?

— Он таит в глубине сердца сильную, таинственную страсть, предмета которой не знает никто, хотя она и подтачивает его жизнь. Какая женщина — демон или ангел — была причиной того, что лоб его покрылся морщинами? Никому на свете это неизвестно. Но с полгода уже жизнь его сделалась загадкой, и эту загадку я желал бы, чтобы разгадала ты.